Из ее милой головки в миг улетучились, растаяв в ночном свежем воздухе, бурные романтические впечатления. Она твердо решила достать это зеркало, соблазненная заманчивой мыслью хоть краешком глаза подсмотреть свою дальнейшую судьбу. Ведь тогда ей откроется великая сила знания. Ведь если достоверно будет все известно наперед, то и в настоящем можно делать все, что захочется. Все равно будет так, а не иначе. Roma locuta, causa finita. (Рим сказал, вопрос исчерпан). Подобные мысли подарили ей первую бессонную ночь со всеми ее муками.
А утром примерная ученица не пошла в школу и вместо контрольной по алгебре она пробралась в родительскую спальню, где и обнаружила на низком столике крохотное зеркальце с дымчатой поверхностью в старинной оправе.
«Ах, как все просто!»
«Ах, как все просто!» – вырвалось из впечатлительной девичьей груди.
Она почувствовала, как вспотели ее изящные ладошки и застучало любвеобильное горячее сердечко. Сейчас… сейчас она возьмет его и узнает свое будущее. Целомудренное воображение уже рисовало ей ослепительные картины. Вот она выходит на сцену в роскошном платье, и завороженная публика замолкает, и раздаются первые печальные звуки ее скрипки и не тают, а летят по залу и поднимаются все выше, выше, околдовывая и очаровывая пришедших сюда людей. А потом овации. Браво! Бис! А потом фантастический принц уносит ее на летящей Лянче в море огней, цветов, шампанского и звонкого смеха. Это ее будущий муж.
Ее дрожащие пальчики уже берутся за шероховатую рукоятку, дымчатая поверхность темнеет, и Верочка жадно и в волнении смотрит, затаив дыхание, в свое туманное предзнаменование.
Она видит женское лицо. Яркий рот. Раскрашенные глаза. Женщину клонит ко сну. Она медленно ложится на кушетку, на которой храпит пьяный мужик. Он приоткрывает один глаз. «А, это ты, Верка, курва. Опять по мужикам шлялась, блядь ты этакая». Он размахивается и бьет ее по голове.
В углу комнаты заскулил пятилетний малыш. Он еще не умеет говорить. Женщина подошла к нему. Ребенок вытаращил черные глаза и уставился на нее. Ее морщинистые руки потянулись к его тонкой шее…
Но что это? Что? Ах! Верочка роняет зеркальце и лишается чувств. Ее вырвало.
«Доченька, что с тобой?»
Нарядная мама, шикарная женщина с погрустневшими глазами пришла сегодня раньше обычного. Как видно, сбылись ее смутные предчувствия – ведь она не раздеваясь, сразу побежала в спальню.
«Доченька, что с тобой?»
А доченька, проказница Верочка, лежала в рвотных массах без сознания, и рядом поблескивали осколки вещего зеркальца.
«Мстят боги тем, кто их видит…»
Папа вскоре умер по причине несчастного случая, приключившегося в автомобильной катастрофе.
Мама ушла к другому мужчине.
А Верочку взяла к себе добрая интеллигентная бабушка, окружившая бедняжку внученьку теплыми заботами, в том числе связанными и с хлопотами по устройству в психиатрическую больницу.
Врач, внимательно выслушав эту историю, долго качал головой, затем вымолвил:
– Однажды Гомер сказал: «Мстят боги тем, кто их видит». Ну да ладно, постараемся что-нибудь сделать.
После небезуспешного пребывания в клинике, где она провела немногим меньше четырех месяцев, Верочка забыла о своем происшествии в родительской спальне, только стала замкнутой и задумчивой. Окружающие говорили, что у нее глаза стали совсем взрослыми. А бабушка лелеет ее и всячески оберегает от зеркал, потому что навязчивый страх перед зеркалами все еще остается.
Буга
– Ну а коли уж взял грех на душу – покайся. И легче тебе и светлее от этого станет. Спокойствие ощутишь.
– Не хочу спокойствия! Н-не хочу! – заорал, разевая громадный рот, Буга. Зрачки его расширились, глаза увлажнились.
– А чего же ты хочешь? – участливо спросил Бугу тоненький голосок.
