Тетушка Марни по-настоящему не была мне теткой, просто я так ее называл; она была немного унылой женщиной в забавных черных очках и дико болтливая. Обычно она заставляла мою мать так хохотать, что та начинала опасаться за свое здоровье. Скрючившись в три погибели на кухне, с красным лицом, мама умоляла тетушку Марни прекратить, иначе она умрет. Помню, один раз они завели речь о Бободиолоусе, городе где-то в Африке, так обе на кухне едва не повредились из-за него. «Думаю, я могла бы задержаться с Бободиолоусе на недельку или две», – обычно говорила мама. Или: «Я не знаю. Для меня это звучит как бободиолоусский акцент», – и потом их чуть ли не удар хватал обеих, и все начиналось снова, дикий хохот, сами звуки которого заставляли маму смеяться еще сильнее. Боже, они с ума сходили, эти женщины, когда оказывались вместе. Просто с ума сходили.
В любом случае мама уехала повидаться с тетушкой Марни и оставила нас с Харпером на хозяйстве.
– Не спалите дом, – сказала она и села в свой большой серый «понтиак». Мы смотрели, как она отъезжает по подъездной дорожке, позади вздымается большое облако пыли, потом сворачивает за угол, и вот ее уже нет.
В тот вечер мы с Харпером собирались на танцы в Хидден-Велли. Там были лучшие танцы в округе, и люди обычно приезжали аж из Барри и Брейсбриджа и из Пати-Саунд. Туда привозили биг-бенд, иногда из Торонто, а иногда даже из такой дали, как Англия. Один раз я видел там «Холлиз». Они играли песню «Большая остановка». Очень странно слышать такое не по радио, а прямо перед собой.
Ганцы были с другой стороны бухты, так что мы взяли лодку. На полпути заглушили мотор и просто дрейфовали. На озере было так тихо, вода черная, словно чернила. Ничто не движется.
– Опусти руку, – сказал Харпер. – Она словно суп.
– Хорошо бы искупаться.
– Я только что уложил волосы, – сказал он.
– Точно. Я тоже.
– Я извел весь дезодорант.
– В таком местечке без него труба.
Некоторое время мы молчали, лодка просто висела в пространстве. По воде доносились голоса девушек; потом хлопнула входная дверь.
– Боже, даже страшно, как все слышно.
Несколько минут мы слушали.
– Хотел бы я, чтобы у меня была здесь девушка, – сказал Харпер. – Можно, конечно, попробовать отвезти Аннит Кинсайд домой в лодке. Сможешь добраться, если я так сделаю?
– А меня кто подвезет?
– Просто сделай мне одолжение, хорошо, если я подам знак? Не подходи и не спрашивай, когда мы отправимся домой.
– Вряд ли, – сказал я.
– И не говори старушке.
– Не скажу.
Лодка двигалась едва-едва, ее консоль светилась зеленым, словно святой дух.
– Не могу дождаться Рождества, – сказал я.
– Рождество? – спросил Харпер. – Откуда, черт возьми, ты это взял? Из-за света на консоли?
– Да, – сказал я. – Похоже, будто все замерло от холода и засыпано снегом. Я вроде бы по этому скучаю.
– Который час? – спросил через некоторое время Харпер.
– Время посмотреть на часы.
– Нет, в самом деле, мы не должны заявиться туда слишком рано. Будем похожи на пару траханых неудачников.
– Надо было одеться как близнецы. Знаешь, в одинаковых кардиганах.
– Точно. Парочка настоящих козлов.
Я слышал, как он смеется в темноте.
– Никогда не понимал, почему эти ребята так делают. Одинаково одеваются. Даже когда уже выросли. Совершеннейшая хрень.
– Точно.
– Значит, который час?
– Десять.
– Лучше посидим здесь еще немного.
Харпер развалился на сиденье, положив ногу на борт лодки. Руки за головой. Я лежал на другом сиденье. Так мы и дрейфовали по черному озеру, глядя в небо и посылая все к чертовой матери.
Я заметил на танцполе Сэнди Хантер, но притворился, что не вижу ее. Это была местная девчонка, ходила здесь в школу. Я встретился с ней на танцах прошлым летом, на ней была белая рубашка (можно было по-настоящему видеть соски, так она была распахнута), и, когда Грег представил меня ей, я до того нервничал, что едва мог говорить. Я даже не смотрел на нее. А несколько вечеров спустя я нашел ее номер в телефонной книге и с колотящимся сердцем, словно траханый кролик, позвонил ей. Я даже составил список тем для разговора, так что не должен был оплошать. В любом случае все прошло нормально. Но самая тупая вещь на свете: как только я начал ей нравиться, она перестала отлично выглядеть. Наверное, я охладел к ней, и, когда однажды одна из ее подруг сообщила мне, что Сэнди рассказала, как мы с ней целовались, я притворился, что это большое предательство, понимаете, такого рода вещь, о которой она не должна была никому говорить, и использовал это как предлог, чтобы бросить ее. Пару раз после этого она мне звонила, просто болтовня, отчего она разонравилась мне еще больше, но я чувствовал себя виноватым, как кто-то, кто переехал собаку.
