https://wodolei.ru/catalog/mebel/tumby-pod-rakovinu/
Юнна МОРИЦ
Рассказы о чудесном
ПОМОЙНОЕ ВЕДРО
С БРИЛЛИАНТАМИ ЧИСТОЙ ВОДЫ
Бывало, что ни напишу,
Все для иных не Русью пахнет...
А. С. Пушкин. Дельвигу
Иван Соломонович Байрон, литературно-художественный и
общественно-политический переводчик с польского, сложив руки замком на
пояснице, пошел летним вечером погулять в переулках чистого духа. И нашло
его там помойное ведро с бриллиантами чистой воды. И было в том ведре
бриллиантов с полкило или даже грамм шестьсот - на глазок.
На ведро это по ночам ходили очень крутые люди - по причине отключки туалета
в особняке, где они ремонтировали дух Серебряного века. Но в силу
исключительных обстоятельств и классического единства действия, места и
времени, о которых можно строить в уме только бесчисленные догадки, -
помойное ведро с бриллиантами вдруг спустилось из окна на землю посредством
связки простыней цвета мокрого асфальта. Такая вот связка была продета под
дужку ведра, и в миг его приземления она втянулась обратно в окно, как тихая
лапша.
Ведро же, колеблемое изнутри разнообразным своим содержанием, стало
двигаться колебательно вниз по улочке, скользкой после дождика в четверг.
Пешеход моментально понял, с чем он имеет дело, поскольку в последнее время
второго тысячелетия его прямо-таки преследовали умопомрачительные успехи,
неописуемое везение и процветание. На него после мерзости запустения и
пустости замерзения вдруг обрушился ливень чудес. Он совершенно готов был к
этому ливню давным-давно и заждался, претерпев содрогательно-долгие унижения
и томительную безысходность в натуге своих образцовых трудов.
И вот, наконец-то, поделом ему, поделом - одно за другим сыплются на него
чудеса, небо - в алмазах, в помойном ведре - бриллианты чистой воды. Только
вот люди в массе своей к этому времени стали ему противны и ненавистны, как
тараканы, тошно ему глядеть на их мрачные, злобные, плебейские рожи, а уж
речь этих рож - ну просто помойка. И хуже того, даже лет через двести не
получится здесь никакая Великобритания. Велик обретания лик... Поэтому И. С.
Байрон теперь постоянно читает в транспорте, чтоб не глядеть на людей и,
заслонясь чтивом, их рожи не видеть, такая действительность в данный момент.
- Однако же мне вот лично небесами послано и велено распорядиться! - так
помыслил в переулках чистого духа Байрон и с почтительной благодарно-
стью взял помойное ведро с бриллиантами... Тем более надо сказать, что его
уду-шливо крошечная с низкими потолками двухкомнатная квартира в
кооперативном кирпиче середины века, в котором мы с тобой проживаем и
который мы с тобой доживаем, драгоценный читатель, была битком набита
роскошным антиквариатом с наших помоек, откуда Байрон собственными руками
всю жизнь извлекал дивные вещи и сам реставрировал их с безупречным вкусом,
сочетая шикарность, начитанность и въедливый педантизм.
Придя домой, он безотлагательно снял с полки, найденной на помойке,
антикварный том, найденный на помойке и собственноручно переплетенный в
сафьян с золотым тиснением, также найденный им некогда на помойке. Там была
замечательная статья, разъясняющая подробно и толково, каким образом
извлекают бриллианты из помойного ведра и возвращают им благородство "чистой
воды". Не хуже нас понимая, что после выхода этого пособия прошло почти
полтора столетия и с тех пор появились куда более современные средства и
способы, все же Байрон на них не польстился, а совершил свое дело, как было
принято в старину, когда счастливые холопы светились духовностью, души не
чаяли в барине и совсем еще не были тронуты никакой порчей ни язык, ни в
массе людские лица.
Примерно через неделю изготовил Байрон полный список знакомых, чьи знакомые
могут иметь знакомых, интересующихся бриллиантами чистой воды на предмет их
покупки поштучно и оптом.
