– Если бы он не бросил меня на стоянке, я бы не попал в твой дом.
В тот вечер, когда мы с Оуэном встретились на бейсбольном матче, я отправилась на свидание вслепую с приятелем приятеля Клэр, парнем, который жил в Аркадии и каждый день ездил на работу в Лос-Анджелес, где подвизался в должности офис-менеджера в крупной юридической фирме. Приятель Клэр решил, что раз мы оба постоянно вращаемся среди юристов, то составим отличную пару. Он не учел, что в наши дни юристы составляют 20 процентов населения Соединенных Штатов. К тому же этот тип не был юристом, ему просто нравилось ошиваться среди юристов, что, по-моему, явное извращение, ничуть не лучше пристрастия к пирсингу или татуировкам.
Вместо обычного для первого свидания предложения выпить кофе или поужинать он пригласил меня на бейсбольный матч. В ту пору я уже около полугода ни с кем не встречалась, и не стала возражать. Это было нетривиально, а значит, могло оказаться забавным и любопытным. Я рассудила, что, если мне будет очень скучно, я всегда смогу уйти.
Вместо этого ушел он. Во время второго иннинга он встал, извинился и вышел. Я решила, что он отправился купить хот-доги или что-нибудь попить, но его и след простыл. К середине пятого иннинга я поняла, что он не вернется. Как только я это подумала, я услышала за своей спиной голос:
– Похоже, твой приятель отвалил с концами.
Я обернулась и увидела торжествующую улыбку и широченные плечи – это был Оуэн. Он уже был под хмельком, а у его ног стояла наготове еще одна кружка пива, и все же он выглядел куда привлекательнее мистера Как-там-его.
– Думаю, ты заблуждаешься, – ответила я.
– Какая досада, – сказал он, перемахнул через скамейку и плюхнулся рядом со мной. – Теперь тебе некому объяснить, что происходит на поле.
– Ты полагаешь, мне это необходимо? – спросила я, подыгрывая ему. – Думаешь, мне не обойтись без комментатора?
– Мне кажется, это не повредит, – ответил Оуэн. – Смотри, вон тот парень… это хиттер.
– Хиттер? Я думала, его называют бэттер?
– Смотря в каком штате, – нахально заявил Оуэн. – Я родом с востока, и там этого игрока называют хиттером.
Меня сразу потянуло к нему. Мне нравятся выдумщики. На нем была легкая хлопчатобумажная рубашка и джинсы, очень простые, классического покроя. Было видно, как под рубашкой перекатываются мускулы.
Я решила прикинуться дурочкой.
– А что делает вон тот тип в черном, что стоит за кэтчером?
– Судья? Объявляет количество ударов. И промахов тоже.
– Ты имеешь в виду мячи? – уточнила я.
– Мячами называются маленькие круглые штучки, по которым они бьют. Господи, да ты и правда новичок?
Следующие два часа мы провели, не глядя, как «Доджерс» проигрывают «Брэйвз», и единственной трещиной в восхитительной броне Оуэна было пиво. Он опорожнял кружку за кружкой, точно его мучила неутолимая жажда. Старик, который бродил по стадиону, торгуя спиртным по четыре доллара за порцию, мог бы взять бочонок пива и преспокойно посиживать рядом с Оуэном, не утруждая себя подъемами и спусками по лестницам.
Несмотря на чудовищное количество выпитого, Оуэн держался как ни в чем не бывало. Мы болтали о фильмах, еде и работе, и внезапно я поняла, что пришла на стадион не для того, чтобы встретиться с омерзительным менеджером из Аркадии, а для того, чтобы поболтать с Оуэном Картером, электриком из Вудлэнд-Хиллз, обаятельным и остроумным.
Когда «Брэйвз» разделали «Доджерс» подчистую, толпа начала расходиться. Оуэн поднялся, и я заметила, что его слегка пошатывает. Когда мы выбрались со своих мест, его ноги заплетались, последствия двенадцати выпитых за три часа кружек пива были налицо. Внезапно на лестнице на меня обрушились двести шестьдесят фунтов мужской плоти.
Мы кое-как поднялись по ступенькам. Когда мы оказались наверху, я прислонила Оуэна к стене.
– Ты сумеешь добраться домой? – спросила я.
Он кивнул и пробормотал что-то насчет приятеля, который будет ждать его на парковке.
Больше всего мне хотелось сунуть ему свой номер телефона и улизнуть, прежде чем он выкинет какой-нибудь номер и все испортит. Мне хотелось верить, что я встретила красивого, остроумного, обаятельного и образованного парня, который обладает всем, что я ищу с пятнадцати лет.
Я обернулась к Оуэну спросить, нет ли у него визитки, на которой я могла бы записать свой телефон, и в этот миг он облапил меня за плечи и рывком швырнул на корявую бетонную стену. Я просто обомлела, когда он навалился на меня всем телом и слюнявым ртом принялся неловко искать мои губы.