Наконец, она тоже охладела и перестала звонить, так прошел остаток лета. Я не завел другой подружки и однажды вечером снова увидел Сэнди на танцах в «Городе подростков». На ней был черный свитер с высоким воротом, маленькие соски выпирали, а я был довольно нахальным и уверенным в себе, да и нравился я ей больше, чем тот парень, с которым она была, она просто была с ним, потому что не могла быть со мной, к тому же поставили эту песню, «Дорогая», и я хлопал в ладоши и орал что-то вроде «Я просто люблю эту песню», а потом я начал танцевать и все такое, а она посмотрела на меня по-настоящему холодно, я хочу сказать, это было совершенно не в духе происходящего, и сказала: «Ты такой отвратительный».
Это меня задело, словно кто-то поймал меня, когда я пел перед зеркалом. В общем, я почувствовал себя совершеннейшим козлом. Так что с тех пор я старался держаться подальше от Сэнди Хантер, потому что ничего веселого находиться в обществе человека, которому ты когда-то нравился и больше не нравишься.
Я уже расположился в компании, ожидающей танцев. Это занимает целую вечность. Парень у двери был диск-жокеем с радиостанции Хантсвилля, и он вел себя словно это большое траханое событие и все должны видеть, как он флиртует со всеми пиздюшками. Ансамбль начал играть, и я взмок от нетерпения.
– Спокойно, – сказал Харпер.
Но я не мог, я продолжал вертеть головой над толпой, словно жираф, одаривая парня презрительными взглядами. Наконец я добрался до двери.
– Время, – сказал я, но парень просто проигнорировал меня.
Он говорил о своей жене, рассказывал какому-то парнишке, что следовало бы подождать, прежде чем жениться. Слишком большое искушение.
– Надо было думать, – сказал он, – натурально.
Словно я был кусок дерьма, точно? Я торопливо оторвался от этих двух Эйнштейнов и вошел. У меня в руке была печать, которая светилась, если ее поднести к неоновой лампе. Когда я увидел лиловый неоновый свет в зале, у меня возникло ощущение, что я в экзотическом царстве.
Я вошел и встал рядом с ансамблем. Это была группа из Торонто, Томми Грэхем и «Биг таун бойз». Я много раз видел их по телевизору. Они казались мне немного старомодными в этих одинаковых полосатых рубашках и белых джинсах – такого рода ансамбль, который перерос свое время. Но, скажу я вам, сами по себе они были классными. Я хочу сказать, они действительно могли играть. Даже Томми, который всегда казался мне просто репродуктором, семенил со своей маленькой белой гитарой, перебирая худыми ногами. Обычно я думал про себя: да, парень, только в Канаде группу перестарков, как эти ребята, выпускают в эфир. Я хочу сказать, в Англии у них есть «Битлз» и «Стоунз», а в Штатах – Боб Дилан, но здесь у нас – извольте – есть только Томми Грэхем и «Биг таун бойз». К тому же у них был настоящий барабанщик с установкой из черных роджеровских барабанов, двойным барабаном и двойным басом. Это – большая артиллерия. Я стоял у края сцены, глядя, как он играет, и испытывал самую черную зависть. Я хочу сказать, что умер бы, только бы делать что-то подобное, но он был старше меня, может быть, на четыре – пять лет, так что я решил, что у меня еще есть время.
Я оглядел помещение. Мне не хотелось бы, чтобы кто-то занял мое место. Я увидел Сэнди Хантер, она разговаривала с высоким, спортивного вида парнем со стрижкой ежиком. Терри как его там. Думаю, он был капитаном команды, играющей в лакросс, настоящий тупица, но с таким парнем не пошутишь. Он без конца бросал на меня взгляды, так что я решил, что она говорит обо мне, рассказывает, какой я козел, и он просто умирает от ожидания, когда я сделаю что-нибудь идиотское, чтобы вытащить меня на парковку и вытрясти пинками из меня дерьмо. Так что я постарался не встречаться с ним взглядом.
Ко мне подошел Грег, но он был совсем какой-то трахнутый. Я хочу сказать, он всегда так себя вел на танцах, хотя даже с такими зубами мог бы оставаться человеком, но ладно, забудем об этом. Они с парой других ребят сходили к грузовику выпить перед танцами, и теперь он был буйным здоровяком, что заставляло меня нервничать. Хватал людей и обнимался с ними, вот такое дерьмо. Это было что-то вроде: посмотрите, как я надрался. Откровенно говоря, я не хотел, чтобы кто-нибудь подумал, что он – мой друг. Неплохо, да? Но что поделать, так оно и есть. Полагаю, если ты собираешься напиваться и вести себя как козел, то должен откидать, что люди будут шарахаться от тебя.