Очень многие немедленно захотели купить, но почему-то непременно в готовых
изделиях - в кольцах, браслетах, серьгах, поясах, диадемах, гребнях,
булавках, запонках, пряжках, кубках, обложках, рамах, биноклях, даже в
спинках и подлокотниках кресел, даже в плитке для ванной, - а так вот,
отдельно, в голом виде, никто не хотел. Но все они обещали быстро найти
покупателей, полагая, что это как раз - проще простого и легче легкого,
поскольку настали самые подходящие времена.
Бывало, кто-нибудь из дурно воспитанных спрашивал вдруг:
- А откуда у вас столько?..
Тогда незамедлительно Байрон им отвечал:
- Ну, видите ли, в силу известных вам исторических обстоятельств - не хотите
ли чашечку кофе? - я в молодости долго скитался в краях, где этими
камушками, завернутыми в кусок газеты, могли заткнуть бутылку с остатками
водки запросто. Алмазы валялись там под ногами, как лимоны в Испании, часто
ими платили за кой-какую работу, а я хранил их до лучших времен.
Месяца через два потоком пошли покупатели, брали помногу и по очень многу,
большими партиями, стаканами, бидонами, ведрами. Но камней оставалось ничуть
не меньше, чем было!.. И тут как тут Байрон вновь почуял себя неудачником,
который на гребне своих чудес и небесных везений связался с адским кидалой и
теперь обречен на сизифов труд, как в прежние времена, когда ничто не
удавалось ему докатить до победного места и никак не мог он явить абсолютной
и всем очевидной способности исчерпать хотя бы одну из своих проблем. Опять
его изнуряло тупое чувство бессилия, унизительное мучение, бесконечно
питаемое сосредоточенностью всего организма на единственной цели - увидеть
конец, который делу венец.
Но чем больше он тратил времени, связей, трудов и фантазий на поиски
покупателей и чем ниже спускал он цену, чтобы с этим делом покончить раз и
навсегда, тем сильней и неотвратимей распирала его тоска и терзало
предчувствие, что при его жизни это дело не кончится добром!..
Каждую ночь Байрон пересчитывал свои бриллианты чистой воды. Их было все так
же много!.. И ни о чем ином он думать уже не мог и не мог ничем другим
заниматься, хотя на светских балах и приемах еще иногда шуршали восторженным
шепотом: "Вот Байрон идет Иван Соломонович!.."
Порой ему жутко хотелось пройтись, прогуляться по той музыкальной улочке,
где нашло его это помойное ведро с бриллиантами. Но портрет Федора
Михайловича, который он некогда нашел на помойке в шикарной раме, не
отпускал его ни на шаг в ту сторону и прямо-таки приказывал ни в коем
случае, ни под каким предлогом и видом не возвращаться туда и всячески
обходить ту самую улочку стороной, делая крюк.
Тем паче тянуло его туда неотвратимо, адской волной толкая в спину, дыша в
затылок и мелкой дрожью за ноги волоча. Ну прямо хоть из дому не выходи! И,
чтобы пресечь эту порочную тягу и свое дурное безволие, Байрон решил
отправиться в кругосветное путешествие. А куда деть нескончаемые бриллианты
чистой воды на время отсутствия? Куда?!
Один очень опытный человек посоветовал ему взять бриллианты с собой,
поскольку они в чемоданах не светятся ни под какими рентгенами, когда
проходишь таможню, и не звенят, как металлы, и не пахнут они, как наркотики.
Замечательная идея!.. Байрон взял их с собой в простом чемодане и решил
путешествовать кругосветно, покуда не перестанет его тянуть на ту
подозрительную московскую улочку.
Месяца через три Байрон опять расцвел. Он совершенно избавился от пыточной
тоски, сверлящего страха и панических наваждений. Байрон питался
исключительно дарами садов, огородов и моря. Наслаждался Байрон музеями,
театрами, пляжами, парусными лодками, особенно оперой и верховой ездой. В
нем было очень развито чувство прекрасного, и он даже влюбился в одну
гречанку, которую встретил в оливковой роще, а после - в лимонной.
Однажды вечером, когда было у нас раннее утро, Байрон пошел погулять в
переулках чистого духа на другом конце света, насвистывая "Сердце красавицы"
и сложив руки замком на пояснице. Вдруг - из роскошного венецианского окна
выбросилась связка простыней цвета мокрого асфальта, подцепила она Байрона
за подбородок и втащила его целиком в окно, как тихую лапшу. Он даже не
успел выдохнуть крик, он совсем ничего не понял, ну совсем ничего, - ему
показалось, что он просто запутался в каком-то воздушном змее, запущенном
для полета с земли на небо.
