Нельзя ли мне немного отдохнуть у вас?
– Ну, разумеется! Ради бога, заходите. Что с вами случилось?
Мередит чуть улыбнулся:
– Ничего не случилось. Я возвращаюсь от Нины. И совсем выдохся, пока добрался до дороги. Пара минут отдыха, и все будет в порядке.
Мейер ввел его в дом, заставил лечь на кровать, принес полстакана граппы.
– Выпейте. Крепкая штука, но она вдохнет в вас жизнь.
Мередит выпил и вскоре почувствовал, как тепло распространяется по телу. Сил у него сразу прибавилось. Мейер же, насупившись, стоял у кровати.
– Я беспокоюсь за вас, Мередит. Так продолжаться не может. Я намерен связаться с епископом и положить вас в больницу.
– Дайте мне еще несколько дней, доктор, – ответил тот. – А потом я выполню все ваши указания.
– Вы тяжело больны. Нельзя же работать до изнеможения!
– Мне все равно умирать. Так лучше сгореть дотла, чем проржаветь.
Мейер пожал плечами.
– Вы, конечно, вольны распоряжаться своей жизнью, монсеньор. Скажите мне… вы поладили с Ниной?
– Да, мы обо всем поговорили. Я потрясен ее рассказом. Но остались вопросы, которые я хотел бы задать вам, если вы не возражаете?
– Спрашивайте, о чем пожелаете, друг мой. Я зашел слишком далеко, чтобы повернуть назад.
– Благодарю вас. Вопрос первый. Была ли здесь эпидемия краснухи зимой тысяча девятьсот сорок третьего года? И родился ли Паоло Сандуцци слепым, потому что этой болезнью переболела и Нина?
– Да.
– Сколько прошло времени, прежде чем вы вновь увидели мальчика?
– Три года… нет, почти четыре. Я уезжал в Рим.
– Когда вы вернулись, мальчик был зрячим?
– Да. Катаракты исчезли.
– С медицинской точки зрения, это необычно?
– Еще как необычно! Я не знаю второго такого случая.
– Вы говорили об этом Нине Сандуцци? Спрашивали у нее, как и когда это произошло?
– Да.
– Что она вам ответила?
– Что-то вроде: «Так уж случилось». Наши отношения тогда оставляли желать много лучшего. Больше вопросов я не задавал. Но найти объяснения не смог. Не нахожу и теперь. А почему вы спрашиваете об этом, монсеньор?
– Нина сказала мне, что в день появления мальчика, после того, как вы ушли, Джакомо молился всю ночь, а утром пообещал Нине, что через три недели их сын будет видеть, как другие, нормальные дети. По ее словам, так оно и вышло. Катаракты исчезли. Ребенок мог различать свет и тень. А потом зрение развивалось у него, как обычно. Я хотел бы услышать ваше мнение, доктор.
Мейер помолчал, погруженный в раздумья. Потом заговорил, словно сам с собой:
– Так вот что она имела в виду, когда клялась, что Джакомо творил чудеса и она тому свидетель.
– Когда? – резко спросил Мередит.
– Когда мы обсуждали ваш предстоящий приезд, и я пытался убедить ее поговорить с вами.
– Вы полагаете, она говорила правду?
– Если Нина это сказала, значит, так оно и было, – кивнул Мейер. – Нина Сандуцци не будет лгать даже ради спасения собственной жизни.
– Что бы вы пояснили, как врач?
– По моему разумению, такого быть не могло.
– Но было. Мальчик-то видит.
Мейер ответил долгим взглядом, затем улыбнулся и покачал головой.
– Я знаю, что вы хотите услышать от меня, Мередит, но не скажу этого. Я не верю в чудеса, только в необъясненные факты. Но могу признать, что обычно такого не происходит. Более того, я никогда не слышал о втором таком случае, и в медицинской литературе не найти ясности на этот счет. Но я еще не готов нырнуть в темноту и заявить, что исцеление Паоло есть чудо, обусловленное вмешательством божьей воли.