Мне в нос ударила невообразимая смесь пивного перегара и чипсов, я изо всех сил оттолкнула его, но его вес в пять раз превышал привычную нагрузку на силовом тренажере в спортивном зале. Жаль, что я не слушала тренера.
Поцелуй, если некоординированные действия слюнявых губ и неуклюже болтающегося языка можно назвать поцелуем, продолжался добрые десять секунд, все это время я колотила и пинала Оуэна что было сил, но мои усилия были тщетны. Однако в конце концов я почувствовала, что его мышцы обмякли, а губы сползли с моего рта. Он навалился на меня всей тяжестью, но мне удалось выскользнуть, и он рухнул на грязный бетон, исторгнув из себя с полпорции содовой.
Это было омерзительно. Меня мутило. Я чувствовала себя пятилетней девочкой, которой дали поиграть с самой восхитительной куклой на свете – она могла петь, танцевать, писать в штанишки и умываться, – но, едва она успела к ней привязаться, прибежал какой-то хулиган, выхватил игрушку и растоптал ее, превратив чудо в кучу пластмассовых обломков.
Слез у меня не было. Может быть, мне нужно было выплакаться или на худой конец выругаться, но я чувствовала, что внутри меня зреет что-то иное. Оуэн лежал на полу, посмеиваясь никому не ведомой шутке, время от времени безуспешно пытаясь подняться на ноги.
Мне больше не хотелось смотреть на мою поломанную игрушку, и не хотелось, чтобы Оуэн смотрел на меня. Он этого не достоин. Никто из них этого не достоин. Пятнадцать лет сплошных неудач, парни, которые распускают руки, парни, которые не понимают, когда пора распустить руки, одни бросали меня, другие не давали мне уйти. Никто из них не заслужил права войти в дом, держа под руку Кассандру Френч.
Я крутанулась на пятке и направилась в туалет. Те, кто строит стадионы, в первую очередь думает о мужчинах, и в подобных местах вечно не хватает женских туалетов. В туалете было всего три кабинки, и к ним выстроилась огромная очередь. Выйдя из кабинки, я привела себя в порядок (судя по туши, из моих глаз все же выкатилось несколько слезинок) и отправилась назад, к торговым павильонам. Оуэн куда-то исчез.
От злости на себя, на Оуэна и на негодяя, который испарился во время второго иннинга, я никак не могла вспомнить, где оставила свою машину. Стоянки для машин стадиона «Доджерс» расположены вокруг всего стадиона, а я не помнила даже, у какого входа припарковалась.
Прочесывая во второй раз стоянку номер восемнадцать, я услышала, что кто-то громко исторгает из себя рвотные массы. Обычно в таких случаях я не интересуюсь подробностями происходящего, однако на сей раз я пошла на звук и увидела своего героя, Оуэна Он, скорчившись, стоял у столба, а перед ним стремительно росла лужа блевотины.
Он заметил меня и помахал рукой.
– Привет, это ты, – простонал он. – Хорошо провела время? – По его подбородку стекала тоненькая желтоватая струйка. Я посмотрела на его губы и вспомнила его неуклюжие поцелуи.
Не знаю, почему я решила ему помочь. Вероятно, какая-то часть меня чувствовала, что его можно спасти. Он был вовсе не так плох, просто у него были отдельные недостатки. Они есть у каждого, и все мы, как можем, скрываем их. Оуэн просто обнаружил свои пороки слишком рано.
Новый позыв к рвоте заставил Оуэна согнуться. Я помогла ему добраться до ближайшего мусорного бачка. Пять минут спустя его желудок опорожнился полностью, лишь алкоголь продолжал свое безумное странствие по его кровеносной системе.
Он был в полубессознательном состоянии. Я пощелкала пальцами у него перед носом.
– Где же твой приятель? Ты сказал, что приехал не один.
– Он уехал, – пробормотал он. – Заявил, что не желает, чтобы я блевал у него в машине. – Это обстоятельство показалось Оуэну чрезвычайно забавным, и он зашелся смехом.
– Как насчет такси? – спросила я. – Ты можешь взять такси? Где ты живешь?
Он пробормотал нечто невразумительное. Даже если мне удалось бы поймать такси – почти невозможная задача по окончании матча «Доджерс», поскольку все добропорядочные граждане, намеренные выпить лишку, позаботились о том, чтобы заказать такси заранее, а значит, разобрали все машины в Лос-Анджелесе, – не думаю, что Оуэн был в состоянии объяснить водителю, где он живет. Стоянка быстро пустела, солнце село, и вокруг стало темно. Один за другим вокруг стоянки зажглись прожекторы, и теперь она была залита больнично-белым светом галогеновых ламп.
Я опустилась на колени и посмотрела на Оуэна. Его глаза были по-прежнему затуманены, но мне показалось, что теперь он вполне может встать.
– Ты можешь идти? – спросила я.
В ответ Оуэн сделал несколько нетвердых шагов задом, споткнулся о собственную ногу, но сумел удержать равновесие.
– Ладно, дружок, – сказала я, взяв его под руку и пытаясь насколько возможно принять на себя часть его веса. – Давай-ка поищем мою машину.
