– В самом деле, папа, – Джессика, сама того не подозревая, заговорила в эту минуту, как ее бабушка, – порой ты бываешь таким глупым. – Она подчеркнуто покачала головой… и опять точь-в-точь как Селия.
Энни хмыкнула: слово «глупый» как-то не вязалось с образом Руфуса… С момента их первой встречи у нее сложилось совершенно иное представление.
Следующие два часа, проведенные за обеденным столом вместе с членами семьи Даймонд, казалось, не имели ничего общего с тем, что принято называть семейным обедом.
Это была самая странная трапеза, на которой Энни когда-либо присутствовала. Нет, она не имела в виду поданные блюда. Как обычно, повариха миссис Уилсон приготовила все превосходно: домашний паштет, утка в восхитительном апельсиновом соусе и под конец свежие фрукты и портвейн. Но хоть Даймонды и отдавали должное блюдам, за столом царила напряженная тишина, и это чувствовали все, кроме Джессики… счастливой Джессики, которая устроилась рядом со своим отцом. И причиной охватившего всех напряжения был Руфус Даймонд… хотя, несмотря на всеобщее внимание к нему, он, казалось, так же как и его дочь, не замечал общей скованности.
Джессика сидела между ними, и Руфусу, чтобы сказать несколько слов Энни, приходилось наклоняться вперед.
– Весело? – спросил он со все той же сдерживаемой насмешкой.
Ей хотелось, чтобы обед быстрей подошел к концу, по крайней мере та его часть, в которой она вместе с Джессикой должна была принимать участие. Обычно, когда подавали кофе и портвейн, девочка отправлялась в постель. Но сегодня привычный порядок мог быть нарушен, ведь здесь ее отец.
Что же насчет веселья за столом… Селия казалась совершенно неприступной, тогда как Давина, высокая, элегантная блондинка, при всяком удобном случае без зазрения совести флиртовала с Руфусом, а Энтони… ну, Энтони, по-видимому, погрузился в задумчивость и мало на кого обращал внимание. Последнее заставило Энни вздохнуть с облегчением: меньше всего она хотела дать Руфусу повод для подозрений.
– Да, благодарю, – натянуто ответила она.
Но он улыбнулся уже знакомой свирепой улыбкой.
– Врунишка!
Она, не дрогнув, встретилась с ним взглядом.
– Я, разумеется, имела в виду еду.
И опять Энни была ошеломлена, когда он, откинув голову, от всего сердца хрипло рассмеялся. Вокруг его глаз и рта она заметила морщины, появившиеся от смеха, и вдруг поняла, что Даймонд много смеется. И, скорее всего, не только над другими. Похоже, он способен смеяться и над собой. Этот мужчина был для Энни загадкой, хамелеоном: то отчужденный и неприветливый, то искрящийся юмором. На то, чтобы понять такого человека, может уйти вся жизнь…
Перестав тешить себя подобными мыслями, Энни виновато посмотрела на Энтони и вновь поразилась его красоте. Он заговорщически улыбнулся, словно почувствовав ее замешательство… Энни сомневалась, что Энтони стал бы ей так улыбаться, знай он, что именно думала она о его брате.
– Не расскажете нам какой-нибудь интересный случай, Энни? – прервал ее мысли надменный голос Селии Даймонд. – По-моему, мы могли бы доставить себе немного удовольствия, – сухо добавила она, показывая всем своим видом, что тяжелая атмосфера этого вечера и на нее оказала неприятное воздействие.
Энни бросила на Руфуса взгляд, который ясно говорил: «Помогите…» Хотя, не очень хорошо зная Руфуса, она была уверена, что он, пожалуй, просто получает удовольствие, наблюдая, откинувшись на спинку кресла, ее замешательство.
– Самое интересное, что можно сейчас сказать, касается Джессики. – Слава Богу, Руфус пришел ей на помощь. – Речь идет о том, – добавил он, ласково подмигнув дочери, – что Джессике, полагаю, пора в постель. И никаких возражений, барышня, – добавил он с мягким укором, когда увидел, что девочка готова возразить ему. – Тебе надо хорошенько выспаться, если ты хочешь завтра обыграть меня в шахматы.
Энни в первый раз слышала, что Джессика играет в шахматы. Девочка была слишком юной для такой сложной игры. Не показывая своего удивления, Энни встала, намереваясь по первому же указанию Руфуса удалиться из столовой. Но, похоже, для нее этот вечер не так скоро подойдет к концу. Руфус остановил Энни и повернулся к остальным.
– Пейте кофе без меня, – сказал он своим домочадцам, легко беря девочку на руки, и, покачивая ее, добавил: – Как только мы уложим Джессику спать, я намерен поговорить с Энни.
Не то, что пришлось расстаться со своим кофе, тревожило ее, даже не то, что они уходят вдвоем, а безобидное замечание «поговорить с Энни».
О чем Руфус собирается говорить с ней?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
– Прекрасные рекомендации. – Руфус положил письма, которые только что прочитал, перед собой на стол и задумчиво прищурил глаза. – Они, должно быть, жалели, когда вы уходили из детского сада.