- Чучело птицы стоит дороже птицы! - последнее, что Байрон услышал на этом
свете, но от кого?.. От воздуха?.. Внимание, говорит воздух?.. Но воздух
кончился.
Его тело нашли в заливе. Чемодан бесследно исчез. Труп его опознали по
рукам, сложенным замком на пояснице, - и тело вернули на родину. Байрон
страшно был одинок, но за его могилой постоянно кто-то ухаживает, там всегда
стоит то самое ведро, но уже покрытое чудесной эмалью внутри и снаружи - и
полное цветов.
Окно, из которого спустилось на землю это помойное ведро с бриллиантами, - я
знаю, на какой оно улочке, но не скажу. Еще не велено мне раскрывать вам и
эту дивную тайну. За тем окном уже полностью отремонтировали дух Серебряного
века и плюются через балкон. Каким-то чудесным образом к ним попал во
владение музыкальный диван, найденный Байроном на помойке. Каждый час он
поет, этот диван, и слыхать его во все концы света.
1997
ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ АНГЕЛИНЫ СУКОВОЙ
Призрак был в ярости. Он являлся к ней еженощно не по собственной воле, не
гонимый коварством и злобой, тем более - жаждой возмездия, которая была ему
отвратительна и враждебна всем его предыдущим жизням. Но помешательство
плотской женщины, документально-биографические навязчивости энергичной
гражданки Суковой вытаскивали его еженощно с того света на этот.
Теперь же он, весь прозрачный, как под рентгеном, сидел на перильце кресла
как раз напротив телесной внешности Суковой Ангелины и языком беззвучным,
загробным, не разжимая чернильных губ, задавал ей вопросы, не
приличествующие привидению-призраку, достигшему высокой ступени и степени
доступа к тайнам развоплощенного знания.
Судите же сами, благородно ли, мудро ли - наконец призрачно ли - спрашивать
у злодейки, убийцы и лгуньи: как могла она пасть так низко и пуститься на
подлый такой обгон и захват, обрекающий жертву на гибель уже после смерти?..
Ведь теперь он, призрак, прочел свое место в Книге Судеб и вполне постиг
идейно-художественную силу и роль предопределения. Хуже того, до столь
глубочайших тайн допущенный призрак подлежал бы немедленной каре, если бы
стал преследовать исполнителя предопределенных злодейств, в данном
конкретном случае - гражданку Сукову, энергичную общественницу и вообще
звездную женщину.
Ангелина же Сукова была особа чувствительная и мигом почуяла, что если все
же является ей окаянный призрак, пусть даже насильственно заарканенный,
значит, совесть ее угрызается искренне, плодотворно и на верном пути. А это
сулило надежду на искупление и ход в ногу со временем, и даже на святость в
грядущем.
Всей силой и ловкой хитростью своего социально-исторического чутья и опыта
Сукова еженощно вонзалась в это несчастное привидение, вцеплялась в его
туманность и, словно коршун с куренком в когтях, приземлялась в своей
огромной квартире с этой страшной и сладкой добычей. Покаянная Сукова и
окаянный призрак - только такой расклад мог спасти ее окончательно, а его
окончательно погубить.
Призрак был совершенно гол и всю дорогу выскальзывал. Поначалу Сукова
материлась, что ее покойника бросили в общую яму, безо всякого даже
исподнего. Ну хоть бы одна тесемка, чтоб ухватиться,- так нет же! Ни
шиворота, ни выворота, ни ремня, ни резинки от трусов, ни пуговицы, ни
пряжки. Но Ангелина Сукова помнила, что была у расстрельного буйная грива,
роскошная шевелюра волнистая, и на всякий случай вкогтилась огневым
маникюром в легкую дымку, в курево над его продырявленным черепом,- так и
есть, она самая, гуща и чаща волос!.. Надо же, люди живые лысеют до полного
блеска, а тут - ни мяса, ни кожи, - на чем только держится да из какой же
материи прет шевелюра? Однако - реальность! За нее ухватясь, тащила Сукова
призрак сквозь горние мраки в дольние тьмы, страдая бессонницей и острым
воспалением
чувства исторического момента: в кратчайший срок искупить вину по-
каянием!..