– Страдать хочу! – ударяя кулаком в грудь, прогудел здоровенный жилистый детина.
– Это верно, – смиренно согласился попик. Он считал себя неортодоксалом и искал своего Бога. Главной идеей через все его искания проходила красной нитью одна: и ад и рай существуют на земле. Но чтобы попасть в рай, необходимо пройти через ад, ощутив все его ужасы и кошмары.
– Это верно, – повторил кивая, попик, – страдание очищает и душу делает легчайшей, способной к полету. А потому, Буга, страдай. Выжги страданием свой грех.
Буга сидел, понурившись и тупо уставившись в свой стакан, в котором на поблескивающем от водки донышке обреченно жужжала отравленная алкоголем оса.
Буга сидел и припоминал свои грехи.
К полудню небо завалило серой пеленой, и откуда-то вырвался ветер, взметая пыль на опустевших дорогах.
Буга почувствовал смутное томление.
Впрочем, вскоре блеснуло солнышко, лаская глянцевые от дождя крыши. Крыши вспыхнули ослепительно и потухли – высохли. На улице сделалось весело и оживленно. Но томящее беспокойствие Буги не ушло. Что-то ноет, ноет внутри, а что – непонятно. И стало Буге страшно. Мир показался огромным чудовищем, затаившим в себе угрозу.
Некоторые говорят про Бугу, что он – падший ангел. Иные толкуют – и таких большинство – что он с луны свалился.
А был Буга и есть не от мира сего. А потому от мира сего и страдает. Тяжко страдает. И страдания свои топит в тяжелых, утомительных запоях. А когда выходит из запоя, идет в церковь, переполненный собственной душевной горечью, и подолгу стоит в задумчивости у какой-нибудь иконки, потом ставит свечечку, смущенно, неловко, словно украдкой, кланяется и покидает храм с тайной надеждой на просветление. Вот так и живет Буга.
Мои мистические опыты

Прапрадедушка
Как-то черной безлунной ночью гадали у зеркала.
Ветер визжал и в окна ломился так, что стекла потрескивали. И то ли плач ребеночка доносился порой, то ли птицы неведомой стон, но хотя и натоплено было в комнате, морозец пробегал по коже, и огонек свечи трепыхался так, что вот-вот потухнет.
Наши образы туманно расплывались в зеркале, и колеблющиеся тени словно о чем-то тайном перемигивались между собой.
Но – полночь. Хрипло отстучали часы. И Кирога, затаив дыхание, шепнул:
– Гляди в зеркало. Но только не оборачивайся назад. Блестящая гладь зеркальная подернулась серой дымкой. Свечечка зашипела и стала светиться тусклее. И на нас глянул образ: лицо лиловое, губы оттопыренные, веки без ресниц, тяжелые, выпуклые, чуть прикрыты.
– Это мой прапрадед, – прошептал Кирога. – Чего ему надо?
Тут я почувствовал на плече своем что-то теплое и мохнатое. Захотел обернуться, но вспомнил предостережение Кироги. Не стал оборачиваться. Только напрягся и как бы сжался внутренне.
А мохнатая лапка шебуршит по плечу, щекочет затылок. А прапрадед Кироги спереди, из зеркала очи страшные свои выставляет и что-то шамкает губищами.
– На шабаш зовет, – пояснил Кирога.
– Что за шабаш?
– С ведьмами и прочей нечистью.
– А зачем он нас зовет?
– Чтобы душами насытиться нашими. Он душу у каждого из нас выпьет и мертвяками сделает. И будем такими же, как он.
– Не хочу быть мертвя ком.
– И я не хочу. Потому и не оглядывайся.
Сзади что-то захихикало и потянуло к себе. Упираюсь. Не даю уволочь. Не хочу быть мертвяком. И душу хочу сохранить. А прапрадед из зеркала руки свои тянет. И тут могильным холодом потянуло. Свечечка, пошатнувшись, упала. И затопило комнату мраком. Кирога исчез. Я остался один. Глаза покойного старика жадным огнем горели у самого лица моего. Воздух наполнился запахом плесени. Неужели Кирогу на шабаш уволокли?
