Она много говорила о том, что переберется отсюда, но оставалась по той же
причине, что и все они: ей нужно было с кем-нибудь говорить, а иначе можно
было сойти с ума.
- Что это еще такое? - спросила она, отводя в сторону скрученные
ленточки и посмотрев долгим взглядом сначала на Кипа, а затем на Нэнси. -
Пропойца и сумасшедшая, - сказала она утомленно, но ее горло напряглось,
так как ей пришлось перекрикивать леденящие душу вопли, рвавшиеся из
проигрывателя.
- ...как прекрасная мелодия, - вскричал голос с пластинки.
Раздался заключительный аккорд оркестра, музыка прекратилась и только
слышен был скрип самого проигрывателя. Нэнси спустилась со своего трона.
- Выключи его, - сказала Анжелика.
Нэнси продолжала идти, двигаясь как восковая фигура. Она опустила
иглу в желобок крутящегося диска и, развернувшись, пошла к трону, но еще
не раздалось ни звука, как Анжелика была возле проигрывателя и сняла иглу
с пластинки. Нэнси опять повернулась и пошла к проигрывателю.
- Послушай, - сказала Анжелика, - у меня был трудный день...
Нэнси опустила иглу.
Анжелика резко отбросила иглу, сняла пластинку и, ударив ею о крышку
проигрывателя, разбила ее на дюжину кусков.
- ...и я устала, - продолжила она. - Устала! Теперь ты понимаешь?
Нэнси ничего не ответила. Она взялась двумя руками за фотоаппарат и
отскочила назад. Ремень фотоаппарата потащил и Анжелику, пока не соскочил
у нее с головы. Нэнси бросила фотоаппарат и нанесла Анжелике удар до того,
как та ударила ее снизу. Они упали и покатились, вцепившись друг другу в
волосы, визжа, как несмазанные петли на дверях.
Кип нащупал позади себя дверной косяк и, пошатываясь, приподнялся. Он
вычислил направление, добрался до середины комнаты и нагнулся, чтобы
схватить Анжелику.
Она была скользкой, как рыба, в своем пальто, но он собрал в охапку
весь этот мех и поднял ее, хотя она лягалась. Затем кто-то подставил ему
ножку, и он тяжело упал на твердый фотоаппарат и мягкое теплое тело. Удар
погасил свет в его глазах. Когда он снова попытался сесть, чей-то локоть
ударил его по подбородку, а когда он вновь начал падать, то чьи-то ногти
расцарапали его нос. Он ударился головой об пол, как о покрытый ковром
обломок кирпича.
Когда он опять стал понимать, где верх, а где низ, то выполз из
свалки и пополз от этого места. Но дверь, которую он открыл, оказалась не
той, и он вывалился в холл. Там его и вырвало.

Кто-то пнул мусорный ящик, и эхо прокатилось по темной улице.
Кип сидел на холодных каменных ступенях, сжимая голову руками. Ночной
воздух струился сквозь его пальцы. Он прислушивался к пустоте внутри себя.
Он был одиноким пьяницей, его тошнило, и голова у него была вся в ушибах,
но голоса исчезли! Он снова был пустым домом, отвратительным и пустым,
пустым и холодным.
Это все-таки оказалось для них слишком много. Они хотели драки, но не
желали шишек. Хотели пить - но не до рвоты.
А, может быть, они уже были готовы уйти. Никто из них больше не
задерживается надолго. Их перебывало в нем... Сколько же их было со
вторника? Он потерял счет.
Однако, пустым он тоже оставался ненадолго.
Итак, Кип сидел здесь - это была та короткая передышка, когда он
находился в здравом уме, - лицом к лицу с фактами, о которых он не хотел
помнить и о которых ничего не хотел знать.
Анжелика.
Он уже знал, что случилось с ним. Знал уже на протяжении долгого
времени. Каждое новое вторжение было хуже, чем предыдущее; он получал
наросты, и морщины, и икоту, и изжогу, и перхоть, и пятна парши, и
растущие внутрь ногти на пальцах ног. А, возможно, будут болезни и еще
хуже. Он был разрушающимся старым домом, разделенным на квартирки с
холодной водой и общими спальнями, заполненными временными жильцами с
дырками в носках. Когда-то он был ценной собственностью, и его владельцы
заботились о нем. Теперь он обесценился.
Покатился вниз по тернистой дорожке разрушения. Больше не было
никакого смысла в том, чтобы пытаться выгнать их. Не хватало времени и, в
любом случае, они уходили, как только были готовы к этому. В том
состоянии, в котором он был сейчас, единственное, что он мог сделать, это
ухватиться за тот маленький обломок самого себя, который еще оставался, и
бороться с ними, когда они пытались заставить его делать что-нибудь
особенно подлое. Но достаточно скоро он не сможет делать даже этого. До
свиданья, обломок самого себя. Здравствуй, зомби.