– Я и не жду от вас этих слов, – добродушно заметил Мередит. – Я просто спросил, может ли медицина объяснить этот случай.
– Я не могу. Другие, возможно, смогут.
– Если и смогут, то как они объяснят тот факт, что Джакомо предсказал выздоровление сына?
– Ясновидение – известный, хотя и необъяснимый феномен. Но нельзя же просить меня дать точную оценку того, что случилось пятнадцать лет назад, тем более что я узнал об этом из вторых рук.
– Но вы принимаете сказанное Ниной за чистую монету?
– Да.
– Вы полагаете, что исцеление Паоло необъяснимо при современном уровне медицины?
– Я могу ручаться только за уровень моих знаний, – улыбнулся Мейер.
– И вы готовы повторить все это на суде у епископа?
– Да, конечно.
– Тогда, поставим на этом точку, – теперь уже улыбнулся Мередит. – Я занесу ваши показания в отчет.
– А что думаете об этом вы, монсеньор? – поинтересовался доктор.
– Я стараюсь сохранять объективность. Приложу все силы, чтобы доказать, что это не чудо, а редкий физический феномен. Так как это событие засвидетельствовал только один человек, не считая ваших показаний, мы, скорее всего, сочтем невозможным классифицировать его как чудо, хотя, по всей видимости, оно произошло в случае с Паоло. Мы, мой дорогой доктор, как раз и отличаемся тем, что вы отвергаете возможность чудес, а я – нет. Это давний спор, но, смею вас заверить, моя позиция покрепче вашей.
– Из вас получился бы хороший судья, монсеньор. – Мейер не стал оспаривать последнее утверждение Мередита. – Задавайте следующий вопрос.
Мередит пристально посмотрел на него.
– Кто такой Иль Лупо? Почему Нероне просил вас не подпускать его к деревне?
Мейер изумленно уставился на священника:
– Кто вам это сказал?
– Нина. Она дремала, но услышала ваш разговор с Нероне у двери.
– Что еще она слышала?
– Вы сказали… «Это поступь истории! Тебе не остановить ее… Мне – тоже. Кто-то должен начать организовывать новую жизнь…»
– Это все?
– Да. Я думаю, вы сможете объяснить мне, что это означало.
– Значений много, монсеньор. Я могу лишь сказать, какой смысл вкладывал в эти слова я сам…
…Их лагерь находился в неглубокой впадине высоко в горах. Тысячи лет назад она, возможно, была кратером вулкана, теперь же в ее центре находилось маленькое озерко, а вокруг росли кусты. Среди них прятались палатки, а неподалеку паслись корова и несколько коз, которых они реквизировали у крестьян. На иззубренном гребне впадины несли дозор часовые.
К лагерю вела лишь одна козья тропа, начинавшаяся у Скалы Сатаны, где стоял первый пикет. Подавшего требуемый сигнал провожали до гребня впадины, там обыскивали и уж потом вели к палатке Иль Лупо, командира отряда.
Мейер живо вспомнил его – невысокого роста, блондин, с ясными глазами, полным лицом и улыбающимся ртом, свободно говорящий как по-итальянски, так и на местном диалекте. Одежда его ничем не отличается от одежды партизан, но его руки не знали тяжелого труда, зубы сияли белизной, и он брился каждый божий день. Иль Лупо мало говорил о прошлом, но Мейер понял, что тот воевал в Испании, затем уехал в Россию и вернулся в Италию перед самой войной. Работал в Милане и Турине, позднее в Риме, неясно, правда, кем и на каких предприятиях. Он признавал, что является членом партии, уверенно разбирался в политике.
В тот день, когда Джакомо Нероне привели к ним, Мейер находился в палатке Иль Лупо, где они обсуждали план очередной операции. Охранник назвал имя и фамилию пришедшего, и командир поднялся навстречу, протягивая руку:
– Так вы Нероне! Рад познакомиться с вами. Наслышан, и хотел бы с вами поговорить.
