От такой картины у любого мужчины, наблюдавшего за этой прогулкой, невольно сжималось сердце. И пусть это были ни его дочки, пусть чужие, вражеские, но они вызывали щемящее чувство жалости! Разве они были виноваты в жестокости и зверствах их отцов и земляков?! Скорее болезни этих невинных созданий как раз и были результатом тех действий, божьей карой, настигшей пока только их, безвинных и чистых!
За девочками приглядывал почти весь персонал. Frau Garson, опасаясь русских военных ходила по двору и внимательно следила за каждой воспитанницей. Она одним глазом смотрела на девочек, а другим изучала каждого мужчину, находящегося вблизи ее зоны ответственности.
Helen выглядела более спокойной и уверенной. Женщина вышла через пять минут после появления основной группы. Ее взгляд сразу же отыскал, стоящего немного в стороне Кизима. Немка, не отводила от него взгляда, дожидаясь, когда он ее заметит, и только после этого, сделав вид, что случайно остановила на нем взгляд, довольная улыбнулась и отвернулась в сторону своих воспитанниц. Капитан курил сигарету и разговаривал с Винником. Молодой офицер хотел отпроситься в расположение штаба корпуса. Там у него возникли какие-то личные дела.
- Ну, товарищ капитан! Ведь Вы все равно пошлете в штаб человека! А так и я свои вопросы решу! – уговаривал Кизима младший лейтенант.
- Сережа! А кто будет переводить, пока тебя не будет?! Ведь я со своим немецким смогу только скомандовать «руки вверх»!
- Так, Петр Трофимович, молодая немка знает русский! Я точно Вам говорю! Я с ней разговаривал! Она все понимает и неплохо говорит, только акцент сильный!
- Когда ты все успеваешь?! Мы вчера только заняли позиции!
- Так, я после Ваших указаний столкнулся с ней во дворе и, так получилось, что заговорил с ней по-русски, она все поняла. Я начал ее расспрашивать. Оказалось, она учила русский в школе, а потом немного общалась с нашими, угнанными в Германию. Давайте ее позовем и поговорим с ней! Вот увидите, она все понимает и говорит по-русски! Ну, товарищ капитан! Ведь я быстро! Доложу товарищу полковнику, потом за час встречусь с человеком и мы сразу же вернемся! Всего-то меня не будет часа три, от силы четыре! – не унимался Винник.
Капитан задумался. Он стряхнул пепел с сигареты, посмотрев на нее, увидев, что она почти докурена, затушил ее и выбросил в урну. Потом внимательно посмотрел на юношу. «Черт побери! Молодость! Уж очень ты хочешь!»
- Ладно! Зови немку! Если она действительно понимает, то поедешь.
Младший лейтенант довольный от того, что ему удалось уговорить командира, козырнул и побежал к молодой женщине. Helen стояла возле скамейки и изредка погладывала в сторону Кизима. Он же проводил взглядом молодого лейтенанта. Тот, подойдя к немке, что-то начал ей говорить. Она несколько раз кивнула головой и пошла вслед за ним.
- Вот, товарищ капитан, frau Helen, - доложил Винник, когда они вместе с девушкой подошли к нему.
- Очень приятно! – улыбнулся командир и обратился к немке. - Здравствуйте Helen. Вы действительно знаете русский? Почему Вы вчера не сказали мне об этом?
- Вы не спрашивать меня. И я знаю плохо язык. Только немного понимать.
- О! Это уже много! Вы его учили в школе?
- Да.
- А потом практиковались с пленными?
- Найн! Не пленными! Работниками. Они работать в другой городе на фабрике. Я лечил некоторых из них. Женщин.
- А что с ними было?
- Как это… - немка замолчала, подбирая нужные слова, - женские болезни. Я психиатр, но нас учить и другим курсам. Другого врача не было. Поэтому я лечила.
- Ясно. Helen, Вы не будете возражать, если на несколько часов я воспользуюсь Вашим знанием русского языка? Мне нужно отправить нашего уважаемого переводчика по делам на несколько часов. И могут возникнуть проблемы с переводом. Поэтому я хочу Вас попросить помочь мне. Конечно, если Вы не будете возражать!
Винник с надеждой смотрел на девушку. Она же, посмотрев на него, от души рассмеялась.
- О! Нет! Конечно, нет! Я помогать Вам!
- Спасибо! Тогда при необходимости я воспользуюсь Вашей добротой! А сейчас Вы можете заниматься своими делами, - сказал ей Кизим и, проводив ее взглядом, взяв за локоть младшего лейтенанта, повел его в библиотеку. Уже по ходу командир начал объяснять задачу и давать конкретные указания.
* * *
Рота, быстро освоившись на новом месте, зажила своей обычной жизнью. Наряды, несение караульной службы, уборка территории, политинформация, личное время.
После того как Винник уехал в штаб, получив кучу указаний, Кизим спустился во двор. Здесь, в беседке, оборудованной под курилку, он присел на скамейку и закурил. Было тихо и тепло. Солнце приятно грело спину. Еще не чувствовалась летняя жара и солнечные лучи не вынуждали прятаться от них в тени. Часовой, охранявший спортзал, напрягся, увидев командира. Но спустя несколько минут успокоился и продолжил службу в обычном режиме.
