На полу порножурналы – «Club», «Oui» – мирно перемешались с благопристойными «People» и «Newsweek» на испанском, а также «Wired». Пиксель был настоящим фанатом журналов и скупал все, что попадалось ему на глаза в киосках на площади, и имел подписку на остальные, которые приходили ему на адрес издательства. Он говорил, что в этом и заключается анахронизм сознания – электронные версии журналов можно только скачивать, но не читать (этим он и отличался от Брауделя).
– Тебе пришел новый «Wired»? Здесь только прошлый выпуск.
– Посмотри в туалете.
– Дружище, для этих целей нужно выбирать чтиво полегче.
Себастьян обежал глазами черно-белые фотографии на стенах; на каждой из них присутствовал цифровым способом вставленный в кадр Пиксель. На одной Пиксель был еще одним офицером, стоящим рядом с Че у маленькой сельской школы в Вальегранде, прямо перед расстрелом. На другой равнодушно созерцал вьетнамскую голую девочку, убегающую от плюющегося напалмом бомбардировщика янки. Обнимался с китайцем перед кровавым побоищем на площади Тянанмынь. Вручал корону венесуэльской Мисс Вселенной. Пожимал руку Карлосу Монсону перед боем. Был адъютантом Пиночета в Ла-Монеде. Приветствовал облаченного в пончо Фухимори. Это была грубая работа, поза Пикселя не соответствовала интонациям фотографий и в глаза сразу бросалась их неестественность и аляповатость. Но все же было в них что-то, что привлекало Себастьяна. Может, это ощущение власти, возможность принять участие в истории, способность прожить одновременно тысячи жизней и в одной из них хотя бы слегка прикоснуться к событиям, затрагивающим все общество, страну, континент или даже вселенную. Нет, не делать историю – это уже слишком, – а просто присутствовать при ее создании. Нечто, что убедило бы Себастьяна, что его жизнь не сводится к работе в издательстве, что он не тратит ее на пустяки, бездумно распыляя драгоценные мгновения по ветру времени, не оставляя за собой никаких следов. Достаточно ли быть творцом Цифровых Созданий? Заканчивалась ли на них вся отпущенная ему слава?
Конечно, думал он, выключая телевизор и ставя диск Октавии в музыкальный центр, между ним и Пикселем существует огромная разница – Себастьян предпочитал держаться в стороне от фотографий. Держаться в зоне тени, недоступной ловушке объектива. Не быть ни вьетнамской девочкой, ни стреляющим напалмом пилотом, быть там, где серый невидимый миру бюрократ, что отдавал приказы из офиса в Пентагоне.
Он уселся на диван. Из кухни пришел Пиксель со стаканами. Рассказал о сетевой игре, в которую сейчас включился. Она называлась Nippur's Call, дело происходит в Средние века – алхимики, огнедышащие драконы. За скромную ежемесячную плату каждый участник получал некую роль (воин, горожанин, король, куртизанка). Нашествия варварских племен, грабежи, природные катаклизмы заставляли жителей деревушки, в которой Пиксель обитал в роли любовницы местного лидера, сплачивать ряды, или предавать своего короля, или сбиваться в банды, или выживать каким-либо иным способом. Игра могла длиться два или три года.
– В игре меня зовут Ларакрофт, – поделился Пиксель.
– Лара Крофт?
– Да, в одно слово. Ларакрофт.
– Ну, не слишком оригинально.
– Это ерунда. Изображение реалистично до обалдения. Звук тоже. Стоит только начать, затягивает в момент.
– Ага, потом создадут игру длиною в жизнь. И настанет день, когда ты забудешь, кто ты на самом деле – Пиксель или Зена – Королева Воинов, творческий работник конца второго тысячелетия или какая-то средневековая шлюха.
– Ну? И в чем проблема? Ты так говоришь, будто это что-то ужасное.
– Даже и не знаю, кто из вас играет – вы сами или программисты, что создали эту игру.
– И те, и другие. Нам не видна перспектива, так что мы удовлетворяемся своими микрорешениями, в то время как тем, кто сверху, может взбрести в голову наслать на нас наводнение, чтобы посмотреть, как мы с этим справимся.
– Будто это и так не ясно. Зато набьют себе карманы.
Себастьян был совсем не похож на Пикселя и Брауделя. В то время как его коллеги с ребяческим энтузиазмом бросались в объятия техно-культуры, Себастьян ограничивался электронной почтой и тем, что позволяло ему шлифовать и совершенствовать свой талант в цифровых манипуляциях. Остальное – игры, чаты в поисках страстных свиданий и информационный потоп (воистину потоп библейских масштабов) – казалось ему бесцельной тратой драгоценного времени. Наверное, Себастьяну несказанно повезло быть настолько поглощенным своим увлечением, что практически все его действия имели единственную подоплеку и вели к единственной конечной цели. Остальные могли разрываться в поисках неизвестно чего и тупо блуждать в сети в три часа ночи, строя и упорядочивая вокруг этого свою жизнь. Но уж чем такой порядок, лучше оставаться открытым порывам ветров хаоса.
