Неожиданно у меня появилось безошибочное чувство, что я делаю что-то плохое. Точно такое же, как в тот раз на железнодорожной станции, когда увидел девушку, похожую на олененка, и надеялся, что она заговорит со мной. Я представил себе на секунду Скарлет, которая знает, как я тороплюсь в дом к этой девушке, и меня прямо-таки затошнило от стыда. Я уселся на бревно. Было солнечно, но свет казался немного чересчур ярким. Я посмотрел вниз на бревна, там был журнал, кто-то, должно быть, бросил его в канал, чтобы подрочить. Приятное соседство, а? В любом случае он был открыт на фотографии снежно-белой шикарной блондинки с настоящими оленьими рогами, она вроде бы сидела на стуле в короткой пижамке, но ты глядел прямо сквозь ее одежку и оленьи рога – все висело там, как у какой-нибудь коровы. Я хочу сказать, я видел раньше картинки с девушками, но эта девица, учитывая все то дерьмо, о котором я думал, выглядела исключительно жуткой, от нее по коже шли мурашки. Как будто у всех на уме один только секс, и цена каждому доллар девяносто восемь, включая меня.
Так что я повернул обратно, как будто я был неплохим парнем, сопротивляющимся искушению и всему такому, но потом я стал думать о том, как девушка из Французской Канады входит в ванную, а я стою в полотенце вокруг талии, и, черт побери, я снова развернулся и направился прямиком к ней домой. Боже, какая каша была у меня в голове.
Нет нужды говорить, что все прошло не так, как мне мечталось. Там были другие ребята. И один из них, местный парень, все время прикасался к ней и не слишком-то старался быть со мной дружелюбным. Он был по-настоящему плотно сложен, как штангист или что-то вроде этого, и он все время прыгал с бортика и ходил с важным видом, демонстрируя огромные мускулы и эту штуку в плавках, здоровенную, как кулак. Я стесняюсь своей цыплячьей груди и того, что я тощий, так что я вообще не стал переодеваться. Просто сидел в тенечке, полностью одетый, и разговаривал с ее мамой. Трудно было поверить, что у такой старой вороны такие красивые дочки, но так оно и было. Дело в том, что, понаблюдав за окружающими, я обнаружил, что чувствую себя несколько дерьмово. Видя, как темноволосая девушка и ее сестра расхаживают в своих купальниках, я подумал, что никогда не смогу залихватски обращаться с девушками. Это все равно что пуститься вихрем по большому кругу и закончить в самом начале.
Так что через некоторое время я встал и ушел, но когда шел обратно вдоль канала, депрессия отпустила, и снова был приятный день, медленно плыли лодки, кто-то помахал мне с одной из них, я помахал в ответ, и к тому времени, как я выбрался на главную улицу, я уже чувствовал себя прекрасно, спасибо большое, очень хорошо.
Вернувшись домой, я немедленно позвонил Скарлет. Ее не было, и я подумал, что она где-нибудь с другим парнем. Я тревожился на этот счет весь вечер, названивал чуть ли не дюжину раз, пока наконец не напоролся на ее старика. Его голос звучал как будто он пьян. Я решил, что ему не стоит слишком доверять, эти выпивохи ничего не помнят, но все равно оставил ей сообщение, чтобы она мне позвонила. Это было важно. Он далее не знал, где она, что меня совсем достало. Хорош родитель, ничего не скажешь.
Она позвонила как раз перед обедом. Как только я услышал ее голос, тело мое расслабилось. И все равно я все еще не мог ничего с собой поделать.
– Значит, ты виделась с Митчем? – спросил я ни с того ни с сего, словно трахнутый сумасшедший, и в этот миг я поймал в зеркале свое отражение. Я выглядел несколько фантастически.
– Нет, – сказала она. – С чего бы это?
– Не знаю. Просто подумал.
– Действительно? – сказала она.
– Нет, нет, я просто подумал, вот и все. Может, вдруг наткнулась случайно на него?
– Нет, – сказала она, ее голос звучал по-королевски. – Мы с Митчем вращаемся в разных кругах.
Но понимаете, пусть все это была чушь собачья, но я почувствовал себя лучше, грудь отпустило.
– Значит, у тебя все в порядке? – сказал я. – Ты никого и ничего не встретила?
– Кого бы я могла встретить?
– Никого. Это просто любопытство.
– А ты?
– Вряд ли, – фыркнул я.
Мы поболтали еще и потом, чувствуя себя так, словно я только что свалил с плеч какой-нибудь гигантский школьный проект, я положил трубку. Иногда я думаю, что, если бы люди могли заглянуть мне в душу, никто бы меня не любил. Иногда невозможно поверить, как ты ужасен. Это заставляет в отчаянии мотать головой.
В настоящее же время продолжалось великолепное лето. Иногда мы ходили с другими ребятами на ту сторону озера покататься на водных лыжах. Или я отправлялся плавать под водой с маской и трубкой среди водорослей, на глубине солнечный свет становился золотым и религиозным. Но мной овладевало беспокойство, такое плавание щекотало нервы, я все время ждал, что кто-нибудь меня схватит, ухватит за голову, чтобы посмотреть, что происходит.