Это было утверждение, а не вопрос. Бренда Томпсон, заведующая детским садом, так черным по белому и написала в рекомендательном письме.
Они находились в кабинете Руфуса Даймонда, просторном помещении, обставленном тяжелой мебелью из красного дерева. Кабинет располагался рядом с библиотекой. До сих пор Энни даже не подозревала о его существовании. Но это обстоятельство не удивляло ее: дом был построен так, что имел две совершенно изолированные части. Одна предназначалась для прислуги; другую, по-видимому, не использовали для жилья: там были десятки комнат, куда Энни даже не заглядывала.
Когда они поднялись наверх, Руфус, поцеловав перед сном дочку, дал Энни возможность уложить девочку в постель, сказав, что будет ждать в своем кабинете внизу. Энни пришлось расспросить Джессику, как пройти в кабинет ее отца.
И вот она сидит напротив него, с невольной робостью глядя на непроницаемо серьезное лицо Руфуса Даймонда. У нее появилось такое чувство, словно она снова превратилась в ребенка, которого вызвали к начальнице, миссис Джеймс, из-за Бог весть какого проступка. Не то чтобы она была примерной воспитанницей. Ее девизом служило изречение: «Смотри себе под ноги и держись подальше от неприятностей». И он вроде бы себя вполне оправдывал.
– Прекрасные рекомендации, – медленно повторил Руфус, снимая смокинг и отстегивая бабочку. Впрочем, от этого его вид не стал менее неприступным. – Но здесь практически ничего не сказано про вас. Кто вы? Где ваша семья? Способны ли вы тоже без всякого предупреждения оставить свое место? – прибавил он мрачно, по всей видимости вспоминая об уходе Маргарет. – Полагаю, я вправе задать вам эти вопросы: в конце концов, моя дочка будет находиться под вашей опекой.
Мысленно Энни согласилась с ним. Она понимала, что поступила бы так же, если бы речь шла о благополучии собственной дочери. И все же эти вопросы со стороны Руфуса Даймонда являлись вторжением в личную жизнь. И, несмотря на их обоснованность, ей не хотелось вдаваться в подробности своей личной жизни.
– Я Энни Флетчер, обыкновенная сирота Энни, – сухо сообщила она. – У меня нет родителей, и я не оставлю свое место или Джессику, не дав вам соответствующего объяснения и времени, чтобы подыскать замену.
Его рот искривился.
– По-моему, Маргарет говорила мне то же самое.
Энни пожала плечами:
– Вам следует спросить о причине ухода у самой Маргарет, я же ее никогда не видела. – И действительно, когда Энни приехала сюда два месяца назад, Джессика уже почти неделю обходилась без присмотра. – Все, что я могу пообещать вам, так это то, что я не поступлю подобным образом.
– Можете верить или не верить – дело ваше, так, что ли, а? – резко спросил Руфус.
– Я вовсе не это имела в виду, – спокойно сказала Энни, немного раскрасневшись. – Конечно, вы можете верить или не верить моим словам. Вы мой работодатель и совершенно обоснованно требуете гарантий. У меня есть все основания сомневаться, что я когда-либо решусь оставить Джессику. – Когда она заговорила о девочке, выражение ее лица смягчилось.
В темных оценивающих глазах Руфуса появилась заинтересованность.
– Вы любите мою девочку?
– Очень, – невозмутимо ответила она, внутренне готовясь к другим вопросам, которые Руфус Даймонд непременно задаст и которые наверняка не будут столь безобидными.
– И еще вы любите моего братца?
Ну вот, началось! Впрочем, ничего неожиданного здесь не было: с того момента, как они втроем столкнулись в коридоре, Энни знала, что Руфус спросит ее об этом. И не ошиблась!
– Я чувствую симпатию ко всем членам семьи, – уклончиво отвечала она.
Рот Руфуса сжался в тонкую линию.
– Даже к Селии? – поддел он.
Энни понимала, что и Селия, и кто-нибудь другой на ее месте относились бы к гувернантке с высокомерием, считая ее обыкновенной прислугой. Селия по крайней мере не притворялась, что дело обстоит иначе, но преимущественно обращалась с Энни хорошо.
– Даже к Селии, – твердо проговорила она.
Руфус невесело улыбнулся.
– Мне кажется, старухе много чего не по нраву, – спокойно проговорил он.
– Вовсе не так, – негодующе сказала Энни. – Миссис Даймонд по-своему добра ко мне. – Она пожалела о последних словах, едва успев произнести их: ими она открывала перед Руфусом лазейку, а этого ей вовсе не хотелось. И последствия ее оплошности не заставили себя ждать.
– Вот именно, по-своему, – уточнил Руфус. – Я помню Селию с двухлетнего возраста… и ни разу не видел, чтобы она проявила к кому-нибудь доброту. Просто так, без особенной причины, – прибавил он цинично. – А уж гувернантки моей дочери точно не подпадают под эту категорию.