Перво-наперво призрак категорически не желал с ней вступать ни в какое
общение. Был он облит негашеной известью, весь оброс мерзлотой и страшно
светился, ограждаясь от хищно духовных и плотских раздумий и угрызений
прозревшей гражданки Суковой. Она же, однако, в звездных боях закаленная, в
изящных делах исступленная, искушенная блистательным взлетом под карканье и
чириканье завистников и соперников, проявляла терпение и чудесную выдержку,
с адским упорством добиваясь от призрака признанья - чистосердечного и
добровольного! - ее вины перед ним и отпущенья ее греха по всей совокупности
эпизодов.
Грех он ей отпустить никак не мог, перейдя в столь прозрачное состояние. Не
в его теперь это власти. Перед смертью он всех простил, повалясь
расстрельным лицом на землю. Всех простил он, очистясь вмиг сквозь восьмую
дырку в бритой наголо, для чистоты, голове. Но до самой смерти ничего не
знал он о подлых действиях Суковой, никогда ее внешность не видел, и она его
тоже видела только лежа с биноклем на крыше. А в нынешнем образе он ничьей
вины признавать, повторяю, не мог, - поскольку там, где он опрозрачнился и
пребывал, обреталось конечное знание и даже смутная память о чьей-то вине
беспощадно каралась паденьем, низверженьем погибельным в бездну.
Это он дал понять Ангелине Суковой синим светом очей, изъятых посмертно для
юмора в эпосе посредством сторожевого штыка. Но доводы призрака ей
показались недостаточно убедительными, ничем существенным не подтвержденными
и возникшими вследствие отсталого суеверия. Поэтому, обзаведясь необходимыми
для столь чудесного дела запасами водки, эта Сукова еженощно грабастала
призрак, исхищая из тьмы, и за волосы притаскивала к себе, чтобы тыкать в
его беззащитный, безносый, безглазый, безротый, без-
ухий череп вещественные и алкогольно-документальные улики своей неизбывной,
подлой вины.
1 2 3 4 5 6 7 8
Рассказы о чудесном
ПОМОЙНОЕ ВЕДРО
С БРИЛЛИАНТАМИ ЧИСТОЙ ВОДЫ
Бывало, что ни напишу,
Все для иных не Русью пахнет...
А. С. Пушкин. Дельвигу
Иван Соломонович Байрон, литературно-художественный и
общественно-политический переводчик с польского, сложив руки замком на
пояснице, пошел летним вечером погулять в переулках чистого духа. И нашло
его там помойное ведро с бриллиантами чистой воды. И было в том ведре
бриллиантов с полкило или даже грамм шестьсот - на глазок.
На ведро это по ночам ходили очень крутые люди - по причине отключки туалета
в особняке, где они ремонтировали дух Серебряного века. Но в силу
исключительных обстоятельств и классического единства действия, места и
времени, о которых можно строить в уме только бесчисленные догадки, -
помойное ведро с бриллиантами вдруг спустилось из окна на землю посредством
связки простыней цвета мокрого асфальта. Такая вот связка была продета под
дужку ведра, и в миг его приземления она втянулась обратно в окно, как тихая
лапша.
Ведро же, колеблемое изнутри разнообразным своим содержанием, стало
двигаться колебательно вниз по улочке, скользкой после дождика в четверг.
Пешеход моментально понял, с чем он имеет дело, поскольку в последнее время
второго тысячелетия его прямо-таки преследовали умопомрачительные успехи,
неописуемое везение и процветание. На него после мерзости запустения и
пустости замерзения вдруг обрушился ливень чудес. Он совершенно готов был к
этому ливню давным-давно и заждался, претерпев содрогательно-долгие унижения
и томительную безысходность в натуге своих образцовых трудов.
И вот, наконец-то, поделом ему, поделом - одно за другим сыплются на него
чудеса, небо - в алмазах, в помойном ведре - бриллианты чистой воды. Только
вот люди в массе своей к этому времени стали ему противны и ненавистны, как
тараканы, тошно ему глядеть на их мрачные, злобные, плебейские рожи, а уж
речь этих рож - ну просто помойка. И хуже того, даже лет через двести не
получится здесь никакая Великобритания. Велик обретания лик... Поэтому И. С.