Вспоминая об этом теперь, я думаю, что в ту минуту мои намерения были более-менее благими. Я хотела отвезти его в какую-нибудь забегаловку и влить в него немного кофе (я не рассчитывала, что он протрезвеет, но надеялась, что он немного придет в себя), после чего я смогу выяснить адрес и отвезти его домой. Прежде чем он потерял человеческий облик и стал распускать руки, он развлекал меня несколько часов кряду, и в определенном смысле я не хотела оставаться в долгу.
Когда парковка опустела, найти мою машину оказалось не так трудно. Она одиноко стояла на стоянке номер двадцать два. Пока мы шли, Оуэн наваливался на меня все грузнее, и казалось, что, вместо того чтобы приближаться, моя машина отдаляется с каждым шагом. Когда мы наконец добрались до нее, от перенапряжения у меня ныла вся правая половина тела. Одной рукой я открыла заднюю дверь, а другой втолкнула Оуэна внутрь. Он рухнул на кожаные сиденья, как колода. Его длинные ноги остались снаружи, и у меня мелькнуло, не поехать ли мне прямо так – пусть его ботинки волочатся по тротуару, а металлические наконечники шнурков высекают из асфальта искры. Собравшись с силами, я сложила его гармошкой – колени к груди – и захлопнула дверь.
Проехав по дороге минут десять, я поняла, что напоить его кофе мне не удастся. Оуэн громко храпел на заднем сиденье, и думаю, его не разбудили бы и иерихонские трубы. Официантки терпеть не могут обслуживать спящих пьяных – от того, кто находится в отключке, чаевых не дождешься.
– Как ты там? – спросила я. Ответа не последовало. – Оуэн, хочешь пива? – По-прежнему никакой реакции.
Не знаю, что заставило меня так поступить, но, въехав в жилые кварталы, я свернула в боковую улицу и припарковала машину под раскидистым платаном. Я обернулась и посмотрела, что делается на заднем сиденье. Мой спутник спал как дитя, утомленное игрой в парке. Несомненно, он был силен и хорош собой, но для меня это было не ново. Кроме того, он был остроумен. И обаятелен, пока не напился. На стадионе я почувствовала, что нас связывает очень многое, подобного ощущения я не испытывала давным-давно.
«Он был так хорош, – подумала я. – Поначалу мне показалось, что я наткнулась на нечто особенное. Но в конце он стал таким же, как все. Так уж устроены парни. Их не переделаешь».
«Глупости», – неожиданно возразил знакомый голос.
С тех пор как мы в последний раз говорили с папой, утекло немало воды. Отец умер, когда мне было тринадцать, и пока я была подростком, он частенько беседовал со мной, но, по мере того как я взрослела, мы разговаривали все реже. Но сегодня его голос прозвучал громко и отчетливо. Глядя на Оуэна, я почувствовала, как что-то внутри меня встрепенулось, и я снова услышала папин голос:
«Помоги ему, Кесси».
– Помочь ему? – переспросила я вслух. – В чем?
«Помоги ему стать лучше».
– Папа, это невозможно. Он таков, какой есть.
«Любой человек может измениться. Ты это знаешь».
– Не уверена. По моим наблюдениям, люди меняются очень мало.
«Не верь тем, кто так говорит, детка. Скажи, на каком предмете ты специализировалась в колледже?»
– Папа…
«Ответь мне, дочка».
– Основы права и педагогика.
«Значит, ты владеешь нужными инструментами. Ты умеешь обучать и убеждать. Помоги этому мальчику, Кесси. Ты нужна ему».
– Для чего? – спросила я, но ответа не последовало. Отец как всегда исчез без предупреждения.
Несмотря на мое скептическое отношение к возможности изменить человека, папа был прав. Оуэн действительно нуждался в моей помощи. Я видела, как он близок и вместе с тем бесконечно далек от того, чтобы стать настоящим джентльменом. Как антикварному креслу, которое с годами потеряло былое великолепие, требуется рука мастера, так Оуэн нуждался в помощи умелого наставника.
Ответ пришел сам собой, вдохновение было подобно удару молнии – должно быть, так Эйнштейн открыл теорию относительности, а Кальвин Кляйн понял, как изменить отношение Америки к хлопку.
Внезапно я поняла, что нужно делать. Я завела машину и направилась к дому. До него было добрых полчаса езды, но самой поездки я не помню. Мой мозг лихорадочно работал, споря сам с собой, строя планы и взвешивая все «за» и «против». Если бы уже тогда я оценивала себя прямо и беспристрастно, я бы могла поставить себе пять за усердие и изобретательность в стрессовой ситуации.
Я поставила машину в гараж и проверила, что делается сзади. Если бы Оуэн проснулся, это разрушило бы все мои планы. Но он продолжал громко храпеть, и, потыкав его в грудь, шею, щеку и, наконец, в глаз, я убедилась, что разбудить его может разве что ядерный взрыв.
Я оставила его в машине, а сама поспешила в дом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40