Нероне быстро пожал протянутую руку.
– Не могли бы мы уйти немедленно? У моей жены начались роды. Я бы хотел, чтобы доктор как можно быстрее осмотрел ее. А путь неблизкий.
– Она переболела краснухой, – торопливо объяснил Мейер. – Мы опасаемся осложнений.
В ясных глазах коммуниста тут же отразилась озабоченность. Иль Лупо сочувственно покивал:
– Жаль. Очень жаль. Вот где могла бы помочь государственная медицинская служба! Провели бы вакцинацию при первых признаках эпидемии. – Он взглянул на Мейера. – Сыворотки у вас, конечно, нет?
– Нет. Мы можем только ждать и смотреть, как пойдут роды.
– Повитухи с ней?
Нероне кивнул.
– Значит, она все-таки под присмотром. Десять минут едва ли что-то изменят. Давайте выпьем по чашечке кофе и поговорим.
– Успокойся, Джакомо, – улыбнулся Мейер. – Нина здорова, как бык. Идти нам под горку, так что путь будет короче.
– Хорошо.
Они расселись по рваным брезентовым стульям. Иль Лупо предложил всем сигареты, приказал адъютанту принести кофе и после нескольких ничего не значащих фраз перешел к делу:
– Мейер рассказывал мне о вас, Нероне. Как я понимаю, вы – английский офицер.
– Совершенно верно.
– И дезертир.
– Да.
Иль Лупо выпустил струю дыма в брезентовый потолок.
– Для нас это несущественно. Капиталистические армии выполняют свою роль, помогая нам выиграть войну. Но наша задача – после разгрома врага установить нужный нам порядок. Так что вашу биографию в укор вам ставить не будут. Наоборот, она даже поможет вам, если вы пойдете с нами.
Нероне промолчал, ожидая продолжения.
– Мейер также говорил мне о той работе, что вы проделали в Джимелло. О доверии, которым прониклись к вам люди. Это прекрасно… как временная мера.
– Почему временная? – поинтересовался Нероне.
– Потому что ваше положение временное и… двусмысленное. Потому что, когда война закончится, а закончится она скоро, этой стране потребуется сильная власть, чтобы управлять ею и поднимать ее из руин.
– То есть коммунистическое правительство?
– Да. Только у нас есть четкая программа и достаточно сил для ее реализации.
– Но вы должны иметь на это законное право, не так ли? Мандат?
Иль Лупо согласно кивнул:
– У нас оно есть. Англичане ясно дали понять, что будут иметь дело с кем угодно, кто поможет им управлять страной. Они вооружили нас, и мы принимаем достаточно активное участие в боевых действиях. У американцев другие идеи, но они политически незрелы, и пока мы можем не брать их в расчет. Это первая половина мандата. Вторую мы должны завоевать сами.
– Как?
– Как любая партия завоевывает доверие масс? Результатами. Замещением хаоса порядком. Избавлением от несогласных и объединением с позиции силы.
– То же самое пытались сделать фашисты, – заметил Нероне.
– Их ошибка состоит в том, что они создали диктатуру одного человека. У нас же будет диктатура всего пролетариата.
– И вы хотели бы, чтобы я присоединился к вам?
– Присоединился же Мейер, – спокойно ответил Иль Лупо. – Либерал по натуре, он осознал, что либерализм обречен на неудачу. Нет смысла обещать людям, что в обмен на поддержку они получат работу, образование, процветание. Люди устроены иначе. По своей сущности они глупы, эгоистичны. Им нужна дисциплина силы и страха. К примеру, возьмите себя. Вы потрудились на славу, но чего достигли? Так и будете до конца дней бегать с корзинкой яиц, изображая всеобщего благодетеля… И никто не станет возражать, бегайте на здоровье. Но разве за этим будущее?