Энни не желала перемывать кости Селии. Но факт, что Руфус помнит Селию с двухлетнего возраста, заинтересовал ее. Разумеется, большинство детей мало что помнят о своих родителях, однако в его словах крылось нечто совсем другое…
Она была уверена, что Руфус заметил замешательство на ее лице.
– Вы что, в самом деле почти ничего не знаете про нашу семью, а? – спросил он, медленно выговаривая каждое слово.
Она знала, что любит Джессику, что Селия в совершенстве исполняет роль владелицы особняка… и что Энтони, попавшись в расставленные сети, оказался помолвлен не с той женщиной.
– Пожалуй, нам следует вернуться к первому вопросу, – теперь Руфус говорил решительно, не спуская с нее темных, наблюдательных глаз. – Насколько хорошо вы знаете Энтони?
Очевидно, не очень хорошо. Например, до последней субботы она и не подозревала, что у того есть невеста. Несколько раз он приезжал на выходные сам по себе. В один из таких дней Энни обнаружила, что начинает поддаваться его обаянию. Это было потрясением… и разочарованием… когда в субботу он явился вместе с Давиной, чтобы погостить здесь неделю.
– Совсем ничего, – честно ответила она. Разве обязательно знать всю подноготную человека, чтобы чувствовать к нему расположение?
Руфус по-прежнему не спускал с нее глаз.
– В таком случае, – сурово произнес он, – мой вам совет: держитесь-ка от него подальше.
Внешне она осталась спокойной, однако от уверенной силы, прозвучавшей в словах Руфуса, у нее внутри что-то дрогнуло. С самого начала было видно, что братья не питают друг к другу особой любви. Но Руфус Даймонд опять заговорил с ней так, словно она не старше Джессики.
– Это отеческий совет, мистер Даймонд? – язвительно спросила она.
Его губы плотно сжались – она попала в цель.
– Я лишь немного пошутил с Джессикой, когда упомянул про ваш возраст. – Он легко догадался, на что она намекает. – Также я беру назад все сказанное мною на пляже, будто вы молоды и впечатлительны, – добавил он, изучая ее ошеломленное лицо. – Быть может, вы и молоды, но отнюдь не наивны.
Энни резко вздохнула: ей как-то не верилось, что она не ослышалась.
– Спасибо, – хрипло поблагодарила она, не смея встретиться взглядом с темно-синими глазами Руфуса.
– А насчет того, отеческий мой совет или нет, – живо продолжил он, – могу лишь повторить: вам лучше принять его.
Теперь Энни рассердилась. Руфус появился в доме лишь несколько часов назад, но, казалось, все это время только тем и занимался, что отдавал приказания и расстраивал людей, особенно ее… Заботы о Джессике – это одно, а ее личная жизнь – совсем другое!
Тем не менее следующие слова она подбирала осмотрительно:
– Вы весьма добры, мистер Даймонд…
– Не более, чем Селия, – зло прервал ее Руфус, – или Энтони, раз уж на то пошло. На самом деле у нас не очень доброе семейство, – подытожил он.
– В таком случае, я удивлена, что вы покинули… – Внезапно она замолкла, увидев, как помрачнело его лицо. Энни поняла, что вопросы, касающиеся Джессики, Руфус не обсуждает.
Он стремительно поднялся, заполнив собой, как казалось, весь кабинет.
– Вы совсем не юная и не впечатлительная, – неторопливо проговорил Руфус. – И, ради Бога, избавьтесь от этого настороженно-испуганного выражения на лице, – с отвращением сказал он ей, обойдя вокруг стола и сев на него прямо перед ней. – Может, меня нельзя назвать добрым, Энни, но за всю жизнь я ни разу не ударил женщину. И не собираюсь начинать с вас. Я оставил здесь Джессику, потому что ее мать умерла. – Это была простая констатация факта, ничего не говорящая о чувствах, вызванных утратой. – А я, отправляясь в командировки, не мог брать ее с собой.
Разумность таких доводов Энни понимала. К тому же Джессике жилось здесь гораздо лучше, чем, например, Энни, когда она находилась в приюте. Ее родная мать умерла вскоре после родов, а отца она вовсе не знала. Джессика же обожала своего отца, несмотря на его длительные отлучки.
Энни облизала пересохшие губы.
– Простите, я не хотела критиковать…
– Однако сделали это, – на сей раз без раздражения сказал Руфус. – И я, верно, заслужил критику. – Вытянув руку, он взял Энни за подбородок и нежно приподнял ее лицо так, чтобы она не смогла отвести своих глаз от его. Казалось, он больше не сердится, на его губах играла улыбка. – Вы подходите, Энни Флетчер, – медленно проговорил Руфус – Вы любите мою дочь: большей рекомендации и не требуется.
Едва дыша, Энни смотрела на Даймонда. Теперь она ясно различала кобальтовую синеву его глаз, все остальное, казалось, исчезло; она не пошевелилась даже тогда, когда теплые пальцы Руфуса коснулись ее нежной шейки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18