Знаток, быть может, сказал бы, что эта комната когда-то принадлежала калеке, а до того – красивой женщине, а также что в ней мучил свою жертву стареющий жестокий извращенец.
Быть может, именно запах был причиной кошмаров, которые она видела прошлой ночью, и сегодняшних дневных видений – галлюцинаций, внушенных обонянием. Она прижимается к Джо, ее лицо наполовину скрыто одеялом, она вдыхает теплый мужской запах, смешанный с едва заметным ароматом лосьона, коньяка и сигарет.
Идеальный мужчина для того, чтобы сдерживать демонов ее прошлого, думает Линна, гладя его по бедру, и с удивлением и восхищением ощущает его дрожь.
– Линна, ты?…
– Ш-ш-ш… Все в порядке.
Его грудь содрогается от безмолвного смеха – так смеется благовоспитанный отец-католик, видя, что его дети заснули в холле.
– Это будет нечто гораздо большее, – говорит он.
– Уже есть. – Она приподнимает голову, чтобы он мог поцеловать ее, потом перекатывается и ложится на него сверху. Давным-давно она рассказала ему историю болезни и смерти своей матери, рассказала о безысходном горе отца и его жестокости. Но о том, что сделал с ней отец, знает только Луи. Самые крепкие узы, которые их связывают, – ужас их общего прошлого.
– Это была мамина комната, – говорит Линна, становясь на колени, склоняясь над ним и сбрасывая рубашку. – И папина. Если мы подарим ей наши собственные воспоминания, то изгоним отсюда их призраков.
Острое желание, как всегда, моментально охватывает Джо. Он забывает о том, что внизу спит брат Линны, и предается безумному экстазу до тех пор, пока не лопаются матрасные пружины и не разваливается спинка в изголовье кровати.
Потом они лежат, не касаясь друг друга, он сплетает свои пальцы с ее пальцами и шепчет:
– Я люблю тебя.
Может, когда-нибудь, когда она будет способна чувствовать что-либо еще, кроме облегчения от того, что худшее в ее жизни позади, она тоже скажет ему эти слова. А до тех пор она не может лгать.
– Я знаю, – отвечает Линна.
Он пытается уснуть – так же легко, как уснула она, – но этого утешения ему не дано.
Он ненавидит этот дом, ненавидит то, как Линна опекает брата, словно Луи по-прежнему инвалид, а она его преданная сестра-сиделка. У него нет никаких видимых причин ненавидеть все это, но необъяснимый инстинкт, выработанный годами службы в полиции и расследования преступлений, подсказывает: Луи де Ну – не такой человек, каким кажется. Если бы Джо удалось понять природу этого обмана, он чувствовал бы себя в присутствии Луи гораздо увереннее.
Всю вторую половину дня он наблюдал за тем, как Луи смотрит на сестру: словно она – видение, и стоит отвести от нее взгляд, как она исчезнет; наблюдал, как брат кладет руку на плечо Линне, стоя у нее за спиной; как комментирует любое изменение выражения ее лица, каждый малейший знак.
Луи замечает все, что касается Линны. И как только она может находиться рядом с ним?
Однако не похоже, что Луи видит в Джо соперника или хотя бы считает, что тот представляет собой опасность для сестры, – вот что удивительно. Учитывая то, сколь малого Джо добился в жизни, он отнюдь не идеальный партнер для кого бы то ни было, тем более для представительницы такой богатой семьи, как семья де Ну.
Тем не менее Линна не просто спит с ним. Судя по всему, она нуждается в нем, дорожит им. За что ему такое счастье?
Джо зарывается лицом в ее волосы, пьянеет от их мягкого прикосновения, от аромата ее духов. Какой бы жертвы она от него ни потребовала – даже если она захочет, чтобы он до конца своих дней жил, замурованный в этих стенах, – любая жертва будет оправданной.
Не очень-то приятная мысль. Неудивительно, что он никак не может уснуть.
Снизу доносится музыка. Очевидно, и Луи не спится. Джо вспоминает, сколько раз Луи пытался поговорить с ним, но всегда вмешивалась Линна. Вот подходящий момент встретиться с ним с глазу на глаз, думает Джо и осторожно отодвигается от Линны. Она не просыпается, и он, натянув брюки, выходит.
В коридоре темно, слабый свет, освещающий дорогу до лестницы, исходит откуда-то снизу и отражается в большом, от пола до потолка, вращающемся на бронзовых креплениях зеркале. Джо шагает по коридору, но, очутившись на лестнице, замечает какое-то движение там, где находятся комнаты Луи и Линны.
– Здесь кто-нибудь есть? – спрашивает он.
– Это вы? – доносится снизу голос Луи. – Спускайтесь.
Прежде чем спуститься, Джо проверяет коридор. Двери закрыты. «Наверное, это просто тени, – думает он. – Я уже пугаюсь даже чертовых теней. Вот что делает со мной этот дом».
Он спускается – быть может, излишне поспешно – туда, где ждет его Луи.