Они потягивали ром, и Пиксель постепенно становился все грустнее и грустнее. Себастьян облегченно вздохнул кажется, просмотр порнухи ему сегодня не грозит. Он то и дело поглядывал на часы. Было девять. Ему не терпелось увидеть Никки, заняться с ней любовью и немного усмирить таким образом ее нескромные фантазии. На днях она сказала, что если он не против, то можно попробовать воплотить в жизнь одну из затей, что преследует ее с самого первого раза, когда они оказались в постели: увидеть, как Себастьян доставляет наслаждение другой женщине – ласкает ее клитор, а она корчится в экстазе.
«– Никки! Ты что спятила?! А что будешь делать ты?
– Сначала наблюдать, а потом… посмотрим. Наверно, присоединюсь к вам».
Себастьяна с юности преследовала эта типично мужская идея оказаться в постели сразу с двумя женщинами. И как большинству мужчин, ему так и не предоставлялась возможность испытать это на практике. А теперь, встретившись с женщиной, готовой на подобный эксперимент, он испугался. Позволить посторонним войти в его личный мир означало открыть дверь к опасности – никогда не знаешь, что на самом деле таится в глубинах души. Да, речь шла о другой женщине, а Никки говорила, что сама она «до тошноты гетеросексуальна», так же как и он, но… никогда не знаешь.
Какого черта она постоянно заставляла его защищаться? Почему она и мысли не допускала, что может проиграть, потерять его, в то время как он ежедневно боялся лишиться ее? Почему Никки такая, как есть? Почему она – Никки?
– Черт, да ты меня не слушаешь!
– Слушаю, с чего ты взял?
Сегодня ночью Себастьян хотел заниматься любовью с Никки, яростно и нежно, только они вдвоем в комнате с подрагивающим светом свечей, их тени – словно фигуры мифических животных, исполняющие странные танец на стенах; чудовища, может и не такие четкие и изысканные, но неизмеримо более живые и страстные, чем в Nippur's Call.
Пиксель выключил диск и поставил кассету. После какого-то металлического лязга и бряцания послышался низкий с одышкой голос. Это был голос его отца, рассказывающего о своем детстве. О том, как он учился в строгой католической школе. Как они с друзьями лазали по заросшим кустами участкам неподалеку от дома, играя в ковбоев и индейцев. О дереве с огромным дуплом, где он прятался от родителей, совершив очередную проделку. О дедушке, который на его день рождения переоделся краснокожим.
Глаза Пикселя увлажнились. Себастьян неловко заерзал.
– Прости, – вздохнул Пиксель, остановив кассету. – Я пригласил тебя не для того, чтобы плакаться в жилетку. У меня к тебе одна просьба.
– Какая?
– Я записывал воспоминания отца. Я знал его взрослым, как и все мы знаем наших родителей. Мне раньше и в голову не приходило поинтересоваться, как он жил до моего появления на свет. Я не задумывался, что он тоже когда-то был ребенком, глупым неопытным подростком. А теперь… теперь, когда он уходит, я понимаю, что уходит целая жизнь. Самая главная жизнь в моей собственной жизни. А я не хочу, не хочу, чтобы она исчезала. И если мой отец должен уйти, то пусть со мной останется хотя бы что-нибудь. Я прошу его, чтобы он рассказывал о своем детстве, юности, как познакомился с моей мамой, и записываю его рассказы. Я чувствую, что он мне близок, как никогда раньше.
Пауза. Пиксель переводит дух. Себастьян закурил «Мальборо» и откашлялся. Разговор принял несколько торжественный и заговорщицкий оборот.
– И вдруг я понимаю, что этого недостаточно. И помочь мне можешь только ты. Я… я мог бы с этим справиться, но у тебя получится куда лучше.
О чем бы ни шла речь, Пиксель явно был не в силах это реализовать. По крайней мере, достаточно хорошо. Фотографии на стенах свидетельствовали о грубых цифровых манипуляциях. А прототип электронной книги, которую задумал якобы впервые Пиксель, пылился в углу: мертвый лаптоп, остановившееся металлическое сердце (Себастьян недавно прочитал, что некий инженер из MIT Media Lab при поддержке Microsoft и еще двадцати компаний, занимался созданием электронной книги. Другие фирмы выпускали модели под названием Softbook, Rocketbook и Everybook. Страх и ужас: дело даже не в том, кто умнее, кто глупее, а в миллионах долларов, забитых в бюджет).
– Чем могу, помогу, – кивнул Себастьян. – Можешь на меня рассчитывать.