И тут Мейер увидел, что Нероне разом расслабился, исчезло напряжение, не покидавшее его с момента прихода.
– За этим нет никакого будущего. Я это знаю.
– Но почему продолжаете бегать со своей корзинкой?
– Без нее мир очень уж мрачен, – ответил Нероне.
– Согласен, – кивнул Иль Лупо. – Но в мире, который мы построим, нужды в ней не будет.
– Этого-то я и боюсь. – Нероне поднялся. – Я думаю, мы поняли друг друга.
– Я, во всяком случае, вас понял, – в голосе Иль Лупо не слышалось неприязни. – Не уверен, поняли ли вы меня. Мы занимаем деревни, одну за другой, и устанавливаем там свою власть. Следующая на очереди – Джимелло. Что вы намерены предпринять в связи с этим?
Нероне улыбнулся:
– Я могу поднять народ и организовать оборону.
Иль Лупо покачал головой:
– Для этого вы слишком плохой солдат. У нас автоматы, пулеметы, патроны… и мы знаем, как ими пользоваться. Мы перебьем вас всех за полдня. Кому от этого будет польза?
– Никому, – ответил Нероне. – Поэтому я попрошу жителей деревень воздерживаться от насилия и ждать первых свободных выборов.
Тень улыбки пробежала по губам Иль Лупо:
– К тому времени они забудут, что мы пришли с оружием в руках. Крестьяне будут помнить только хлеб, макароны и плитки американского шоколада, которые получат от нас.
– А парней, которых вы расстреливали у дорог? – внезапная злость прорвалась в голосе Джакомо. – Избитых стариков, девушек, остриженных наголо! Новая тирания, растущая на обломках старой… и свобода, оставшаяся заложницей иллюзии мира. Сейчас люди уступят вам, потому что они сломаны и напуганы. Но потом поднимутся и вышвырнут вас вон!
– Дай человеку работу, возможность набить вечером желудок, женщину на ночь, и он никогда не вспомнит о Судном дне. – Иль Лупо встал. – И еще, Нероне…
– Да?
– Для нас двоих места в Джимелло нет. Вы должны убраться оттуда.
К его удивлению, Нероне расхохотался:
– Желаете получить мясо без горчички? Хотите, чтобы я обесчестил себя и сбежал, как заяц, когда вы будете входить в деревню освободителем Италии? Слишком уж вы жадны!
– Если вы останетесь, – холодно процедил Иль Лупо, – мне придется убить вас.
– Я знаю.
– Значит, вы хотите стать мучеником?
– Вот это вздор! – ответил Нероне. – Как и любой человек, я не хочу умирать. Но останусь на земле, которую обрабатывал собственными руками, не покину места, где нашел любовь, надежду, веру. Я отказываюсь изображать труса и не собираюсь радовать вас легкой победой.
– Очень хорошо, – подвел черту Иль Лупо. – Значит, наши позиции определились.
– Вы не будете возражать, если Мейер сейчас уйдет со мной?
– Отнюдь. Если вас не затруднит, подождите минутку на улице. Нам надо закончить одно дело.
– Он фанатик, – бесстрастно заметил Иль Лупо, когда Нероне вышел из палатки. – Ему придется уйти.
Мейер помолчал, чувствовалось, что он колеблется:
– Нероне – хороший человек. Он сделал много хорошего, никому не причинил зла. Почему не оставить его в покое?
– Ты слишком мягок, Мейер. – Иль Лупо положил руку на плечо доктора. – Мы войдем в Джимелло через десять дней. За это время ты должен вразумить его.
– Я умываю руки, – нервно ответил Мейер.
Иль Лупо улыбнулся:
– Это фраза Пилата, мой дорогой доктор. У евреев есть другая: «Разумно, когда один человек умирает за весь народ».
Он еще улыбался, когда Мейер покинул палатку и вместе с Джакомо направился к гребню впадины…
Блейз Мередит лежал на кровати, слушая неторопливый, обстоятельный рассказ доктора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35