А вокруг толпа.
Я тот самый, которого задавило. Только старичком я стал уже после того, как я налетел на автобус.
Почему я постарел за несколько секунд?
Когда я лежал распятый на дороге, надо мной горели бешеные звезды.
Задыхаться от бешенства я не мог, так как был бездыханен уже и так. Но душа моя еще роптала. Однако вскоре она отлетела.
Через несколько дней меня хоронили. Вынос тела состоялся в 16 часов 30 минут.
Меня должны были выносить ногами вперед. Но никто не знал, где перед, где зад.
Помню чей-то отвратительный зад. Пора…
Теперь я сижу в другой оболочке.
Тоска змеей выползает из черепа.
Превращается череп в черный колодец, где нет пустоты, но пребывает сплошной мрак.
И я тону в этом колодце, захлебываясь собственными отправлениями отравленной мысли.
И где-то вдалеке холодно блестят раскаленные звезды.
Я покорил космос своего отчуждения. Оказывается, я покорил вакуум.
Что дальше?
Я заблудился в кривом пространстве.
Что дальше?
А что, если выплеснуть яд изъеденной червями сомнений души?
А что, если каждая мелочь жизни окажется неразменной монетой?
И у этой монеты окажется обратная сторона?
И на эту вторую сторону найдется претендент, свой законный наследник?
А что, если?!. – знак вопроса взбунтуется и станет восклицательным знаком!
Я и моя любимая

1
Я и моя любимая сидели на лавочке в парке, вели нежные беседы о нашем счастье и ели пирожки с капустой. Пирожки были румяные, свежие, ароматные. Любимая держала пирожок двумя пальчиками, откусывала понемногу и задумчиво жевала.
– Какие вкусные, – сказала она, вдруг откусив полпирожка и посмотрев на меня своим янтарным взглядом.
– Ну и жрешь же ты, – сказал я, устремив свой взгляд на багровый закат.
От неожиданности у моей любимой выпал изо рта еще не совсем прожеванный кусок пирога с капустой и шлепнулся у ее ножек.
2
В один из летних вечеров мы с любимой пошли в ресторан – она любезно согласилась на мое приглашение. Мы пристроились за маленьким столиком. Вскоре заиграла музыка. Это была любимая мелодия девушки моего сердца.
Танцуя, мы прижимались тесней и тесней друг к другу. Как вино для меня было ее теплое душистое дыхание. Рассыпчатые русые волосы касались моего лица. Я шептал ей что-то нежное и хорошее.
Так мы провели вечер.
Когда мы пили кофе, хмельные и возбужденные, она сказала:
– Милый, поедем к тебе.
– Конечно, поедем, любимая, – ответил я, – только я сейчас схожу позвоню.
Она кивнула задумчиво и откинулась на спинку стула.
Не знаю, сколько она просидела в задумчивости, но когда я вышел на улицу, уже светили яркие сочные звезды.
Мысленно я сказал «прости» любимой, которая осталась за столиком и поехал грустно домой.
3
Как-то мы решили с моей любимой сходить в кино. В кассе было душно, полно народу. Каждый норовил сунуть свой локоть в бок соседа.
Я великодушно предложил любимой подождать меня на улице – благо был великолепный июльский вечер – пока я куплю билеты. Примерно через час я уже стоял у окошечка кассы. И через пять минут я вел счастливую возлюбленную ко входу в кинотеатр. Сначала прошел я, но когда моя любимая захотела сделать то же самое, контролер почему-то заупрямился.
– Почему? – спросил я.
– А что же вы хотите, молодой человек, – грозно насупился контролер, – по одному билету пройти?
– Как?! – горестно воскликнул я, – у тебя, любимая, нет билета?
И расстроенный, и подавленный, побрел я в буфет, чтобы забыться на время за стаканом лимонада.
4
Мы с любимой были очень голодны и забежали в чебуречную. Перекусим и поедем за город. Я невольно залюбовался своей избранницей. Новое легкое платье из тонкого ситца приятно облегало ее стройную фигурку, выделяя ее прелести.
Она почувствовала, как я залюбовался ею, и не без милого кокетства спросила:
– Ну как я тебе?
– Радость моя, прелесть! – и тут мой чебурек нечаянно упал на ее платье.
Глаза любимой сделались по-рыбьи круглыми. Мы посыпали место, куда упал чебурек солью, вроде оттерли.
Мы успокоились. Но второй мой чебурек постигла участь первого.
Всего у меня было шесть чебуреков. В результате я остался голоден.
«Но ничего, – утешал я себя, – зато любимая заморила червячка».
5
Моя любимая поклонница импрессионистов. У нее дома множество репродукций и альбомов импрессионистов. В музыке она тоже предпочитает импрессионистов.