– Я тут подумал о твоих Цифровых Созданиях, и у меня родилась идея сделать нечто наподобие цифровых воспоминаний. У папы нет детских фотографий, да и подростковых тоже нет. Его родители жили очень скромно, и те немногие снимки, что имелись у папы, пропали в каком-то старом сундуке во время одного из переездов. Но существуют фотографии того времени, есть кинофильмы. И основываясь на папиных воспоминаниях, мы могли бы воссоздать его фотографии. Например, мальчик в дупле огромного дерева.
– А где мы возьмем мальчика, похожего на твоего отца?
– Мы его придумаем. Знаешь Нэнси Барсон? Помнишь ее работу для ФБР? Ей дали фотографию преступника, снятую пять лет назад, а она создала его облик, как он выглядит в настоящее время, то есть пять лет спустя с момента съемки. Если можно создавать проекции на будущее, то нет ничего невозможного в создании подобных проекций и на прошлое. Почему бы не попробовать получить образ мальчика на базе фотографий тридцатилетнего мужчины – а такие фотографии отца у меня есть.
– Звучит разумно. Но это будет непросто.
Идея казалась очень привлекательной. Воодушевившись и разгорячившись за обсуждением возможных вариантов ее реализации, они потеряли счет времени. Когда Себастьян снова взглянул на часы, было уже двадцать минут одиннадцатого и он оказался изрядно пьян. Шансов, что Никки все еще ждет его в университете, почти не оставалось. Себастьян вылетел из здания под аккомпанемент Пикселевских криков, тот вопил вдогонку, чтобы его не оставляли одного, что он хочет начать создавать дерево с дуплом прямо сейчас, сегодня ночью.
Поймав такси, Себастьян добрался до университета. Никки, конечно, там уже не оказалось. Понурившись, он назвал таксисту свой адрес.
Дома его ждали два сообщения на автоответчике. Первое, сделанное решительным, привычным к общению с электронным секретарем голосом, который давно разучился смущаться перед наступающей после приветственной фразы тишиной, было оставлено Исабель Андраде. Она говорила, что для него есть хорошие новости и назначала встречу завтра у себя в офисе в Цитадели. Во втором Никки ласковым голоском оповещала, что не дождалась его в университете и пошла домой к своей подружке Элиане, которая живет там рядом. Она останется ночевать у нее, потому что им нужно закончить задание. Напоследок Никки оставила телефон Элианы и много-много поцелуев своему любимому Себасу.
Себастьян успокоился и завалился в кровать, поставив диск с музыкой из «Миссии». Ему с каждым разом все меньше нравились компакт-диски альбомов музыкальных групп и солистов и все больше привлекали саунд-треки к фильмам (некоторые были просто гениальны). Диск саунд-треков «Миссии» был его любимым, он обожал слушать его дождливыми ночами (полузадернутые шторы, они с Никки оба обнажены). Небесно-голубые занавески, которые Никки выбирала сама – как, впрочем, и все остальное: ореховый письменный стол и благородного оттенка зеркало, купленные с рук; комод и рамки со вставленными в них фотографиями медового месяца на Антигуа; на потолке – светящиеся в темноте звезды и планеты. На туалетном столике – духи и баночки с кремами, погашенные свечи, очки для чтения и потрепанное издание «Белого сердца», В этой комнате все дышало Никки, все говорило о ней, все было ею. От его присутствия, казалось, не оставалось ни следа – даже смятый отпечаток, оставляемый его телом на свежевыстиранных простынях постели, незамедлительно исчезал, стоило только Себастьяну встать. Он покинул свою вечно неприбранную и грязную – но свою! – комнату в доме сестры, и теперь, спустя четыре месяца после свадьбы, его окружали чистота, порядок, аромат духов, но он чувствовал себя здесь не более, чем гостем Никки.
В попытках уснуть, Себастьян, со всех сторон разглядывая и обдумывая проект Пикселя, внезапно припомнил случайно брошенный как-то безобидный комментарий Никки по поводу Элианы: как она видела свою приятельницу в душе – у нее обалденная фигура и, представляешь, нет ни капли лишнего жира! Себастьян вскочил и, подбежав к телефону, дрожащей рукой набрал номер Элианы. Он не позволит им спать вместе.
Элиана ответила и передала трубку Никки. Та, заметив его тревогу, ласково поинтересовалась, что стряслось. Себастьян, слегка задетый, поскольку, похоже, Никки была даже не в курсе, что он в назначенное время не объявился в университете, промямлил, что соскучился и хочет, чтобы она приехала домой.
– О, дорогой, если бы ты позвонил пораньше… сейчас я уже по уши в нашем задании, и Элиана меня просто прибьет, если я брошу ее в такой момент. Обещаю, что завтра на рассвете я поймаю такси и прилечу разбудить тебя поцелуем сам знаешь куда. Договорились?
Себастьян повысил голос и заявил, что это не предмет для обсуждения, черт побери, или она немедленно явится домой, или…
– Или?., ты пьян, Себас. Прими холодный душ и остынь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22