С его помощью можно оправдать все:
от
избиения жены
до
вождения в пьяном виде.
Вот и со мной «вышло случайно». То, что началось как попытка унизить, кончилось убийством. Вот как все вышло.
После рандеву с Энн, на следующий день, я встретился с Саттоном. Хорошее слово «рандеву», от него так и несет культурой. Итак, я чувствовал себя отлично, сильным и готовым действовать. Мы договорились, что Саттон заедет за мной к «Сипойнту», огромному танцевальному залу.
Здесь в конце шестидесятых я учился танцевать под музыку эстрадных оркестров.
И каких оркестров!
Брендана Боуера
«Индейцев»
«Первокурсников»!
Эти ребята выходили на сцену в девять и играли без остановки несколько часов. И здорово играли. Душу вкладывали во все:
от
«Подозрительного умишки»
до
«У меня нет ни цента…»
Если это и не было временем невинности, то уж точно – эрой энтузиазма.
Пока я сидел на набережной, в уме крутился мотив «Города призраков» группы «Спешиалз». В 1981-м песня стала хитом номер один и точно вызвала народные волнения в Лондона.
Подъехал Саттон на «вольво». Машина была здорово побита.
Я сел и спросил:
– Где ты нашел эту рухлядь?
Машина оказалась с автоматической передачей, так что мы ровненько тронулись с места.
– Купил у одного шведа в Клифдене. – Потом взглянул на меня. – Как-то ты изменился?
– Изменился?
– Ara, y тебя на морде такая самодовольная ухмылка.
– У меня?
– Ну да, как у кота, сожравшего сметану. – Тут он хлопнул по рулю ладонью и воскликнул: – Понял… тебя трахнули… Ты, грязный пес, так ведь, признавайся?
– Мне повезло.
– Нет, ну надо же! Вот дает старина Тейлор. Кто это был, эта рок-певица, как же ее, Кэти Б.?
– Нет.
– Не заставляй меня долго отгадывать.
Или подцепил шлюху?
– Энн Хендерсон.
– Мать погибшей девочки?
– Да.
– Господи, Тейлор, ну ты даешь!
???
Кэти Б. нашла адрес Форда. Когда я сообщил об этом Саттону, он спросил:
– Парень холостой?
– Да.
– Тогда давай заглянем в его нору, посмотрим, чем там пахнет.
Мы поставили машину у Черного камня. Башни Солтхилла нависали над нами.
– Какой этаж? – спросил Саттон.
– Первый.
Проникнуть в квартиру оказалось проще простого – замок был ерундовый. Мы вошли в богато обставленную просторную гостиную. Кстати, опрятную. На длинном журнальном столике лежала открытая книга, и больше ничего. Я посмотрел на корешок: «Поминки по Финнегану».
Саттон заметил:
– Ну конечно, будто кто-то это читает.
Мы тщательно все обыскали, но ничего не нашли. Саттон спросил:
– Ты уверен, что здесь кто-нибудь живет?
– В шкафу одежда, в холодильнике – продукты.
Саттон прислонился к стене в гостиной и сказал:
– Видишь этот ковер?
– Наверняка дорогой.
– Видишь, пол неровный? Вон там, у торшера, немного выше, чем тут.
– И что?
– Так давай эту дрянь скатаем.
Убрав ковер, мы обнаружили шатающиеся половицы. Саттон наклонился, отодвинул их и начал доставать из-под пола видеокассеты. Еще пачку журналов. Один взгляд на обложку – и сразу стало ясно: детская порнография.
– Положи эту гадость на стол, – велел Саттон.
Я послушался.
Мы проверили пару кассет. То же самое.
– Что теперь? – спросил Саттон.
– Подождем хозяина.
Мы совершили набег на холодильник, нашли очень симпатичные стейки, пожарили их. Примерно в половине седьмого – только я слегка задремал – мы услышали, как кто-то открывает ключом дверь. Саттон спокойно стоял. Форд вошел в гостиную и лишь тогда заметил нас. Саттон перекрыл путь к двери. Форд взглянул на стол, на лежащие там журналы и кассеты. Если он и запаниковал, то ловко скрыл. Только спросил:
– Что вам нужно?