И он смирился со всем этим. Потому что, возможно, он был трусом.
Но Анжелика...
Анжелика следовала за ним по этой дороге шаг за шагом, безупречная
для дурно воспитанного человека, святая для опустившегося. И теперь, когда
он осознал то, что знал все это время, стало совершенно очевидным, что ею
тоже владеют духи. Такой же была и Нэнси - и, хотя он не мог доказать
этого, но он чувствовал всеми печенками, что такими были почти все. Если
подумать о том, как много людей умерло на планете со времени пещерного
человека, и какое малое количество их заслужило райскую жизнь (если она
существует), то еще удивительно, что они не кишат кишмя в каждом
человеческом мозгу, как безногие личинки в отбросах.
Как много проклятых душ может танцевать на кончике иглы?
И что же ему все-таки делать?! О Господи, не удивительно, что они
изолировали его; он был носителем инфекции. Нет! Он был разрушающимся
домом, и он понижал ценность всех хороших домов вокруг себя и в
окрестности. А соседями его были Анжелика и Нэнси.
Нэнси, похоже, не очень изменилась. Она просто вернулась к своему
прежнему ненормальному состоянию, вот и все. У нее был только один
проблеск рассудка - в тот день, когда она взяла себя в руки, чтобы помочь
ему. Возможно, ее обитательницами были старые девы, слишком упрямые, чтобы
перемещаться куда-либо, которые живут в старом доме, даже когда все вокруг
них начинает сдаваться в аренду и покрываться сорной травой. Но жильцы
Анжелики были не такими.
Очистка трущоб.
Когда ближайшие окрестности начинают приходить в упадок, можно ли
остановить этот процесс? Иногда. Возможно.
Если правильно выбрать дом и разрушить, снести его.
Пьян... Мысли кружились в его голове, мягкие и смутно-яркие, все было
ясным теперь, за исключением размытых краев. Но Кип не мог устоять на
ногах, все путалось, и когда он попытался встать, его колени согнулись не
в том направлении. Он не сможет найти аптеку без фонаря... не сможет
прочесть наклейки, чтобы определить, где яд. А отпущенное ему время
уходило.
Вверх по ступенькам. Он упал и ободрал колено. Но продолжал
двигаться. Кип пересек вестибюль - судя потому, что запах нафталина и пыли
ударил ему в нос - и стал подниматься вверх по лестнице. На лестнице
нельзя заблудиться, пока можешь отличить верх от низа. У него была цель
там, наверху. В его комнате должно найтись что-то подходящее - бритвенное
лезвие, например; а если его там нет, то существует окно.
И в конце концов, он хотел видеть их опять перед тем, как умереть. Их
обеих, Анжелику и Нэнси. Женщину, которую он любил, и женщину, которая
любила его. Тут был весь его мир.
Гостиная была погружена в темноту, только иногда проскальзывал
отблеск отраженного розового сияния неоновой рекламы. Он обошел,
пошатываясь, остатки трона Нэнси и погрузился в холодную пустоту за
кушеткой, ощупывая пол в поисках своей забытой спортивной сумки. Шприц
должен был быть все еще здесь; подойдет, если он сможет найти вену -
трубка с воздухом, закупорка кровеносного сосуда, остановка сердца, чистая
и тихая.
Он нашел сумку, но в ней не оказалось шприца. Вообще ничего, кроме
бутылки, которая была слишком большой, чтобы в ней было что-то полезное.
Он поднес ее к окну и стал рассматривать. Не лекарство, но что?
Сливовый сок с витамином. Точно; он положил бутылку в сумку со всем
остальным тряпьем без всякой задней мысли, просто потому, что не хотел
оставлять ее. И вот она здесь.
- Один глоток - это полглотка...
Кто? А, конечно, спиритическое послание. Что, они имели в виду
витамин? К.М., Кип Морган, один глоток - это полглотка...
Два глотка - это на глоток больше, чем надо...
Конечно. Почему бы и нет? Маленькие голубые человечки, сидящие на
месте водителя в голове у мадам Раймы. Привидения спиритуалистов - было
над чем посмеяться, если вы на это способны - которые лепечут всю эту
чепуху, противореча один другому со скоростью шесть миль в минуту. Но
иногда - о, очень нечасто! - они передавали сообщение, которое имело
смысл.
И это должно было быть то, чего они хотели, опять - "они"; существа,
которые создали карантин, удерживая его от того, чтобы он рассказал о том,
что знает. На глоток больше, чем надо. Последний глоток. Очень просто:
передозировка витамина окажется ядом.
Кип открутил пробку, но все еще колебался. Позвать их? Зачем... Чтобы
произнести предсмертную речь, десять бессмертных слов с икотой посередине?
