И сами собой на нее обрушивались оргазмы. Она их не считала, кажется, число их было бесконечно. И то наслаждение, которое дарил ей Бенджамин, еще раз подтверждало, что именно он ее единственный мужчина. Молодая женщина понимала, что произошло невероятное – прошлое настигло ее и не отпускало. Первая девичья любовь обернулась зрелым чувством, наполненным взаимопониманием и страстью.
Вернулось ощущение восторга от присутствия Бенджамина, словно и не было десяти лет разлуки. И тело, и душа ее радовались тому, что возлюбленный рядом. Сжимая в объятиях своего ненаглядного, Миллисент и верила, и не верила в свое счастье.
– Ты со мной делаешь, это что-то невероятное, – услышала она вдруг. – Я готов любить тебя бесконечно. Где ты была эти десять лет?
– А где ты был, любимый мой?
Они вновь и вновь принимались целоваться, ласкать друг друга. Миллисент то приподнимала свои стройные ноги, закидывая их на сильные и широкие плечи Бенджамина, то ложилась на живот, подставляя под обжигающие поцелуи свою спину, то вставала над возлюбленным, сжимая своими коленями его бока, целуя его грудь и шею.
Боже, его мужская сила бесконечна в своем напряжении, думала Миллисент и вновь ощущала в своем теле ни с чем не сравнимое присутствие плоти Бенджамина. Огненная волна острого наслаждения подхватывала женщину, заставляя забывать обо всем на свете, пересохшие губы шептали только одно слово:
– Люблю! Люблю! Люблю!
Миллисент вновь вздрогнула от сказочного ощущения внутри своего тела, когда в сокровенных глубинах лона каждой клеточкой почувствовала изливающееся в нее семя Бенджамина. Это длилось так долго и было так прекрасно!
Глубоко вздохнув, женщина перевела дыхание и прильнула губами ко рту любимого. Как приятно его дыхание, как сладки его губы и язык, пронеслось в сознании Миллисент. Как замечательно зачать от него дитя. Только такого мужчину она и представляла в девичьих мечтах отцом своего ребенка.
Почему она не целовала его раньше, в своем доме, когда он заночевал у нее? Почему испугалась его прикосновения к колену в машине? Почему не ворвалась к нему в комнату несколько часов тому назад?
Какая она была глупая и трусливая! Нет, трусость ее прошла, теперь она ничего не боится. Ведь она целиком принадлежит ему, своему единственному на свете мужчине, о котором так долго мечтала, которого так ждала. Бенджамин разжал свои объятия, нежно провел кончиками сильных пальцев по спине Миллисент. Как это было приятно!
Женщина выгнула спину и коснулась губами груди любимого, щекоча языком соски, потом поцеловала его живот и вдохнула в себя аромат кожи. Бенджамин пах полевыми цветами, так решила Миллисент, и продолжала покрывать десятками и сотнями поцелуев милое тело.
Ей безумно нравился запах его пота, форма пупка и завитки волос на груди, животе и в паху. Он был прекрасен, ее мужчина, она гордилась им. Какой у него твердый и мускулистый живот, какие узкие бедра и красивая сильная спина. А ведь он показался ей в ателье ленивым любителем мягких кресел и неспешной езды на автомобиле. Да он же настоящий спортсмен!
Миллисент продолжала целовать своего милого Бенджамина, прикасаясь к нему носом, щекоча его своими ресницами, гладя ладонями, чувствующими биение пульса в самых неожиданных местах.
Она вовсе не проделывала все то, чему ее два года назад научил похотливый Кристофер Кроуфолд. Сейчас она забыла об уроках гадкого сбежавшего жениха и вела себя с возлюбленным так, как подсказывала ей природа – ее тело, ее неутоленное женское желание.
Да, именно неутоленное! Как хорошо бы ей не было рядом с Бенджамином, она хотела новых ласк и новых ощущений. Она жаждала, чтобы так было всегда. Неужели он исчезнет из ее жизни? Это будет катастрофа! Она просто умрет от боли, от тоски и от горя…
Миллисент так крепко сжала рукой шею своего любовника, что даже испугалась. Неужели решила его задушить, лишь бы не отпускать от себя?!
Бенджамин словно прочитал мысли Миллисент.
– Ты прелесть, и ты ошибаешься. Если думаешь, что я когда-нибудь сбегу от тебя, то сразу предупреждаю – выброси эти мысли из головы, – ласково прошептал он на ухо Миллисент. – Лучше подумай о том, как родить мне побольше детей, хотя бы человек пять.
– Двух мальчиков и троих девочек? – глупо спросила она. – Так много?
– Как хочешь. Можно в любой пропорции. Главное, чтобы все они походили на меня и тебя. Умом на меня, а красотой на тебя.
– Неужели я кажусь тебе глупой?