– Информацию.
– Вот как.
– Расскажи мне про Сару Хендерсон и других девушек.
Форд сел, взглянул на Саттона и промолвил:
– Еще один бывший полицейский.
– Это важно?
– Нет, думаю, что нет.
– Тогда, мистер Форд, выкладывайте все.
– Да нечего выкладывать. Мистер Плантер любит молоденьких девушек. Иногда ситуация выходит из-под контроля, они начинают угрожать. Ну что я могу сказать? Они впадают в депрессию, слишком далеко заплывают.
До этого я сохранял спокойствие. Но что-то меня достало – самодовольное выражение, презрение в голосе. Я встал и ударил его по лицу. Схватил за грудки и поставил на ноги. Он плюнул в меня. Я оттолкнул его, он покачнулся, упал и ударился головой о журнальный столик. Остался лежать неподвижно.
Саттон пощупал пульс.
– Сдох гад.
– Что?
– Он умер.
– Господи!
– Нам лучше поскорее отсюда убраться. Давай-ка все приберем.
Мы даже положили кассеты на место. Уходя, Саттон протер все дверные ручки и сказал:
– Давай надеяться, что они подумают, будто он упал нечаянно.
Мрачная связь
Саттон довез меня до дома. По дороге мы не разговаривали. Теперь он спросил:
– Мне зайти?
– Нет.
– С тобой все будет в порядке?
– Понятия не имею.
– Слушай, Джек… Это был несчастный случай. К тому же велика ли потеря? Этот парень – настоящее дерьмо, воздух без него станет чище.
– Да. Увидимся.
Не успел я открыть входную дверь, как появилась Линда и сказала:
– Привет, Джек.
Я не ответил, протиснулся мимо. Слышал, как она возмутилась:
– Это надо же!
Да плевал я на нее! Прежде всего я принял душ. Так тер кожу, что стало больно. Все еще ощущал слюну Форда на своем лице. Как ожог. Зазвонил телефон, я снял трубку и проворчал:
– Что надо?
– Джек, это Энн.
– Да… так в чем дело?
– Ты в порядке?
– Черт. Перестаньте вы все задавать мне этот дурацкий вопрос. – Я швырнул трубку.
Надел рубашку большого размера с надписью:
ДАЙ ЕМУ ПИНКА!
Напялил древние штаны. Еще одной стирки они не выдержат. Обычно в этом облачении я мерзну.
Но не на этот раз.
Достал бутылку коньяка. Я человек простой, коньяк ненавижу. Похмелье после него зверское. Сломал печать. Прошел в кухню и вымыл стакан. Тот самый. На донышке все еще можно было прочитать: «Роше», $4.99. Вымыл тщательно, чтобы не пахло текилой. Вернулся в гостиную. Бифштекс, который я съел у Форда, лежал в желудке, как кусок свинца.
Попытался вспомнить все, что думал насчет коньяка. Особенно, что говорил О'Нил по поводу того, что он отбирает у тебя тот самый воздух, который дает.
Вслух сказал:
– Да-да… Да. Да. Да. – И сделал первый глоток.
Нормально.
Даже неплохо. Более того: легко пошел.
Налил еще.
В «Анонимных алкоголиках» предупреждают о приступах жалости к себе. Мол, бедный я, бедный, налью-ка еще. Впрочем, я уже приложился.
Верно!
Разумеется, меньше всего я испытывал чувство жалости.
Жаль, конечно, что чертов говнюк разбил голову о журнальный столик. Или журнальный столик разбил ему голову? Я постарался выкинуть из головы эту картину.
Большая ли это потеря? Извращенец, портящий молодых девчонок.
И все же я не находил себе оправдания.
Зазвонил телефон.
Снял трубку.
– Слушаю.
– Джек, это Саттон.
– Понял.
– Как ты там?
– Нормально.
– Небось пьешь?
– Что?
– По твоей речи сужу.
– Ты кто? Моя мать?
– Прямо как свидание.