Иногда мы с Харпером даже играли в гольф. За озером были барахляные курсы гольфа, девять лунок, и каждый год старик продлевал нам членство – он хотел, чтобы мы играли в гольф, как и он. По пути обратно я увидел у причала Дональда Глендиннинга. Он лакировал каноэ для своего старика, кисть в руке, сам в рабочем комбинезоне, прямо посредине жаркого дня. Он всегда что-нибудь такое делал, этот Дональд, тер песком чертову доску, вычищал лодочный сарай. Я всегда чувствовал что-то вроде пустоты, когда оказывался рядом с ним. Как будто ожидал, что в один прекрасный день открою газету и узнаю, что он стал премьер – министром или чем-то вроде этого. Он был такого рода парень – победитель, и при том не козел.
Я широко помахал ему рукой.
В любом случае у меня не было склонности к гольфу. Несмотря на мой легкий стиль, я был полным неудачником, и иногда я так расходился, ударяя по верхушке или пропуская лунку, что готов был выбросить свои клюшки ко всем чертям.
Иисусе Христе, здесь, на поле для гольфа, было жарко, солнце так и палило. После того как я ударил по мячу и промахнулся, я направился прямиком в клуб, я хочу сказать, я практически расталкивал людей, чтобы пробить себе дорогу, чтобы купить холодного апельсинового сока. Я отошел назад, запрокинул голову и просто-таки вылил содержимое стакана одним махом себе в глотку. Готов поклясться Богом, никогда в жизни сок не был таким вкусным. Я даже не смог перевести дыхание, потому что разом влил это дерьмо себе в глотку.
Однажды утром мы с Харпером стояли в начале подъездной дорожки, болтая обо всякой ерунде и бросая камни в маленький ручей, который бежал по нашей земле. Мы убивали время.
– Эй, Харпер, – сказал я. – Как так случилось, что в нашем ручье нет никакой рыбы?
– Он слишком маленький.
– Но тут нет даже мелкой рыбешки.
– Откуда тебе знать?
– Я смотрел. Я исследовал этот ручей.
– Хочешь прикинуться Дэйви Крокетом?
Некоторое время мы молчали. Ромашки качались в поле, а еще дальше, через долину, можно было разглядеть человека, шагающего по дороге. Неожиданно на солнце нашло облако, и поле накрыла тень.
– Забавно, как облака все меняют, правда? – сказал Харпер. – Как будто неожиданно стало нечего ждать. Как будто ничего хорошего больше не случится под небом, вот так. – Он посмотрел на дорогу. – Гляди-ка.
Это был почтальон. Белый автомобиль обогнул угол дома у перекрестка и затормозил. Парень выставил руку в окно с пачкой писем и газетой. Я взял у него почту. Оно было прямо сверху, богатый конверт со школьным гербом. Я надорвал его и открыл, но лист бумаги подхватило ветром. Мои глаза ухватили штамп внизу страницы: «Переведен в двенадцатый класс». Я издал громкой вопль.
Английский – 75, математика – 62, история – 66, наука – 62, латынь – 80, физика – 51 (я должен был провалить экзамен!).
Харпер потряс мне руку и слегка похлопал по спине, что с его стороны было излишне театрально, в особенности потому, что его табель еще не пришел. И потом мы побежали обратно в дом.
У меня осталось одно особое воспоминание об этом лете в коттедже. Я сижу на крыльце. Раннее утро, роса на траве еще не высохла. Вдалеке озеро, синее и сверкающее. Это был один их тех странных моментальных снимков, выжженных навечно в мозгу, когда я знал, я просто знал, что счастлив. Как будто я поймал себя на том, что живу.
Через несколько минут по лестнице спустился Харпер и вышел во дворик. Он рассказал мне, что вчера вечером встретил кое-каких ребят в городке, и они вместе отправились в Тэсти– Фриз, где он наткнулся на Анни Кинсайд.
– Она сказала, что встретила парня, по которому по-настоящему с ума сходит, – сказал он. И разразился несчастливым смехом. – Она полагает, что я должен был этому обрадоваться.
Как-то раз я был на кухне, болтал с мамой. Я рассказывал ей о тех временах, когда притворялся ныряльщиком за жемчугом. Должно быть, мне было лет одиннадцать или двенадцать, и я завел лодку в середину чертовой бухты и привязал якорь себе на талию, после чего прыгнул. Я опустился на дно как надо, быстро и прямо, но когда поплыл обратно, веревки оказалось недостаточно и до поверхности оставалось еще три фута. Я бился как сукин сын, якорь поднялся со дна, как раз достаточно, чтобы дать мне вдохнуть, а потом снова потащил меня вниз.
Вот так я сидел и трепался, разыгрывая историю на кухне, когда заметил, что мама слегка побледнела; на самом деле она выглядела отчетливо затраханной, и мне стало жаль, что я вытащил эту чушь наружу. Тут-то и зазвонил телефон. Это была Скарлет.