– Прежде всего, ты кажешься мне красавицей. Ты просто чудо, благоухающее молодостью и лавандой! Хочу любоваться тобой, моя милая! Десять лет прошло, а я ведь помнил твою походку, форму твоих ног, твой запах, твою улыбку. И еще кое-что! – Мужчина расхохотался и крепко сжал Миллисент в своих объятиях, потом нежно шлепнул ладонями по округлым бедрам женщины, по нежной прохладной коже ягодиц.
– Милли, ты – настоящая красавица! Я хочу тебя, просто сгораю от желания целовать и ласкать бесконечно. В дороге я тайком разглядывал твое лицо, фигуру и любовался, честное слово. А когда ты уплетала мясо омаров, просто был готов наброситься на тебя!
– Помню, как же! – рассмеялась Миллисент. – Действительно, тогда ты был голоден!
– Я и сейчас голоден, как бурый медведь! Как стая бурых медведей после зимовки!
– Они никогда не ходят стаями, – попыталась оспорить неверное выражение Миллисент.
– Не смей спорить со мной! Еще как ходят, и даже нападают на неопытных путешественниц!
Бенджамин легко приподнял ее и принялся – подумать только! – вновь ласкать и целовать желанное тело. От неутомимых прикосновений горячих ладоней мужественного любовника приятно закружилась голова, влажные от пота стройные бедра Миллисент дрогнули и покорно раздвинулись, позволяя ненасытному Бенджамину любоваться всеми прелестями страстной женщины, только что испытавшей всю радость чудесного совокупления и продолжающей изнемогать от любви… Глаза ее были полуприкрыты, грудь высоко вздымалась, кровь прилила к щекам. Миллисент улыбнулась своим нескромным мыслям, если можно было назвать мыслями то, что мелькало в ее сознании, и расставила широко ноги, согнув их в коленях так, как всегда делала, мечтая о возлюбленном, околдовавшем ее с первого взгляда, с первого танца, с первого прикосновения на выпускном вечере. Как прекрасна жизнь, как радостно жить на одной планете с таким удивительным существом! Сейчас женщина боготворила своего любовника, и служила ему, как языческому божеству, была жертвой на алтаре любви. А Бенджамин служил своей прекрасной богине и приносил в жертву всю свою силу и колдовское умение разжигать в теле женщины волшебный огонь страсти.
Голова Бенджамина склонилась к коленям возлюбленной. Ладони мужчины сжали нежные полушария грудей, потом опустились на талию, потом…
Потом Миллисент испытывала сладкий стыд и одновременно страстное желание, чтобы острое наслаждение, пронзившее все ее естество, никогда не прекращалось. Пальцы ее вцепились в мокрые пряди волос на затылке у Бенджамина, дыхание бешено участилось, сердце было готово выпрыгнуть из груди.
Губы любимого продолжали целовать нежную, тоньше всякого шелка, кожу содрогающихся в неистовой страсти бедер. Потом неутомимый Бенджамин стал целовать пах и живот и осторожно коснулся языком того, чего прежде касался лишь своей напряженной горячей плотью и ладонями.
Жаркое дыхание мужчины, как жадное пламя костра, целиком объяло сгорающую от любви Миллисент. Губы и сильный язык Бенджамина ввергли женское тело в самую настоящую купель наслаждения, подарив бесчисленное количество оргазмов.
Из груди женщины вырвался стон, тело ее напряглось как струна, готовая лопнуть, как тетива лука, натянутая сильной рукой. И рассудок окончательно уступил место безумному желанию окончательно раствориться в любимом человеке. Руки Бенджамина с трудом удерживали вибрирующее женское тело, покрывшееся крупными каплями пота. Вскоре огромную спальню огласил громкий крик, вырвавшийся у Миллисент из самой глубины души.
– Бен, люби меня, не отпускай, или я убью тебя! Я… сама сейчас умру, нет… это невыносимо прекрасно!
Миллисент показалась, что ее душа улетела на облака и там услышала пение ангелов. Сейчас я сойду с ума, успела подумать Миллисент, прежде чем испытала еще один мощнейший оргазм, который потряс все ее тело.
Даже в самых нескромных снах такие ласки не снились юной выпускнице художественной школы. Да, действительность оказалась куда восхитительнее!
Бенджамин в полном изнеможении упал рядом с Миллисент навзничь и тихо проговорил:
– Я люблю тебя, моя милая… Хочешь бокал шампанского? Мне удалось спрятать бутылку за ужином. Только не выдавай меня Флоренс, сестра назовет меня алкоголиком и тупым похитителем спиртного.
– О, мой милый, я не брошу тебя на съедение кровожадным родственникам, а всю вину возьму на себя!
– Ну уж нет, не согласен! А что ты хочешь к шампанскому? Персик, бисквит, шоколад, холодную телятину?
– Я готова слопать оленя, как стая диких медведей!
– Разве медведи бывают домашними?
– Бывают. По крайней мере в одного из них я безумно влюблена вот уже десять лет!
Только под утро счастливая Миллисент заснула на плече Бенджамина.