– Слушай, брось этот тон. Я просто хотел сказать, что ты не один, приятель. Я заскочу, закажем большую пиццу, видак посмотрим.
– Господи, Джек. Не знаю, что ты там пьешь, но на тебя это не похоже.
– На тебя тоже. – И я повесил трубку.
Теперь я принялся расхаживать и приговаривать:
– Кому ты нужен, мне на фиг не нужен. И пусть никто не звонит.
Я вырвал из стены телефонный шнур. Включил радио, нечаянно попал на лирику. Передавали «Элизе». Мне ужасно нравится, подумал я, завтра первым делом пойду и куплю. Спустя некоторое время, после того как я покрутил диск и попал на четыре разные станции, я уже собирался купить на следующий день:
Элвиса
«Иглз»
Джеймса Ласта
и
братьев Фари.
Потом подумал: «Зачем ждать до завтра?»
Посмотрел на бутылку. О Господи! Почти пустая. Неужели пролил? Наверняка. Это все объясняет. Потребовались усилия, чтобы собраться, поскольку я постоянно наталкивался на мебель. Наконец я был готов и крикнул: – Сайонара, ублюдки!
Пустая комната не ответила.
???
– Доктор, я попала в беду.
– О Господи, милостивый Боже!
Софи Лорен и Питер Селлерз. «Миллионерша»
Пришел в себя и обнаружил, что руки связаны. Дикое похмелье. Кажется, меня привязали к каталке. Голова разламывалась. Ноги сводила судорога. После «сайонара, ублюдки» я не помнил ничего.
Появилась медсестра, сказала:
– А, мистер Тейлор. Я позову врача.
Что и сделала.
Человек лет пятидесяти. Хвостик на затылке, легкая улыбка на губах. Наклонился надо мной.
– Мистер Тейлор, я доктор Ли. Вы помните, как оказались здесь?
Я попытался покачать головой, но боль была слишком сильной.
Он сообщил:
– Вы в «Баллинсло»… в психиатрической больнице. Думается, вы действовали бессознательно. Вы потеряли сознание у гостиницы «Хайден».
Каждую клеточку моего тела пронзил ужас. Пот ручьями тек по спине.
Врач сказал:
– Нам пришлось положить гипс на ваши пальцы, похоже, вы кого-то ударили этой рукой. Это была неудачная мысль, учитывая, что у вас сломанные пальцы.
Я умудрился набрать в рот немного слюны и спросил:
– А нос?
Он громко расхохотался и сказал:
– Должен признать, мы потерпели поражение на этом фронте. Но я рад, что вы сохранили чувство юмора. Вам оно еще пригодится.
Медсестра сделала мне укол, и я снова отключился. Если мне что и снилось, то, слава богу, вспомнить я ничего не смог. Когда я в следующий раз пришел в себя, то чувствовал себя не так ужасно. Меня развязали, значит, дело пошло на поправку. Снова появился доктор Ли.
– Вы помните наш прежний разговор?
– Помню.
– Это было двое суток назад.
Я постарался достойно изобразить изумление, хотя чему изумляться в дурдоме? Доктор продолжил:
– Вы быстро поправляетесь. Наше тело – удивительное творение. Несмотря на безобразное к нему отношение, оно борется, пытается выкарабкаться. Но зачем, мистер Тейлор?
Я уже мог говорить, во рту не было той жуткой сухости.
– Не понимаю вас.
– Ну, думаю, понимаете, мистер Тейлор. Почему мы должны вас лечить, если вы, выйдя отсюда, тотчас сделаете то же самое?
Я не имел понятия.
– Не имею понятия.
– С вами ведь такое и раньше случалось.
– Верно. Не могли бы вы звать меня Джеком?
– Джек! Я могу попытаться напугать вас страшными историями. Каждый раз, когда вы теряете сознание, это репетиция мозговой травмы. Ваша печень в плохом состоянии, и не знаю, сколько еще продержатся ваши почки. Есть вопросы?
Мне хотелось спросить, какого черта я попал в этот дурдом, но решил, что доктор вряд ли сможет ответить на этот вопрос.
– Спасибо… за… то, что не зачитали мне смертный приговор.