Я увидел этих двух сестричек из Квебека. Парень, они были красавицы: одна светловолосая, другая с темными волосами, острые маленькие подбородки и черные глаза. Словно пара куколок. Секс-куколок. Они не про мою честь, я это знал, я хочу сказать, что не было смысла даже пытаться, хотя одна из них, должен сказать, временами мне улыбалась. Я думал, что ей ибо жаль меня, либо она думает, что я действительно интересный парень, потому что никогда не говорил с ней Кто может знать? Может быть, она просто была такая милая. Я повернулся, чтобы посмотреть на ансамбль. Барабанщик действительно хорошо работал вагами, просто класс, он знал, что я на него смотрю, и всякий раз поднимал голову и кивал мне. В этих маленьких круглых черных очках и в ковбойских сапогах он был одним из самых классных парней, которых я когда-либо видел. Я хочу сказать, у него было все. Но я не хотел, чтобы он подумал, что будет стараться весь вечер исключительно для меня, так что через некоторое время я пересек танцплощадку и пошел наверх.
Отсюда я мог видеть танцующих девушек. Ничто не сравнится с девушкой, которая танцует по-настоящему. Это словно смотреть на Бога. Сверху можно смотреть, смотреть и смотреть без страха, что кто-то тебя застукает или поймет, что ты об этом думаешь. Запах танцующих тел поднимался вверх от жары, и с ним поднимался дым и цветной свет. Я гадал, что эти девушки делают со своими пропотевшими рубашками и бельем, когда возвращаются домой. Бросают все это на кровать или швыряют в стирку? Иногда мне хотелось забрать их пропотевшие одежки домой и немножко подержать в своей комнате. Одна только мысль об этом обдавала меня жаром. Мне пришлось отступить назад и сделать глубокий вдох. Иначе я бы прыгнул с балкона.
Я заметил одну из девушек из Французской Канады, темноволосую. Она стояла у перил, и я вежливо с ней поздоровался. И поскольку она не напустила на меня копов, я остановился на секунду спросить, как ей тут.
Прекрасно, сказала она, наклонила голову и глотнула колы. Я почувствовал себя вроде как больным, такая она была красавица. Она спросил меня, как дела, и я начал было говорить ей, я хочу сказать, я попытался сообщить ей, что все в порядке, но это прозвучало не очень интересно. Я испугался, что она смоется, так что сказал, что у меня небольшая проблема, мои родители уехали на уик-энд, и я устроил грандиозную вечеринку, и теперь мой дом похож на бедлам, повсюду пятна на ковре, и я, похоже, попал в беду.
– Что за пятна? – спросила она.
– О, ты знаешь, – напустил я таинственности, подразумевая, что была большая траханая оргия, и теперь по всему дому разноцветные пятна. Я не мог заткнуться. И самое забавное, она вроде бы меня слушала и делала предположения, вы понимаете, как очистить ковер, добавить что – то, я забыл что, что – то в холодную воду, взять губку… но на самом деле, пока я болтал, у меня было это чувство, оно просто вцепилось в меня, что, может быть, я веду себя как большая жирная змея, или что я самый большой траханый врун в истории человечества.
– Думаю, кроме того, у одной из них были эти дела, – сказал я, совершенно входя в роль.
– Ты хочешь сказать, что их было больше чем одна?
– Это же была первая ночь, – сказал я.
И даже после этого она не ушла. Вернулся ансамбль, и мы продолжали болтать, понимаете, как теперь вычистить мой дом, и все становилось безумно сложным. Наконец зазвучала медленная песня. Я перегнулся через перила и сказал, только представьте:
– Хорошая песенка.
Классно, да?
И она ответила:
– Да.
Потом я сказал:
– Хорошо потанцевать под такую музыку.
– Да, – сказала она.
– Но я не люблю приглашать девушек на танец. Мой намек был очевиден.
Она сделала последний маленький глоток и поставила стакан на пол у перил.
– Я потанцую с тобой, – сказала она.
Так что мы спустились вниз по ступенькам и вышли на танцплощадку, и она положила руку мне на плечо, а я положил руку ей на спину, я мог чувствовать пот, просочившийся сквозь ее рубашку, и запах ее духов, это не были какие-то классные духи, вроде какие-то дешевенькие, как сказала бы моя мама, но мне он все равно понравился.
И когда танец закончился, она чуть-чуть отступила назад, словно бы собиралась сказать мне, что ей нужно пойти найти сестру, вы понимаете, но мне не хотелось, чтобы все кончилось так, чтобы она бросила меня посреди танцев, учитывая, что она немного узнала меня. Так что по-настоящему быстро, прежде чем она успела что-то сказать, я произнес: «Благодарю за танец» – и потом крутанулся и отошел. Я хочу сказать, может быть, я выглядел как сумасшедший, но мне не хотелось чувствовать себя лузером. Не в тот момент, когда все пошло так хорошо. Пусть немножко помучается догадками, думал я. Потому что это вечно парни мучаются догадками. Кроме того, теперь, когда она увидит меня в следующую субботу, она будет знать, что я в порядке и что это классно сказать мне «привет».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26