Обезьяны умерли в конвульсиях. Черт с ним, черт с ним, у него нет
времени на вежливости. Он умрет как попало.
Кип заколебался опять. После того, как он откупорит бутылку и
глотнет, при том, что его душа теперь, без сомнения, грязна, он наверняка
окажется сидящим в чьем-то затхлом черепе, копающемся в старых привычках и
желаниях?
Не задавай мне вопросов, и я не буду отвечать тебе ложью. Не обращай
внимания, откуда взялось это вещество, и что оно сделает с тобой. Если у
тебя нежный желудок, заткни нос.
Он поднял бутылку, открыл рот и глотнул. Жидкость пошла вниз так, как
разливается желчь, и некоторая часть ее попала в дыхательное горло.
Задыхаясь, Кип упал на колени и сбросил лампу, стоявшую на краю
стола. Шнур от лампы врезался ему в живот, когда Кип падал. Он рухнул,
уронив на пол ноги, руки и всю эту дурацкую связку кишок, которую человек
зовет своим телом. Кип был печален заглушающей все печалью, и радостен
острой радостью, что он скоро освободится от всего.
Он начал чувствовать легкое головокружение и онемение, и если таков
был процесс умирания, то это было вовсе неплохо. Но ему показалось, что он
уже чувствовал себя так когда-то; и он боялся этого, еще сам не зная
почему. Затем он услыхал, что началось бормотание, и даже тогда он не
понял, хотя он ощущал, что голоса не были внутри него...
Лампа на потолке зажглась. В проеме дверей, ведущих в холл, стояла
Нэнси и смотрела вниз на него. А на ее плечах скрючились четыре крошечных
туманно-голубых фигурки. Две на левом плече, колдуньи с тонкогубыми злыми
ртами, пели: "Это грех! Это грех!"
Две справа, неопрятные, распустили слюни: "Сделай это! Сделай это!"
Голоса усиливались, становились все громче и громче, они звучали со
всех сторон, проникая через стены, потолок, пол...
Что бы Нэнси ни говорила в этот момент, все утонуло в грохоте. Потом
Кип увидел, что за ней стоит Анжелика, и у нее есть привидения, толпящиеся
на ее плечах.
Одним глотком больше, чем надо.

На улице ему было не лучше. Тщетно закрывая руками уши, открыв рот в
молчаливом крике, он бежал, шатаясь, на подгибающихся ногах к своей
припаркованной машине. Он упал на переднее сиденье, завел мотор с третьей
попытки, зубчатая передача заработала и он полетел, как сумасшедший, по
Фигероа.
Кип выбирал направление инстинктивно. Через двадцать с лишним
кварталов он подъехал к святая святых - университетскому городку. Он
проехал вглубь территории как можно дальше и остановился, склонившись на
руль дрожащим телом.
Он был опять заселен. Он слышал противные тонкие голоса, которые
трепались внутри него; но к этому он уже привык. По сравнению со всем
остальным, это было почти приятно.
Теперь он знал, что существуют вещи гораздо худшие, чем быть
населенным компаниями завсегдатаев кабаков, хулиганов и сводников. Все
предыдущее было лишь быстрым, коротким скольжением туда, где он находился
теперь. Здесь были глубины такие черные и пустые, как беззвездная ночь. А
люди жили себе, женились и рожали детей, платили ренту и налоги, гуляли на
свежем воздухе и никто не пытался их подвергнуть лечению или надеть им
наручники.
Что должен испытывать в больнице для душевнобольных человек,
обреченный видеть и слышать наяву весь их бред? Раньше Кип не мог себе
этого вообразить.
Больше не приходилось удивляться, что книги, которые покупает
большинство так называемых нормальных людей, и кинофильмы, за просмотр
которых они платят, были на самом деле и по определению
психоневротическими. Нечего было удивляться ни тому, что законы,
составленные людьми для людей, являлись по существу орудием пыток, ни
тому, что толпы честных граждан могли превращаться в безумные ревущие
толпы. Удивительно то, что во Вселенной вообще существовало понятие
здравого рассудка.
Думай. Думай.
В то время как одна часть его разума металась, как преследуемая
крыса, другая его часть холодно и с любопытством рассматривала
беспорядочно перемешанные части головоломки мира, в котором прежде жил
Кип, пытаясь подобрать их, чтобы составить новый рисунок.
Странная пустота, которую вы неоднократно замечали в глазах
среднестатистического человека - бесцветного, ни умного, ни глупого
человека, который продавал вам бакалейные товары или наполнял ваш газовый
резервуар. Автоматические элементарные ответы и ничего не значащая улыбка.
Мое окно отмечено крестом, что означает - транзитная гостиница. Слишком
много обитателей; слишком много лиц, накладываясь друг на друга, сливаются
в смутное пятно.
Принудительные пьяницы, насильники, плывущие по течению:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12