Луи переоделся в красный махровый халат и шлепанцы. Он направляется к бару и приносит Джо стакан. Он не спрашивает, чего хочет Джо, не интересуется даже, хочет ли гость вообще пить, просто вручает ему стакан какого-то напитка со льдом.
Это оказывается странный травяной настой с медом и бурбоном, который жжет горло и желудок. Джо делает еще один больший глоток.
– Сестра спит? – спрашивает Луи.
Джо кивает.
– Отлично. Все эти дни она очень плохо спала.
– Тогда почему она не знает, что провела здесь три дня? – спрашивает Джо, не умея скрыть свой гнев.
– Она плохо спала. Ее мучили кошмары, ужасные кошмары. Она бредила. Однажды, когда я попытался разбудить ее, она сделала вот это. – Он отгибает ворот халата и показывает красные царапины на груди. – Вы уверены, что сможете обеспечить ей должный уход?
– Она хочет, чтобы я ухаживал за ней. – Джо делает еще один глоток и протягивает стакан, чтобы Луи налил ему снова. Черт, приятный вкус, самый приятный из напитков, какие он выпил за последние годы.
Похоже, Луи понимает, что проиграл. Он хмурится и говорит:
– Конечно, хочет. Так и должно быть: женщина и ее любовник… – Он делает паузу, как бы демонстрируя капитуляцию, потом добавляет: – Я могу организовать помощь. Вам ведь придется время от времени отлучаться.
– Благодарю, но это понадобится не раньше, чем Линна поправится. – «И когда я увезу ее отсюда подальше и сам пойму, что у нее за галлюцинации», – добавляет он мысленно.
Часы на каминной полке бьют полночь, эхом отзываясь в пустом доме. Вслушиваясь в наступившую вслед за этим тишину, Джо вдруг понимает, что между моментом его прихода и настоящим моментом что-то изменилось: перестала звучать музыка. Он не заметил, когда это произошло.
– Уже поздно. Удивительно, что мы еще не валимся с ног от усталости, – говорит Луи.
На самом деле Джо именно «валится с ног» – алкоголь ударил ему в голову. Он бормочет что-то насчет позднего часа и уходит, споткнувшись на лестнице.
Когда он добирается до верхней ступеньки, музыка начинает звучать снова. Странное смешение звуков – барабаны, диссонирующие созвучия и высокий голос, перекрывающий их. Песня без ритма и смысла, такая тихая, что кажется, будто звучит она внутри его самого.
Опять тени, тени, которые шныряют вокруг него, словно кошки. А посередине – кромешная тьма, более беспросветная, чем сон без сновидений.
Он хочет позвать Луи, но гордость не позволяет. Что бы он ни чувствовал, что бы ни видел, это все из-за алкоголя, усталости и непостижимых страхов Линны.
Еще несколько шагов, всего несколько шагов сквозь эту черноту – и он окажется в комнате, с Линной. Подбадривая себя этой мыслью, Джо уверенно шагает вперед.
Шаг. Второй. Третий.
В зеркале мелькает отражение. Это должно было бы быть его отражение, но Джо почему-то видит покойного старика – Анри де Ну. Только более молодого. Сильного. Рассерженного.
Видение растворяется, и Джо не может сказать, сколько времени оно длилось. Несколько минут? Часов? Дней? Он лишь чувствует, что сердце его колотится, дыхание участилось и ноги стали тяжелыми и ватными, словно они, как и все его чувства, проваливаются в сон.
Неужели он сейчас упадет? Может, это и правда всего лишь сон?
Последняя утешительная мысль испаряется, он больше ничего не чувствует.
Линна просыпается от того, что дверь в ее спальню открывается, и видит скрытую тенью фигуру в дверном проеме.
– Джо?! – окликает она.
Фигура молча направляется к ней.
Линна зажигает свет и, зажмурившись на миг, спрашивает:
– Джо, Луи что, напоил тебя?
Джо смотрит на нее широко открытыми глазами с выражением, какого она никогда прежде не видела на лице своего любовника, но оно слишком хорошо знакомо ей и вызывает жуткий страх.
Она мгновенно стряхивает с себя сон, глаза слезятся от света. Ей не требуется много времени, чтобы понять причину страха. Линна замирает на месте, как тогда, когда была маленькой девочкой и думала, что неподвижность сделает ее невидимой.
Ее страх только возбуждал папу. Он набрасывался на нее, и то, что следовало дальше – удовольствие или боль, – зависело только от его прихоти. Непредсказуемость – самое страшное, что было в Анри де Ну.
В течение нескольких лет на долю Линны выпадали даже минуты удовольствия, и стыд, который приходил вслед за этим, делал ее заложницей отца надежнее, чем страх.
Ей удается разлепить губы.
– Джо, гони его из себя, – говорит она.
Он не слышит. Одной рукой хватает ее за запястье и сжимает так, что кажется, оно вот-вот сломается, другой – рвет лиф ее рубашки.
Никогда в жизни Джо не смотрел на нее с такой отвратительной похотью. Он никогда не причинял ей боли.