Байрон теперь постоянно читает в транспорте, чтоб не глядеть на людей и,
заслонясь чтивом, их рожи не видеть, такая действительность в данный момент.
- Однако же мне вот лично небесами послано и велено распорядиться! - так
помыслил в переулках чистого духа Байрон и с почтительной благодарно-
стью взял помойное ведро с бриллиантами... Тем более надо сказать, что его
уду-шливо крошечная с низкими потолками двухкомнатная квартира в
кооперативном кирпиче середины века, в котором мы с тобой проживаем и
который мы с тобой доживаем, драгоценный читатель, была битком набита
роскошным антиквариатом с наших помоек, откуда Байрон собственными руками
всю жизнь извлекал дивные вещи и сам реставрировал их с безупречным вкусом,
сочетая шикарность, начитанность и въедливый педантизм.
Придя домой, он безотлагательно снял с полки, найденной на помойке,
антикварный том, найденный на помойке и собственноручно переплетенный в
сафьян с золотым тиснением, также найденный им некогда на помойке. Там была
замечательная статья, разъясняющая подробно и толково, каким образом
извлекают бриллианты из помойного ведра и возвращают им благородство "чистой
воды". Не хуже нас понимая, что после выхода этого пособия прошло почти
полтора столетия и с тех пор появились куда более современные средства и
способы, все же Байрон на них не польстился, а совершил свое дело, как было
принято в старину, когда счастливые холопы светились духовностью, души не
чаяли в барине и совсем еще не были тронуты никакой порчей ни язык, ни в
массе людские лица.
Примерно через неделю изготовил Байрон полный список знакомых, чьи знакомые
могут иметь знакомых, интересующихся бриллиантами чистой воды на предмет их
покупки поштучно и оптом.
Очень многие немедленно захотели купить, но почему-то непременно в готовых
изделиях - в кольцах, браслетах, серьгах, поясах, диадемах, гребнях,
булавках, запонках, пряжках, кубках, обложках, рамах, биноклях, даже в
спинках и подлокотниках кресел, даже в плитке для ванной, - а так вот,
отдельно, в голом виде, никто не хотел. Но все они обещали быстро найти
покупателей, полагая, что это как раз - проще простого и легче легкого,
поскольку настали самые подходящие времена.
Бывало, кто-нибудь из дурно воспитанных спрашивал вдруг:
- А откуда у вас столько?..
Тогда незамедлительно Байрон им отвечал:
- Ну, видите ли, в силу известных вам исторических обстоятельств - не хотите
ли чашечку кофе? - я в молодости долго скитался в краях, где этими
камушками, завернутыми в кусок газеты, могли заткнуть бутылку с остатками
водки запросто. Алмазы валялись там под ногами, как лимоны в Испании, часто
ими платили за кой-какую работу, а я хранил их до лучших времен.
Месяца через два потоком пошли покупатели, брали помногу и по очень многу,
большими партиями, стаканами, бидонами, ведрами. Но камней оставалось ничуть
не меньше, чем было!.. И тут как тут Байрон вновь почуял себя неудачником,
который на гребне своих чудес и небесных везений связался с адским кидалой и
теперь обречен на сизифов труд, как в прежние времена, когда ничто не
удавалось ему докатить до победного места и никак не мог он явить абсолютной
и всем очевидной способности исчерпать хотя бы одну из своих проблем. Опять
его изнуряло тупое чувство бессилия, унизительное мучение, бесконечно
питаемое сосредоточенностью всего организма на единственной цели - увидеть
конец, который делу венец.
Но чем больше он тратил времени, связей, трудов и фантазий на поиски
покупателей и чем ниже спускал он цену, чтобы с этим делом покончить раз и
навсегда, тем сильней и неотвратимей распирала его тоска и терзало
предчувствие, что при его жизни это дело не кончится добром!..
Каждую ночь Байрон пересчитывал свои бриллианты чистой воды. Их было все так
же много!.. И ни о чем ином он думать уже не мог и не мог ничем другим
заниматься, хотя на светских балах и приемах еще иногда шуршали восторженным
шепотом: "Вот Байрон идет Иван Соломонович!.."