Вскоре во дворе появилась Helen. Она побродила бесцельно и, сделав вид, что только сейчас, а не сразу заметила командира роты, медленно направилась в беседку.
- Можно мне здесь находиться? – спросила она, войдя.
- Конечно. Вы не пленная и можете находиться где угодно, кроме запрещенных зон.
- Danke! – она села напротив капитана. – Какая хорошая весна. Тепло! Весна! Вы любить весна?
- Да. Я люблю весну. Впереди еще лето, а холодная зима позади! – тихо ответил Петр Трофимович.
- И я люблю весна! Все оживает! И приходит конец война! – она грустно посмотрела на собеседника. – Скорее бы!
- Скорей бы, - согласился с ней Кизим.
В беседке на некоторое время воцарилась тишина. Helen сидела молча, разглядывая дом, двор, будто видела их впервые, и изредка бросала взгляды на офицера. Кизим докурил американскую сигарету из пачки с верблюдом, немного посидел и медленно стал вставать, решив, что разговор окончен. Увидев это, Helen поспешно обратилась к нему, боясь, видимо, его ухода.
- Скажите, что будет с нами?
- С кем?!
- …с девочками, с персоналом, с Кунцем?
- Helen, я не провидец. Я не могу сказать, что будет через десять минут, тем более что будет со всеми людьми в будущем. Могу только сказать, что девочек отправят в лечебницу, Вы сможете уехать домой или туда, куда захотите, впрочем, как и весь персонал пансионата, Кунца и солдат, скорее всего, поместят в лагерь для военнопленных.
- А Вы? Что будет с Вами?
- Я? Я продолжу служить до окончания войны. Потом уеду на родину.
- У вас там семья?
- Нет… жена погибла, родители умерли…
- Извините…
- Ничего.
- Во всем виноваты мы! Это чувство вины у немецкого народа будет очень долго! – она смотрела на капитана и в ее глазах блестели слезы. Он не смог ей сразу ничего ответить. Да и что он мог сказать?! Сказать, что немецкий народ не виноват?! И во всем виновен только Гитлер?! Но разве только Гитлер воевал, расстреливал, сжигал, уничтожал?! Разве не немецкий народ все это делал?! Разве не немецкий народ, вскидывая руку вверх, кричал «Да здравствует фюрэр!», а потом загонял толпы народа в газовые камеры, сараи Хотыни, вешал ни в чем не повинных стариков, женщин и детей!
Вот, напротив него сидит немка, представитель того самого народа. Но почему у него нет к ней ненависти?! Разве не должна она принять на себя часть справедливого гнева, за все страдания, выпавшие на его долю и на долю миллионов людей разных национальностей?! Разве не проще обвинить эту немку в начале войны и ее последствиях?! Ведь она частица немецкого народа. И она, в этом он был уверен, тоже кричала «Хай Гитлер!» Однако, после довольно долгого его молчания и долгого ее ожидания, Кизим в задумчивости сказал:
- Народ здесь ни причем! Он не совершает преступления, их совершают люди! Каждый человек в отдельности. Тот, кто стреляет, вместо отказа от убийства, тот, кто вешает, сжигает и не мучается потом совершенным преступлением.
- Но народ состоит из людей! – воскликнула немка. – И чем больше людей исполнять преступные приказы, тем страшней народ!
Она встала, быстро подошла к мужчине, который сидел напротив нее, и устало смотрел куда-то в сторону. Остановившись перед ним, Helen задрала рукав своей черной кофточки и показала ему оголенную руку, на которой синела аккуратная татуировка в виде нескольких цифр.
- Вы знаете, что есть это?
- Нет…
- Это память о лагере… но перед ним был гестапо… - ее глаза сверкали капельками слез.
- Но почему? За что?! – Кизим был поражен. Он никак не мог предположить, что эта красивая молодая женщина, будучи немкой, побывала в гестапо и в концлагере. Чем она могла так напугать фашистов.
- На меня донести соседи, которые знали, что я помогать больным русским. Они сообщить гестапо, что я ваша шпион. Меня пытать и потом поместить на год в исправительный лагерь.
- Простите меня Helen…
- О! За что?! – удивилась девушка.
- За то, что мы считаем фашистами всех немцев!
- О! Нет! Нет! Вы не думать, что я оправдываться! – ее глаза мгновенно высохли, и она превратилась в гордую арийку. – Я только говорить, что немецкий народ весь виновен в этой война.
Женщина опустила рукав и вернулась на скамейку. Кизим почувствовал, как она пожалела о том, что произошло и теперь ей неудобно за свою откровенность. Чтобы как-то отвлечь ее от чувства неловкости и воспоминаний, он задал глупый вопрос, о котором потом тоже пожалел.
- Helen, а Вы были замужем?
- …найн. Моего жениха убили под Москвой. Мы знать друг друга с детства, жила вместе в одном доме.
