Голубое небо радовало глаз своим спокойствием и умиротворенностью. Веселое щебетание птиц, свежая зелень на деревьях и кустах, молодая, но уже высокая трава на газонах. Все проявления новой весны, пробуждение природы после долгой зимней спячки, напоминало отрезвление и пробуждение людей, их добровольный отказ от мерзостей, жестокостей и зверств этой войны. В сердцах людей появились побеги доброты и человечности.
Наверное, именно поэтому содержание пленных в помещении без глотка свежего воздуха было расценено русскими, как негуманное отношение к людям, пусть даже и врагам, отчего Кизим распорядился устроить военнопленным часовую прогулку.
Пока рядовые фрицы и унтер офицер под присмотром наших часовых прогуливались по двору, обер-лейтенант Кунц спокойно затягиваясь американскими сигаретами, говорил, сидя в курилке вместе с Кизимом и лейтенантом Винник, а последний переводил рассказ немецкого офицера. Офицеры уже выкурили не по одной сигарете. Кунц неспешно, подбирая нужные слова, рассказывал о том, как он воевал сначала на западном, а потом на восточном фронте. Его впечатления о России были полны драматизма, страха и большого уважения к русским, как к достойным врагам.
- …в январе 1942 года нас отправили назад в казармы. А уже в марте мне было присвоено звание «офицера немецкого Вермахта». Нас распредели на все четыре стороны в регулярные части войск. Я получил направление в город Ашаффенбург в Баварии. В одну из частей шестой Армии.
Через некоторое время нас отправили во Францию в небольшой городок на границе со Швейцарией. Это было прекрасное время. Мы помогали крестьянам. Войны мы не чувствовали. Но все хорошее приходит к концу. Летом 1942 года мы получили приказ отправиться на Восточный Фронт.
По железной дороге в Россию, каждые десять минут шли транспортные поезда с материалом и солдатами. Я находился в вагоне противовоздушной обороны, сразу за паровозом. Однажды мы остановились на польском вокзале, мне было приказано явиться к ротному командиру в последний вагон поезда. Как только я добрался до нужного вагона и получил указания… поезд вдруг тронулся… я еле добежал до своего вагона, но забраться в него я не смог… залез в соседний и сел на сено, чтобы отдохнуть… вдруг я заметил, что противоздушный вагон горит… Я приказал солдатам выпустить очередь из пулемёта в сторону паровоза – дабы машинист заметил и остановился. …после выяснилось, что в вагон во время моего отсутствия на вокзале, кто-то подбросил поджигающее устройство… вагон спасти не удалось… пришлось спустить его под откос. После было конечно много неприятностей со следователями из СС. Они сделали заключение, что это было дело рук польских партизан.
Когда я прибыл в расположения нашей части, то доложил «лейтенант Кунц прибыл с родины». Я прибыл служить здесь и со страхом ждал первых боев. Знакомые лица встретили меня в части… одного только не хватало. Карл Дефо, мой лучший друг, погиб. Он раньше был со мной в одной комнате, когда я учился в учебке.
Наша часть стояла у большого поворота реки Дон, напротив Воронежа. Вернувшись из дома, я конечно тут же получил наряд. Командир роты приказал мне с моим взводом целые сутки охранять окопы. …В один из дней мы были почти готовы с раздачей еды, как я увидел двух русских перебежчиков… При допросе выяснилось, что напротив нас стоит русский штрафной батальон. Они дезертировали потому, что обращались с ними очень плохо. Я приказал их накормить горячей едой… они с жадностью проглотили все. Ночью я отправил их в тыл. На нашем отрезке было десять офицеров со своими подразделениями… так, что вскоре опять подошла моя очередь охранять окопы. Падал снег. При контролях часовых постов, я предупреждал всех – смотрите, будьте сегодня особо внимательны… Эта погода для вылазок… Русские могут этим воспользоваться. Надо мной только надсмехались: «Ты приехал из дому, и хочешь нас учить, как себя здесь вести»? Серебристо светил любимый мной месяц на русский ландшафт. Я окончил свой обход, сидел в бункере и ел… Вдруг мне стало очень не по себе, беспокойство залезло мне в душу.
Я собрался и опять пошел проверять посты. Вместе с одним солдатом я шел по извилинам окопа. Автомат висел на моем плече. Мы как раз обошли колено в окопе, как я увидел три человека, которые шли в нашу сторону по полю. Они уже почти достигли нас, когда я спросил их пароль. На чисто немецком языке они назвали пароль той ночи. Это были наши саперы, имевшие задание устранить повреждения в проволочных заграждениях. Опять мы прошли поворот окопа, как я увидел пять человек, шедших в нашу сторону… Я подпустил их ближе и приказал: «Стой, пароль?…» Люди тут же повернулись… и уронили какой-то квадратный объект. Я бросился на этот объект и увидел, что это русский ящик с гранатами. Я сорвал автомат с плеча и побежал вслед за русскими. Когда мне надо было пройти поворот окопа, я осторожно выглянул из-за него, чтобы убедится в том, что дорога свободна. На расстоянии 15 метров от меня эти пять русских в нише окопа решили спрятаться от меня. Я приложил к плечу автомат и выпустил длинную очередь в их сторону. Громкий вскрик этих людей подтвердил мне, что я их уничтожил. Они хотели, спрятавшись, уничтожить своих немецких преследователей. Но они просчитались,… Я был осторожен и хорошо обучен.