Порой ему жутко хотелось пройтись, прогуляться по той музыкальной улочке,
где нашло его это помойное ведро с бриллиантами. Но портрет Федора
Михайловича, который он некогда нашел на помойке в шикарной раме, не
отпускал его ни на шаг в ту сторону и прямо-таки приказывал ни в коем
случае, ни под каким предлогом и видом не возвращаться туда и всячески
обходить ту самую улочку стороной, делая крюк.
Тем паче тянуло его туда неотвратимо, адской волной толкая в спину, дыша в
затылок и мелкой дрожью за ноги волоча. Ну прямо хоть из дому не выходи! И,
чтобы пресечь эту порочную тягу и свое дурное безволие, Байрон решил
отправиться в кругосветное путешествие. А куда деть нескончаемые бриллианты
чистой воды на время отсутствия? Куда?!
Один очень опытный человек посоветовал ему взять бриллианты с собой,
поскольку они в чемоданах не светятся ни под какими рентгенами, когда
проходишь таможню, и не звенят, как металлы, и не пахнут они, как наркотики.
Замечательная идея!.. Байрон взял их с собой в простом чемодане и решил
путешествовать кругосветно, покуда не перестанет его тянуть на ту
подозрительную московскую улочку.
Месяца через три Байрон опять расцвел. Он совершенно избавился от пыточной
тоски, сверлящего страха и панических наваждений. Байрон питался
исключительно дарами садов, огородов и моря. Наслаждался Байрон музеями,
театрами, пляжами, парусными лодками, особенно оперой и верховой ездой. В
нем было очень развито чувство прекрасного, и он даже влюбился в одну
гречанку, которую встретил в оливковой роще, а после - в лимонной.
Однажды вечером, когда было у нас раннее утро, Байрон пошел погулять в
переулках чистого духа на другом конце света, насвистывая "Сердце красавицы"
и сложив руки замком на пояснице. Вдруг - из роскошного венецианского окна
выбросилась связка простыней цвета мокрого асфальта, подцепила она Байрона
за подбородок и втащила его целиком в окно, как тихую лапшу. Он даже не
успел выдохнуть крик, он совсем ничего не понял, ну совсем ничего, - ему
показалось, что он просто запутался в каком-то воздушном змее, запущенном
для полета с земли на небо.
- Чучело птицы стоит дороже птицы! - последнее, что Байрон услышал на этом
свете, но от кого?.. От воздуха?.. Внимание, говорит воздух?.. Но воздух
кончился.
Его тело нашли в заливе. Чемодан бесследно исчез. Труп его опознали по
рукам, сложенным замком на пояснице, - и тело вернули на родину. Байрон
страшно был одинок, но за его могилой постоянно кто-то ухаживает, там всегда
стоит то самое ведро, но уже покрытое чудесной эмалью внутри и снаружи - и
полное цветов.
Окно, из которого спустилось на землю это помойное ведро с бриллиантами, - я
знаю, на какой оно улочке, но не скажу. Еще не велено мне раскрывать вам и
эту дивную тайну. За тем окном уже полностью отремонтировали дух Серебряного
века и плюются через балкон. Каким-то чудесным образом к ним попал во
владение музыкальный диван, найденный Байроном на помойке. Каждый час он
поет, этот диван, и слыхать его во все концы света.
1997
ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ АНГЕЛИНЫ СУКОВОЙ
Призрак был в ярости. Он являлся к ней еженощно не по собственной воле, не
гонимый коварством и злобой, тем более - жаждой возмездия, которая была ему
отвратительна и враждебна всем его предыдущим жизням. Но помешательство
плотской женщины, документально-биографические навязчивости энергичной
гражданки Суковой вытаскивали его еженощно с того света на этот.
Теперь же он, весь прозрачный, как под рентгеном, сидел на перильце кресла
как раз напротив телесной внешности Суковой Ангелины и языком беззвучным,
загробным, не разжимая чернильных губ, задавал ей вопросы, не
приличествующие привидению-призраку, достигшему высокой ступени и степени
доступа к тайнам развоплощенного знания.
Судите же сами, благородно ли, мудро ли - наконец призрачно ли - спрашивать
у злодейки, убийцы и лгуньи: как могла она пасть так низко и пуститься на
подлый такой обгон и захват, обрекающий жертву на гибель уже после смерти?..