– Я нашла работу, – сказала она. – На выставке. Собираюсь стать застывшей моделью. Притворяться, будто я статуя. Люди будут стараться меня рассмешить. Я уже делала это раньше. Это исключительно эффектно.
Я ничего на это не сказал, но словечко «эффектно» для себя отметил. Иногда у меня бывали пикантные фантазии на ее счет, о том, как она меня обманывает. Они приходили ко мне в самых тупых местах, на верхушке лестницы или когда я смотрел в раковину, или паз резал апельсин пополам. Я представлял, как неожиданно появляюсь у нее, по-настоящему поздно, и обнаруживаю ее в обнимку с каким-нибудь парнем в машине, прямо перед фасадом. Это была зеленая машина, и они действительно этим занимались. Я, правда, не мог разглядеть, кто он. Его лицо было в тени. Но этого было достаточно, чтобы я сжимал зубы и начинал говорить сам с собой, словно пациент в психушке, упражняясь в речи, которую я бы произнес, когда бы поймал ее. Иногда я думаю, Бог говорит со мной, вы знаете, словно бы предостерегает меня, намекает на будущее. А может быть, будущее уже происходит, и мы уже догнали его, и по этой причине у меня появляются эти особые взгляды украдкой. А в другое время я думаю, что просто спятил, как калифорнийский заяц, и что я всего лишь в нескольких шагах от того, чтобы превратиться в парня, который по утрам кричит на уличное движение.
– Не слышу восторга по поводу моей новой работы, – сказала Скарлет.
– Я в восторге. Я просто устал от того, что сижу здесь на привязи.
Что было забавно, потому что я ни секунды об этом не думал.
– Тебе тоже стоит найти работу. Тогда мы могли бы все время встречаться.
– Это было бы здорово.
– Может быть, попросить моего отца? У него есть связи. Он поможет найти тебе работу в кинотеатре.
– В роли актера?
– Нет, в роли билетера.
– Не знаю, хочу ли я быть билетером.
– А чем плохо? Ты сможешь бесплатно смотреть все фильмы.
– Да. Один и тот же фильм – снова и снова.
– Ну, никакая работа не бывает идеальной. Моя тоже не идеальная. Иногда это довольно утомительно.
– По твоему голосу этого не скажешь.
– Ну, я хочу, чтобы мой голос звучал радостно, понимаешь. Чтобы все мои друзья обзавидовались.
– Не думаю, что кто-нибудь станет завидовать работе в кинотеатре. Куда как здорово: ходить в дурацкой голубой куртке. Выглядеть как хренов посыльный.
– Это просто первая попавшаяся мысль.
– Я подумаю об этом.
В тот вечер, улегшись спать, я снова думал о Скарлет, как делал это всегда, уткнувшись в одеяло и закрыв глаза. Иногда она была в бюстгальтере и трусиках, иногда спала, прикрыв рукой лицо, а то сидела на кровати, глядя на меня. А иногда она сидела перед зеркалом, обнаженная.
Глава 5
Однажды после полудня, это произошло где-то в конце июля, я был в гараже, колотил мух, как вдруг заметил, что на дороге поднялась пыль, как раз там, где она пересекается с шоссе. Мгновением позже синий «моррис», подпрыгивая, приблизился по подъездной дорожке к дому. Он остановился, большое золотое облако взвилось над крышей, солнце сверкало на ветровом стекле. Все еще держа мухобойку в руках, я вышел из гаража. Дверь отворилась. Из нее вышел старик. Мой желудок ухнул вниз, как будто кто-то уронил в реку свинцовую трубу. Из всех возможных вещей, которые могли произойти, эта была самой худшей. Можно сказать, что прямо посредине моих летних каникул разорвалась бомба.
Он стоял передо мной на подъездной дорожке и вы – глядел превосходно, такой свежий, брюки развеваются на ветру, рука поднялась в приветствии. Он был счастлив вернуться, в этом сомнения не возникало. Должно быть, он по нас скучал.
Мы зашли внутрь. Старушка совершенно не удивилась. Должно быть, она его ожидала. Но меня беспокоило, что она ничего не сказала нам. Как будто это был сюрприз. Только подумайте, кто вернется на остаток лета! Я немножко посидел в гостиной, ожидая вердикта. Было бы не очень хорошо вылезти и спросить, к примеру: ты к нам надолго? Кроме того, было видно, что он делает над собой усилие. Вы понимаете, чтобы всем интересоваться, задавать вопросы, даже слушать ответы. Сначала я старался отвечать покороче, просто на всякий случай. А потом, назло самому себе, пришел вроде бы в восторг и начал выкладывать кучу всяких подробностей. Я хочу сказать, что сделать усилие, чтобы приспособиться, – это начать говорить, так что через некоторое время я уже сидел на краю кушетки и болтал со скоростью мили в минуту. Он кивал, как будто ему действительно было до всего этого дело. Я вскочил и подпрыгнул, словно тюлень, который охотится за рыбкой.
– А теперь расскажи отцу о своем табеле, – сказала мама, словно это был какой-то редкий документ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26