Предсмертный вскрик русских, имел последствием, что со всех сторон в наши окопы полетели ручные гранаты. Русские, как, оказалось, продвинулись настолько вперед, что были уже за пределами наших окопов… мы оба с солдатом сидели среди них… Мгновенно я побежал назад, крича при этом: «не стрелять… это я лейтенант Кунц!» Через некоторое время я достиг места, где было мое отделение. Мне на глаза попался пятидесяти миллиметровый миномет… Я повернул его и стал стрелять из него, как быстро я только мог в сторону русских… Между тем, начала стрелять наша артиллерия и через несколько минут все было законченно. На следующее утро мы насчитали вокруг наших окопов больше ста убитых русских. Убитые мною лежали в куче в нашем окопе. Мы потеряли шесть человек на минах… Русские успели их разложить, на подходах к нашим блиндажам. Меня в тоже утро отправили на курс обучения (как строить блиндажи) и поэтому я не смог сам доложить о ночных происшествиях нашему ротному командиру… Каммерад, который вместо меня сделал это донесение, почему-то высказался противоречиво, что я не сразу открыл огонь по этим пятерым русским, а с начало убедился, что это действительно были русские… Этим самым были запрограммированы неприятности для меня… Но у меня были на это веские основания… мы вели длительную окопную войну, была поздняя осень, было очень холодно, для наших блиндажей нужны были дрова… Не все подразделения своевременно заботились об их заготовке… и ночью случалось, что отделения воровали друг у друга эти дрова… и если они ловились на этом…- то они, тоже заикаясь называли пароль… поэтому мгновенно применять оружие было рискованно – можно было и пристрелить своих… Мне простили… Но вознаграждения я не получил. Когда я вернулся с курсов… все уже об этом случае забыли… Но наш ротный получил за «свое геройство» в ту ночь железный крест первой степени. Однако я знал, что если бы не мое предчувствие в ту ночь, то от нашей роты не осталось бы, наверное, ни одной живой души. Но так всегда среди людей… дела одного замечают, а другого нет. Ирония судьбы: русские проникли в наши окопы именно на том месте, где я предостерегал часовых об опасности той ночи… Сам Бог защитил меня в ту ночь. И без всяких награждений каждый из нас готов был отдать все за свою отчизну… Командир роты поступил, конечно, гадко по отношению ко мне. Однако я и дальше честно выполнял мои служебные обязанности.
Просочились слухи, что русские прорвали нашу оборону на участке фронта, где стояли итальянцы и венгры. Чтобы нас не постигла та же участь, нам пришлось драпать. Быстрым маршрутным темпо мы начали отступать. На наше счастье наш батальон был в полном составе. Мы были ещё довольно сильны. Мы старались не соприкасаться с противником. Все шло превосходно, но в один прекрасный день стычки с противником избежать не удалось. Русские просторы бесконечны. Ты утром уже видишь свою цель, добираешься до неё только поздно вечером. В России мы считали не нормальными километрами, а так называемыми «резиновыми километрами». Внезапно нас обстреляли из засады. За сугробами мы нашли укрытие. Мне было приказано: «Кунц, идите дальше вдоль дороги пока очутитесь за холмом. Там подготовьте для батальона оборонительные сооружения. Мы будем до тех сдерживать здесь русских..» Изо всех сил я пустился вперёд. Над моей головой ревели снаряда вражеской артиллерии. Каждый раз я бросался на снег или в воронки от снарядов. Если опасность снижалась, я бежал дальше, с целью скрыться за холмом. Посмотрев назад, я увидел, что русские сидят на высоте и прекрасно могут обстреливать всю полосу вдоль дорожной колеи. Я опознал, что не продлится долго, и они уложат меня. Нужно было как можно скорее исчезнуть из поля их видимости. Вдруг я услышал голос: «Господин офицер, возьмите меня с собой». Откуда появился этот неизвестный солдат, я не понял. Во всяком случае, я приказал ему иди за мной скрываясь, за каждой возможностью. Опять загремели над нами артиллерийские снаряды, для меня это означало бросаться на землю. Товарищ, присоединившийся ко мне игнорировал свист и бежал дальше. Тут его и задело. Обе его ноги были оторваны. Я наклонился над ним и понял, что уже ничем помочь ему не смогу… и бросился дальше выполнять свое задание, оставив его на произвол судьбы. Я добрался до указанной высоты и нашел укрытие. Вскоре