Ведь теперь он, призрак, прочел свое место в Книге Судеб и вполне постиг
идейно-художественную силу и роль предопределения. Хуже того, до столь
глубочайших тайн допущенный призрак подлежал бы немедленной каре, если бы
стал преследовать исполнителя предопределенных злодейств, в данном
конкретном случае - гражданку Сукову, энергичную общественницу и вообще
звездную женщину.
Ангелина же Сукова была особа чувствительная и мигом почуяла, что если все
же является ей окаянный призрак, пусть даже насильственно заарканенный,
значит, совесть ее угрызается искренне, плодотворно и на верном пути. А это
сулило надежду на искупление и ход в ногу со временем, и даже на святость в
грядущем.
Всей силой и ловкой хитростью своего социально-исторического чутья и опыта
Сукова еженощно вонзалась в это несчастное привидение, вцеплялась в его
туманность и, словно коршун с куренком в когтях, приземлялась в своей
огромной квартире с этой страшной и сладкой добычей. Покаянная Сукова и
окаянный призрак - только такой расклад мог спасти ее окончательно, а его
окончательно погубить.
Призрак был совершенно гол и всю дорогу выскальзывал. Поначалу Сукова
материлась, что ее покойника бросили в общую яму, безо всякого даже
исподнего. Ну хоть бы одна тесемка, чтоб ухватиться,- так нет же! Ни
шиворота, ни выворота, ни ремня, ни резинки от трусов, ни пуговицы, ни
пряжки. Но Ангелина Сукова помнила, что была у расстрельного буйная грива,
роскошная шевелюра волнистая, и на всякий случай вкогтилась огневым
маникюром в легкую дымку, в курево над его продырявленным черепом,- так и
есть, она самая, гуща и чаща волос!.. Надо же, люди живые лысеют до полного
блеска, а тут - ни мяса, ни кожи, - на чем только держится да из какой же
материи прет шевелюра? Однако - реальность! За нее ухватясь, тащила Сукова
призрак сквозь горние мраки в дольние тьмы, страдая бессонницей и острым
воспалением
чувства исторического момента: в кратчайший срок искупить вину по-
каянием!..
Перво-наперво призрак категорически не желал с ней вступать ни в какое
общение. Был он облит негашеной известью, весь оброс мерзлотой и страшно
светился, ограждаясь от хищно духовных и плотских раздумий и угрызений
прозревшей гражданки Суковой. Она же, однако, в звездных боях закаленная, в
изящных делах исступленная, искушенная блистательным взлетом под карканье и
чириканье завистников и соперников, проявляла терпение и чудесную выдержку,
с адским упорством добиваясь от призрака признанья - чистосердечного и
добровольного! - ее вины перед ним и отпущенья ее греха по всей совокупности
эпизодов.
Грех он ей отпустить никак не мог, перейдя в столь прозрачное состояние. Не
в его теперь это власти. Перед смертью он всех простил, повалясь
расстрельным лицом на землю. Всех простил он, очистясь вмиг сквозь восьмую
дырку в бритой наголо, для чистоты, голове. Но до самой смерти ничего не
знал он о подлых действиях Суковой, никогда ее внешность не видел, и она его
тоже видела только лежа с биноклем на крыше. А в нынешнем образе он ничьей
вины признавать, повторяю, не мог, - поскольку там, где он опрозрачнился и
пребывал, обреталось конечное знание и даже смутная память о чьей-то вине
беспощадно каралась паденьем, низверженьем погибельным в бездну.
Это он дал понять Ангелине Суковой синим светом очей, изъятых посмертно для
юмора в эпосе посредством сторожевого штыка. Но доводы призрака ей
показались недостаточно убедительными, ничем существенным не подтвержденными
и возникшими вследствие отсталого суеверия. Поэтому, обзаведясь необходимыми
для столь чудесного дела запасами водки, эта Сукова еженощно грабастала
призрак, исхищая из тьмы, и за волосы притаскивала к себе, чтобы тыкать в
его беззащитный, безносый, безглазый, безротый, без-
ухий череп вещественные и алкогольно-документальные улики своей неизбывной,
подлой вины.
1 2 3 4 5 6 7 8