Они были прикрыты голубым и красным халатами, а ее золотые волосы перепутались с его черными прядями. И если бы кто-нибудь увидел их в этот нежный предрассветный час, в самую замечательную утреннюю пору, оглашаемую пением только что проснувшихся птиц, то подумал бы, что краше и счастливее пары нет на Земле.
Ну, пусть не на всей Земле, а по крайней мере в городе Нью-Хейвене. Неплохой городок, как и тысячи других, в которых живут люди по всему белому свету.
Пробуждение подарило влюбленным новые ощущения. Бенджамин не мог оторвать взгляд от милого лица проснувшейся одновременно с ним Миллисент. И желание броситься друг другу в объятия проснулось вместе с влюбленной парой.
Женщина стянула халат с тела своего любимого и немедленно убедилась, что она желанна, что Бенджамин хочет ею обладать. Тело любовника было как у древнегреческого бога, возбужденного присутствием нимфы.
Страсть мужчины не была погашена ни холодными струями воды в душе, ни уверениями Миллисент, что их ждут не дождутся за завтраком. И даже раздавшийся за дверью спальни строгий голос Флоренс, предупреждавшей, что к завтраку опаздывать нехорошо, не подействовал успокаивающе на Бенджамина.
Вовсе не стесняясь своего мужественного вида, он растер тело махровым полотенцем и вопросительно глянул на женщину. Что она могла сказать своим взглядом в ответ? Глаза ее только улыбались…
Сильные руки обхватили и подняли стройное тело, прижали к мощному торсу. Миллисент, сходящей с ума от прикосновений горячих ладоней Бенджамина к своим ягодицам, пришлось поднять и скрестить ноги за спиной любовника.
Обхватив руками шею Бенджамина, Миллисент жадно прижалась губами к его рту, и почти задохнулась от желания. Вот он прикоснулся, вот вошел в нее, вот…
Женщина вся отдалась неистовому ритму, в ушах стучала кровь, звучала прекрасная музыка, – это билось сердце любимого. Она судорожно сжала бедрами бока Бенджамина и чуть было не потеряла сознание.
Несмотря на то что соитие было коротким, чувства, испытанные во время него, были ошеломляюще сильными. Бенджамин овладел своей нимфой, нимфа с радостью отдалась своему богу.
Как и ночью, утром они даже не вспомнили, что на свете существует такая полезная вещь, как презерватив. Миллисент чувствовала в себе семя Бенджамина, и это было чудесно.
Флоренс, как и остальные, сидящие за столом, все прочитала по счастливому выражению лица брата и его спутницы, припозднившихся к завтраку на добрые полчаса.
Бенджамин был взъерошен, выглядел виноватым, но совершенно счастливым человеком. Огромные голубые глаза Миллисент блестели.
– Я хотела счастья для своего брата всегда, – проговорила она, ставя перед смущенной Миллисент бокал с апельсиновым соком. – Но никогда я не думала, что оно подкарауливает его в твоем фотоателье.
– Бедняга Джузеппе, как он будет удручен, узнав, что Миллисент нашла себе суженого! – лукаво улыбаясь, произнесла Анна-Тереза. – Придется нам с господином Маккормиком взять на себя неприятную миссию и сообщить молодому человеку, что ты собираешься замуж за Бенджамина.
– А я ни о чем таком и не думала, – сказала девушка и растерянно посмотрела на возлюбленного, невозмутимо налегающего на ветчину.
– Зато я об этом думаю! – Бенджамин был серьезен и немногословен. – Свадьба на той неделе, в субботу.
Мистер Маккормик подошел к Миллисент и первым поздравил ее с предстоящим замечательным событием в ее жизни, поцеловав руку.
Никто из присутствующих никогда и не думал, что водители тяжелых грузовиков могут быть такими изысканно галантными в своих поступках.
Эпилог
Через девять месяцев Миллисент Лонгсдейл родила двойню – мальчика и девочку.
У родильного отделения филадельфийской клиники стоял серебристый «мерседес» Бенджамина, на переднем сиденье лежал прекрасный букет роз – алого, восторженного цвета.
Розы сладко пахли, их аромат хотелось вдыхать бесконечно. Эти цветы были из сада супругов Лонгсдейлов, из цветника, который Миллисент успела устроить во время беременности.
– Счет открыт, – нежно сказал счастливый отец, встречая жену и малышей. – За тобой еще трое.
– За тобой тоже, – ответила она и добавила: – Я люблю тебя безумно, милый Бенджамин.
– Надо же? – удивился он, сияя белозубой улыбкой. – А я и не догадывался.
Когда счастливое семейство уселось в автомобиль, и новорожденные заняли свои места в дорожных кроватках, Бенджамин нежно тронул Миллисент за руку и тихо сказал:
– Милая, посмотри, кто там пристроился у заднего стекла. По-моему, это наш старый знакомец, господин Михельсон.
Миллисент взглянула и чуть было в сердцах не стукнула мужа-шутника по макушке.
У заднего стекла лежало лохматое потрепанное чучело скунса. Его желтые стеклянные глаза смотрели на окружающий мир настороженно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19