– Мне кажется, я именно это и сделал.
???
Через несколько дней, когда я немного подсох, мне вернули мою одежду. Она была выстирана и выглажена. Я жутко обрадовался. Встал посреди комнаты, даже джигу станцевал. Неуверенно, правда, и недолго, но все же несколько па любимого ирландского танца умудрился сделать.
Печально, что взрослый человек испытывает такую благодарность за то, что ему дали возможность одеться.
Меня отправили к остальным больным. Я спросил сестру:
– Может, я останусь у себя в палате?
Жизнерадостный смех.
– Вы что, решили, что тут… гостиница? Выметайтесь, идите общайтесь с людьми.
Я не знал, чего ждать. Все-таки дурдом… Разве кругом не шатаются психи? Тут ведь бедлам во всех смыслах этого слова. Слюнявые пациенты, люди в смирительных рубашках – психи в моем понимании.
Но кругом было тихо. Не то чтобы полная тишина, так, легкий шумок. Как будто приглушили звук. Чудеса, которые творят лекарства. Напичкай их таблетками, и они будут смирными.
Обед подали в столовой. Светлая большая комната, совсем не похожая на ту, в которой нас кормили, когда я учился на полицейского.
Я взял поднос и встал в очередь. Все стояли спокойно и… тихо. Кто-то за моей спиной спросил:
– Новичок?
Я повернулся и увидел человека лет шестидесяти. Он совсем не был похож на… безумного! Хорошо одет, лицо портье. Нос весь в красных прожилках. Когда-то у него была неплохая фигура, но сейчас он казался обрюзгшим.
Я спросил:
– Заметно?
– Вы нервничаете.
– Правда?
Он вытянул руку. Руки у него были как у Лэрри Каннингхема. Большие и крючковатые. Мы пожали друг другу руки. Его пожатие было на удивление мягким.
– Меня зовут Билл Арден, – сказал он.
– Джек Тейлор.
– Привет, Джек Тейлор.
Я добрался уже до места, где выдавали горячие блюда. Раздатчица, толстая крестьянка, спросила:
– Чего тебе положить, лапочка?
Эта «лапочка» согрела мне сердце. Мне захотелось ее обнять.
Билл сказал:
– Здесь вкусные сосиски с капустой.
Я заказал сосиски.
Она спросила:
– Соусом полить, лапочка?
– Пожалуйста.
На десерт давали печеные яблоки и мусс. Причем в огромных количествах. Я взял себе и десерт. Какого черта?! Все равно я не собирался ничего есть.
Билл посоветовал:
– Займи место у окна. Я принесу чай.
Я послушался.
Люди, сидящие за столом, старательно жевали. Ели так, будто их жизнь от этого зависела. Может, так оно и было.
Билл сел и сразу же набросился на еду. Ел как лошадь. Спросил с полным ртом:
– Ты не ешь?
– Нет.
– Тебя возьмут на заметку. Лучше сделай вид.
Куски капусты застряли у него в передних зубах. Я не мог оторвать от них взгляда. Начал машинально ковырять вилкой в своей тарелке.
Билл посоветовал:
– Отодвинь тарелку подальше от себя. Мартышки тебе помогут.
Я так и сделал. Содержимое тарелки исчезло в мгновение ока. Пустую тарелку подвинули назад, ко мне.
Билл сказал:
– Я съем твой десерт. Обожаю сладкое.
Наконец он все доел, откинулся на стуле, расстегнул верхнюю пуговицу на поясе и рыгнул. Вытащил пачку сигарет. Спросил:
– Курить будешь?
– Нет.
Он закурил сам, выпустил облако дыма и заявил:
– Побудешь здесь подольше, тоже закуришь.
– Сомневаюсь.
Тут я заметил, что все, буквально все курят. Даже тетка-раздатчица.
Он заметил мой взгляд.
– Тот, у кого есть акции табачной компании, может не волноваться о своем благополучии.
Я не знал, что на это сказать, потому ограничился фразой:
– Это мысль. – Даже сам чувствовал, что мысль эта дерьмовая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18