Дверца скрипнула. Не могу теперь пошевелиться. Застыл, как изваяние. Прощай жизнь. Прощайте все. И не поминайте лихом. Сейчас я сгину. По душу мою грешную явились посланники темного мира.
Но… нет, не может быть! Неужели спасение? Оно! Оно! – дворник заскрежетал лопатой. Утро, стало быть, на подходе. И от радости закукарекал я петухом. Ку-ка-ре-ку! У-у-у…
Наваждение исчезло. И Кирога лежал рядом и похрапывал.
Сон о городе
Во время то ли одной из медитаций, то ли сна я открыл новую страну.
В ней живут человоки. Они мало чем отличаются от людей нашей цивилизации, а тамошние порядки, хотя и кажутся на первый взгляд несколько необычными, все-таки…
* * *
Передо мной лежал город. Он лежал на склоне холма и был похож на муравейник. Множество двухэтажных домиков, розовых, голубых, желтых, зеленых, тонущих в экзотических зарослях, взбегало вверх по склону. От меня врассыпную разбежались улицы, улочки, переулки. Они оборачивались, дразнились и ныряли в живописные чащи акаций, где и исчезали бесследно. Я направился по одной из них. Но через несколько десятков метров полоска из серого булыжника круто завернула, потом еще несколько раз – наподобие пружины от часов. В конце концов я дошел до конца и понял, что попал в тупик.
Надо возвращаться. Но как?
… ибо в замешательство меня привела табличка, прибитая к дереву в стороне от дороги:
Возвращайся обратно, ибо ты пришел не туда, куда надо. Но иди задом наперед
И я попятился назад. И вышел совсем не туда, откуда начал свой путь.
«Начинается», – подумал я.
– Чинается – ся – ся, – кто-то повторил гулко. «Что такое»? – я оглянулся с опаской.
– Такое… кое… кое…
Слева от себя, шагах в пяти, я увидел колодец. Краснокирпичный цилиндр с черепичной крышей.
«Ну что ж, попью водички прохладной», – обрадовался я.
– Дички… ички… чки… ки… ки-ки-ки… ладной. – Эхом отозвалось рядом.
– Что такое?! – уже воскликнул я.
А вокруг не было ни души. Лишь колодец, пальма да я.
Взглянул я на пальму – может попугай там сидит и дразнит меня? Но нет… вместо птицы увидел прибитую табличку: «Эхо-колодец, чудо природы и рук человеческих. Улавливает мысли и отражает».
«Так вот и вся разгадка», – подумал я.
– гадко, гадко, гадко, – отозвался колодец. Я обиделся.
– А зачем же мысли-то перевирать?
– ать-ать-ать.
– Надо убираться отсюда поскорей.
– ей-ей.
– Но куда?
– Да!
* * *
Тут я приметил тропинку и решился пойти по ней, и пошел. Мы вместе с нею петляли, крутились. Словно веселили друг друга. Но недолго веселье наше длилось. Первым загрустил я, уставший и раздраженный.
Я присел возле кустика. Рядом камень лежал. Я задрал на него ноги, сам же улегся под кустиком. Но и тут я табличку увидел:

КАМЕНЬ ПРЕТКНОВЕНИЯ. И ВООБЩЕ, УНОСИ ОТСЮДА НОГИ.
Я решил последовать совету, но тут же встал перед проблемой. И проблема стояла передо мной, насупившись, упершись руками в бока и, словно безмолвно о чем-то меня вопрошала. И вот о чем вопрошала: «Ежели уносить ноги, то как самому-то идти?»
Проблема грозно надвигалась на меня, и я рисковал быть ею опрокинутым. Чтобы этого не допустить, я принялся активно соображать. И тут осенило меня… «Чтобы унести ноги, надо сделать их в руки, или – руки в ноги». Так я и поступил. И успешно. И снова оказался у колодца. «Ну вот и хорошо», – мысленно воскликнул я.
– шо… – отозвался колодец.
– О, опять этот колодец!
– ц…ц…ц…
– Надоедливая бестолочь.
– Сам такой! – вдруг рявкнул колодец.