- Еще раз простите…
- Нет, не надо извиняться. Ведь и у Вас много горя…
- Да… война никого не пощадила…
- Простите, - девушка встала, - мне надо идти. Скоро прогулка девочек, я должна помогать frau Garson.
- Да, да, конечно! – Кизим встал, провожая немку.
* * *
Ближе к вечеру, закончив проверку караула, комроты сидел в библиотеке и листал какую-то книжку. Она была на немецком языке, который он так за все время войны и не выучил. Петр Трофимович не пытался понять, о чем книга и не старался перевести текст. Его привлекали в ней красивые репродукции старинных гравюр. Это занятие его увлекло, и он не сразу услышал стук в дверь.
- Товарищ капитан, разрешите?! – после довольно продолжительного стука в библиотеку вошел дежурный по роте.
- Слушаю.
- В расположение нашего подразделения прибыл майор-танкист с ординарцем. Спрашивают Вас.
- Хорошо. Скажи, что сейчас буду, - Кизим встал, взял с кресла портупею и неспешно стал застегивать ремень.
Во дворе он увидел майора-танкиста и бойца в танковом комбинезоне. Майор сидел в курилке, курил и внимательно рассматривал гуляющих девочек. На вид ему было не больше тридцати. Выглядел он молодо, но в его волосах кое-где уже искрилась седина. Внимательно рассмотрев гостя, Кизим решил, что танкист скорее всего душа любой компании. Такие мужчины очень высокого мнения о себе и они нравятся женщинам. Заметив Петра Трофимовича, молодой офицер встал и, не вынимая сигареты изо рта, пошел навстречу.
- Приветствую, тебя капитан! Майор Иванов! Командир сто тридцать четвертого.
- Капитан Кизим. Командир роты охраны штаба корпуса.
- Очень приятно, - танкист крепко пожал руку капитана, - вот, ехали в расположение нашей части и нарвались на отряд фрицев примерно в двадцати километрах к северу отсюда. Пришлось улепетывать. Если бы не «союзник», - он махнул головой в сторону «Виллиса», неизвестно где бы щас были: у тебя или у господа бога в гостях! Пока убегали, заблудились и выскочили к вам. Слушай, капитан, разреши заночевать у тебя. Скоро ночь, а до полка еще ехать и ехать. Боюсь, снова нарвемся на фрицев. Дорог не знаем, карта хоть и есть, но все по-немецки! Тем более, ночью! Хрен поймешь где – что! Тут и днем-то заблудишься! А завтра с утреца мы с бойцом двинем к нашим. Ну что, поставишь на временное довольствие в своем цветнике?!
- Хорошо. Конечно, оставайся. Место найдем. Ординарца определим к моим бойцам, а тебе найдем отдельное помещение.
- Ну, спасибо тебе, капитан! Как звать-то тебя?
- Петр.
- А меня Николаем! Что, будем знакомы, «царица полей»! – он еще раз крепко сжал руку Кизима и многозначительно потряс флягой, висевшей у него на ремне. – Где мы можем употребить свои боевые сто грамм за знакомство и за победу? Надеюсь, есть чем закусить?!
- Пойдем, - хозяин повел гостя в свой кабинет-библиотеку. По пути он подозвал дежурного, и сказал ему, чтоб тот организовал накрытие стола.
В библиотеке танкист по-хозяйски снял портупею и фуражку, и бросил их на диван, на котором спал Кизим. Затем он прошелся по помещению, скрипя почти новыми сапогами и заглядывая во все углы.
- Хорошо устроился! Мне бы так! И хоромы и гарем!
- Этот «гарем» несовершеннолетний!
- Ну, не скажи! Есть там экземплярчики! Да хотя бы та немочка, что присматривает за ними! А?! – он хитро подмигнул капитану и громко рассмеялся, - глаз, наверное, положил?! Ну, не бойся, не отобью! Хотя я бы всех их к стенке и не дрогнул бы!
Вскоре, постучавшись, вошел дежурный и принес закуску. Боец разложил еду на столе, предварительно накрыв его газетой «Красная звезда». Майор, не дожидаясь пока боец закончит, взял свою флягу с дивана, подошел к столу и стал разливать спирт по железным кружкам.
- Что, капитан! Вздрогнем?! За нашу победу!
- Вздрогнем, - Кизим тоже подошел к столу, когда дежурный вышел. – Давай, майор, выпьем за то, что остались живы, и за то, чтоб больше никто не погиб!
- Давай! Много мы похоронили друзей закадычных. Скольких боевых товарищей полегло по пути в логово! Знаешь, капитан, я хочу въехать в Берлин на своей «тридцать четверке», дать бронебойным по рейхстагу и закончить на этом войну. Вот тогда я напьюсь, так напьюсь! Ой, держитесь немки! Покажу вам, какой он русский мужик!
Они выпили, майор налил еще по одной. Кизим закусил толстым шматком сала с черным хлебом и, вновь взяв кружку, спросил:
- За что получил Красную звезду?
- За Курск! Ох, и бойня там была! Вспомнишь, и жуть берет! Дым, дым, огонь, везде. Если есть ад, то я был в нем! Где наши, где фрицы?! Ничего не поймешь!
1 2 3 4 5 6 7 8