появился мой батальон и я мог указать им дорогу к укрытию. Через некоторое время я заметил вражеский пулемет, который был установлен на кухонной повозке у дороги, вдоль которой я пробился. Этот пулемет обстреливал наш правый фланг и приносил нам большие потери. Я сказал одному камраду: «Я положу свой пулемет на твои плечи и буду считать до трёх, после это мы одновременно выскочим наверх, и я уложу вражеского пулеметчика на кухонной повозке». Было ужасно холодно, руки и ноги не реагировали так быстро, как бы нам этого хотелось… прежде чем мы выскочили наверх, вражеский пулеметчик засек нас и обезвредил… Мой камрад получил две пули в грудь, а меня он ранил в бедро. Сначала я подумал, что пуля попала в мой живот. Я притаился и наблюдал дальше за дорогой. Тут я увидел, как русские собираются в группу и направляются в нашу сторону. Я закричал «русские идут». Вдалеке стоящий офицер ответил: «Я никого не вижу» Я ответил ему подойди поближе ко мне, тогда увидишь. Он подобрался ко мне и увидел наступающих русских и отдал приказ обстрелять их из 100 миллиметровой пушки. Русские залегли… Это использовал товарищ по унтерской школе, Отто Карголь и спас меня, положив меня на шерстяное одеяло и утащив меня, как на санках из-под опасной зоны. Когда он меня тянул, в меня ударила еще одна пуля… она пробила мою шинель, мою телогрейку и застряла в кармане штанов. Эта пуля долгое время являлась моим талисманом. До тех пор пока я вернулся домой и показал ее своим родителям…
Меня погрузили на повозку, до этого мне обработали мои ранения. Поездка шла назад на запад. Но вскоре солдаты, везшие меня выяснили, что я не из их роты и ближайшей деревне выгрузили меня. Ползком я добрался до одной хаты. Там я наткнулся еще на несколько раненных. Среди них был и офицер Карл Энгель. Он отморозил себе обе ноги, он их больше не чувствовал, говорил, что ощущение, как будто деревяшки. Мы немножко отогрелись, и я сказал Карлу: «пошли, выползем к дороге, может нас кто-нибудь подберет». Но это нам не удалось… все говорили одно и то же: «Да, да… вот прорвем окружение, тогда вернемся и заберем вас».
Пришлось нам опять вернуться в избу с тяжело раненными. Стоны камрадов действовали на наши нервы. Карл Энгель вдруг скал: «Друг, застрели меня. Мы отсюда больше не выберемся». «Нет Карл, пробурчал я, пока я еще могу думать, мы постараемся выбраться отсюда». Мы опять поползли на улицу… «Возьмите нас с собой»… никакой реакции. Вдруг я увидел санную повозку. Сани были загружены пулеметами… не раздумывая, я выбросил их в снег. Потом я лег кучером спереди… Карл, лежа сзади… и в путь. Лошадка попалась добрая, галопом мы быстро подались вслед за нашими отступающими войсками. Без всякой еды мы пробивались дальше… Откуда нам было что-либо достать? Нами никто не интересовался. Мы были оставлены на произвол судьбы среди отступающих. Наша лошадка покормилась один только раз, пощипав немножко соломы с крыши сарая. Дальше шла наша поездка по заснеженным далям России. Мы пересекали низину… Вдруг обстрел… Русские обогнали нас стороной… Я вижу, как сегодня, как большие лошади падали и снег дороги стал красным… наша маленькая лошадка, как черт пустилась галопом, спасая тем самым нашу жизнь. Через некоторое время я почувствовал, что моя рана начала гнить… и прорвалась. Мы уже две недели находились в пути, как заметили большое скопление людей. Это был двор сахарного завода с железнодорожным подключением. Санитары грузили раненных на свои повозки. Кто-то прокричал: «Еще один стоящий может быть загружен»… Я тут вскочил и из последних сил, хромая забрался на санитарную повозку. Нас отвезли к стоящему под парами поезд и погрузили в вагон – поезд тут же тронулся. Я нашел себе место в соломе, для лежания. Поезд направился в Германию. Так я очутился в Дрездене.
Из писем родителей я знал, что мой брат Вальтер служил инструктором в этом городе. На вокзале я попросил офицера полевой жандармерии позвонить моему брату, дабы тот навестил меня. Он сделал это. К счастью, мой брат смог тут же приехать и навестить меня в этом санитарном поезде. Эта встреча с моим братом, была единственной за все время войны. Мой брат рассказывал, где он везде побывал. Во время захвата Польши, рассказывал он, мы захватили одну деревню, когда мы вошли, то увидели, там было много повешенных.
1 2 3 4 5 6 7 8