Она колеблется: не позвать ли Луи? – но отвергает эту мысль. Мобилизовав всю свою внутреннюю энергию, Линна кладет ладонь на лоб Джо и начинает окликать его по имени.
Он хватает ее грудь и больно сжимает, но не пытается сбросить ее руку со лба. Уверенная в том, что приняла правильное решение, Линна заставляет себя успокоиться и продолжает повторять его имя, несмотря на то что дух, вселившийся в ее любовника, проводит рукой по ее животу и грубо раздвигает ей ноги, пытаясь вызвать ответную реакцию.
Если она отнимет руку от лба Джо, призрак отца восторжествует. Не обращая внимания на боль, Линна уворачивается от его поцелуя и молит:
– Джо… борись с ним, гони его! Джо…
Она повторяет это раз десять, прежде чем замечает проблеск понимания в его глазах. Тогда окрепшим голосом она произносит:
– Дух, покинь это тело! Я приказываю!
Кажется, что ладонь, лежащая на его лбу, вытягивает безумие из его мозга. Джо моргает и падает, ударившись о край кровати. Комкая разорванную ткань, он смотрит на Линну снизу вверх, замечает царапину на ее щеке, слезы, льющиеся из ее глаз. По его лицу Линна видит, как мучительно он старается сообразить, что же произошло за те несколько минут, которые полностью выпали из его памяти.
– Это сделал я? – наконец спрашивает он.
По крайней мере это он имеет право знать. Она кивает, и Джо целует ранку, слизывая кровь.
– Как я мог это сделать? – недоумевает он. В его глазах – мольба, он хочет получить объяснение.
– Это не ты, – отвечает она, не представляя, как сказать ему, что он не владел своим телом. – Ты не отвечаешь за то, что делал. Это все, что тебе нужно знать, – говорит она наконец, встает и начинает собирать вещи. – Мы уходим немедленно. Луи скажет, что я сошла с ума, но мне все равно. Я здесь больше не останусь – не хочу подвергать себя этой пытке. Он мертв. Я пережила его и больше не позволю ему прикоснуться ко мне.
Она говорит об отце, не о брате, и злостью поддерживает себя, как понимает Джо. Пока она злится, страх не парализует ее волю. За годы службы он повидал много жертв и слишком хорошо знает такое состояние.
Он молча помогает ей.
В доме темно, они пробираются на ощупь. Достигнув середины коридора, слышат шорох внизу. Линна вскрикивает и хватается за Джо.
В холле на первом этаже зажигается свет. У подножия лестницы стоит Луи, глядя вверх.
– Старик был здесь, не так ли? – спрашивает он, часто моргая. Заметив рану на лице сестры, он бросается наверх, чтобы защитить ее. – Кто это сделал? – требует ответа Луи, уставившись на Джо.
– Оставь его в покое, Луи. Это папа набросился на меня, не важно, в чье тело он вселился. – Она отталкивает его и начинает спускаться по лестнице. – Я тебе говорила, что оставаться в этом доме – безумие. Если тебе так хочется, можешь сам жить здесь на пару с его призраком.
– За четыре дня, что ты провела здесь со мной, разве он хоть раз являлся тебе, не говоря уж о том, чтобы причинить тебе зло? Позволь мне защитить тебя. Я знаю, как это сделать, – говорит Луи.
Больше не сдерживаясь, она обрушивает на брата весь свой гнев.
– Ноги моей больше не будет в этом доме, ты понял? – кричит Линна.
Луи садится на ступеньку и не произносит ни слова, пока она не доходит до двери.
– А почему ты решила, что его дух может жить только тут? – спрашивает он, когда она берется за ручку.
– Мой единственный шанс – верить в это.
– Линна, ты изучала культ вуду поверхностно. Ты так и не узнала того, что должна была бы. А мне это известно.
– Ничего, я кого-нибудь найду. Пойду к Селесте. У меня есть деньги. Она поможет.
– Ты откроешь наш секрет чужому человеку? – почти бесстрастно интересуется он.
– Я расскажу ровно столько, сколько нужно, – отвечает Линна и распахивает дверь.
Очутившись в ночи, она впервые по-настоящему отдает себе отчет в том, как много времени провела в старом доме. Хотя во влажном воздухе звезды кажутся размытыми, почти полная луна просвечивает через ветви деревьев, тянущихся вдоль улицы. Пока Джо кладет ее сумку в багажник, она стоит рядом и глубоко дышит, упиваясь ароматом жимолости, которую в этих местах культивируют так усердно, что кажется, будто она росла здесь всегда.
Девочкой Линна часто выходила из дома утром, когда только-только распускались новые бутоны и воздух был насквозь пропитан их ароматом. Она находила самые свежие цветы, обламывала ветки и относила их в комнату матери. В это время мама часто еще спала, и Линна, положив цветущие ветви на кровать, ждала, когда их аромат ее разбудит.
В такие мгновения – между сном и явью, между забытьем и болью – мама улыбалась.
Мгновения покоя. Короткие счастливые мгновения, такие же короткие, как жизнь этих хрупких, недолговечных цветков.
– Надо ехать, – говорит Джо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44