Я подошел к нему и заглянул внутрь, надеясь увидеть там оскорбителя, но только ведерко на цепочке постукивало о темные стены, да чернела где-то в глубине, поблескивая, вода. На меня повеяло холодом. Дрожь пробежала по телу. Надо убираться из этого места. Но по тропинке идти я больше не захотел.
Внезапно послышались голоса.
Человоки рядом! Я крикнул, но никто не отозвался. Может, это вовсе не человеки, а обман слуха?
– Обман уха, – высказался колодец. Я озлобился.
– Если ты еще хоть слово скажешь, я тебя землей завалю, камнями закидаю. Я расколочу твою кирпичную глотку.
– Нельзя, – простодушно отозвался колодец, – не имеешь права. Я чудо.
Некоторое время я обдумывал свое положение. Потом залез на пальму с целью просмотра окрестностей.
И я увидел человоков.
* * *
Они пришли к колодцу, дабы поведать друг другу мысли свои. Это была пара влюбленных. Они смотрели на меня круглыми, редко мигающими глазами.
– Человоки! – обратился я к ним, – как мне отсюда выбраться и попасть в Город?
Они поцыкали зубом, он покачал головой наподобие китайского болванчика и сказал ей:
– Кукиш.
– Да, милый, – ответила она.
Потом они взялись за руки и закружили вокруг дерева, постепенно набирая темп.
* * *
Уже со свистом проносились тела их, едва различимые от скорости.
Вместо влюбленной парочки возле пальмы вовсю бушевал смерч. Он все ближе подбирался ко мне, и в вихре его повисло очертание не то кукиша, не то вопросительного знака.
С каждым новым оборотом смерча дело также обещало принять серьезный оборот.
«Прыгай! – пронеслось в голове. – В колодец!» Некогда великий писатель сказал: «Все смешалось в доме Облонских». Так вот – все смешалось тогда в голове моей. Внутренний голос вопил: «В колодец! В колодец»! А смерч уже касался моих пяток. Я лихорадочно принялся раздвигать густые ветви, чтобы залезть повыше, что психологически понятно, но нерационально. Хотя у сна своя логика… Что толку от выигранного мига? А вот и неправда. А вот и есть толк. Да еще какой. На одной из веток я увидел табличку:

ПУТНИК, ЕСЛИ ТЫ С КАКОЙ-ЛИБО ЦЕЛЬЮ,
НАПРИМЕР, ПРОСМОТРА ОКРЕСТНОСТЕЙ, ЗАБРАЛСЯ
НА ПАЛЬМУ И ЕСЛИ ТЕБЯ ВО ВРЕМЯ НАХОЖДЕНИЯ
НА ОНОЙ ЗАСТИГЛО СТИХИЙНОЕ БЕДСТВИЕ,
НАПРИМЕР, СМЕРЧ, ТО НЕМЕДЛЯ ПОВИНУЙСЯ
СВОЕМУ ВНУТРЕННЕМУ ГОЛОСУ.
Я в последний раз спросил у голоса, не ошибся ли он, но он вообще обиженно замолчал.
И зажмурив крепко глаза, и затаив дыхание, прыгнул я с дерева и вошел в вертикальный коридор мрака, проломив черепичный навес. Глаза мои открылись сами собой и как раз напротив таблички:

ПАДАЮЩИЙ ТЕЛОМ, НЕ ПАДАЙ ДУХОМ.
Мне вспомнилось, что возле самого колодца я видел столбик с надписью:

ПАДАЮЩИЙ ДУХОМ, НЕ ПАДАЙ ТЕЛОМ.
И горько улыбнулся я. И раздался всплеск потревоженной воды. И вошел я в пучину. И предстала пред взором моим вся моя жизнь. И… тут я увидел свет. Неужели?., нет-нет, не мир это загробный. Это дно в свете прожекторов, встроенных в специальные углубления.
Колодец книзу расширялся. На дне лежали три аккуратных камушка. Между ними маска и акваланг, и рядом табличка:

ПАДШИЙ НА ДНО, СПАСЕНЬЕ ОБРЕТИ, ПРИОБРЕТЯ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21