Моя любимая проникновенно играла светлую музыку Дебюсси. Я стоял рядом, и в душе моей в единое чувство сливались любовь, нежность и восхищение ее игрой. Но в это время неловкое движение моей руки привело к тому, что пока моя любимая с чувством исполняла сложный пассаж, крышка пианино исполнила свое предназначение. Я задумчиво присел на нее и про себя подумал: «Какая чудесная мелодия. Она пробуждает в нас высокие и прекрасные движения души. Но почему не слышно больше игры?»
И тут я увидел побелевшее и перекошенное лицо моей любимой, нежные руки которой оказались между клавишами и крышкой.
6
Некоторое время мы с моей любимой не виделись. А потом я узнал, что она вышла замуж. Вышла замуж за человека, который не угощал ее домашними пирожками, не водил ее в ресторан, не ходил с ней в кино, не ездил с ней в загородные прогулки и был равнодушен к ее игре на пианино.
После этого поди пойми женскую психологию!
Я и мои соседи
Одно из моих излюбленных занятий – наблюдение за людьми. Ради этого я порою целыми днями напролет шатаюсь по улицам, затерявшись в толпе и исподтишка изучая прохожих. В конце концов моя подобная практика привела к тому, что не стало ни одного лица, которое бы я не смог прочесть и понять. А постольку, поскольку на каждой физиономии запечатлена судьба ее носителя, то соответственно для меня открывается и тайная история человека, на которого я смотрю в данную минуту. И здесь нет никакой мистики – всего лишь тренировка.
Однажды, помню, Старичок сказал мне:
– Скажи мне, кто твой враг, и я скажу тебе, кто твой друг, а ты здесь ни при чем.
Потом немного помолчал и добавил:
– А еще вернее так. Расскажи мне о твоем соседе, и я расскажу о тебе.
Я думаю, он просто каламбурил. Но мне кажется, что наши соседи, даже если мы и встречаемся с ними раз в году на лестничной площадке, все равно каким-то таинственным образом влияют на стечение обстоятельств в течении нашей жизни. Впрочем, не знаю… не задумывался. Но наблюдений своих не оставил, тем более, что для последних я отнюдь не нуждаюсь в непосредственном присутствии, так как могу знать о том, что творится за стенкой, не выходя из собственного жилища. Вот, скажем, несколько примеров, которые были позже подтверждены самими участниками или очевидцами.
Муха
Иван Фомич Воронцов ел суп. И вдруг в суп попала муха. Возмутившись подобным фактом, Иван Фомич Воронцов на муху страшно обиделся и утопил ее в супе. А потом пошел и вылил суп в помойку и сказал: «Вот гак. В следующий раз будешь знать, как в суп попадать».
Муж
Мария Дмитриевна Оболенская полоскала белье. Полоскала и думала, что если муж домой вернется пьяный, то она ему по морде мокрой наволочкой съездит.
А муж пришел домой трезвый.
И Мария Дмитриевна заплакала.
Юная дева и щи
Юная дева рассматривала себя в зеркале: «Ах, какая я прекрасная», – шептала она. Но в это время на кухне побежали щи. И юная дева, вскидывая розовые пятки, побежала убавлять газ.
Блины ли?
– Отчего у меня сегодня такое скверное настроение? Не иначе, как я блинов объелся! – сказал Птюнин, инженер-электрик. – Но с другой стороны, сосед мой тоже блинов объелся, а у него настроение хоть куда.
– Быть может, потому, что у меня хоть куда, у тебя дальше некуда? – ответствовал ему сосед Гришуткин, карбюраторщик со стажем.
Переживания Влады
Влада Тарелкина кушает молочные сосиски в томатном остром соусе. Кухню озаряет тусклый свет сорокаваттной лампочки. Вдруг на полу показался таракан, поблескивая глянцевой спинкой. Владе делается дурно, и она роняет сосиску на пол. В это время по радио передают сводку погоды, и Влада краем уха слышит, что назавтра ожидается понижение температуры до минус 18 градусов. «О! – шепчет Влада, – наконец-то я смогу надеть свою каракулевую шубку».
На лестничной площадке
На лестничной площадке встречаются два соседа, вежливо желают друг другу доброго утра и, пока спускаются по лестнице, заводят между собою разговор.
– А вы, Сидор Петрович, хам.
– А вы, Лука Михайлович, сами хам. И хам, может быть, в большей степени, чем я. Хоть я совсем и не хам.
– Ну уж вы эти предположения бросьте. Хам не я, а вы.
– Нет вы.
– Нет вы.
– А у вас нос пунцовый.
– А вы позавчера мне на ногу в трамвае наступили и не извинились.
– Это вам кто-то другой на ногу наступил, а я не наступал, потому что я таким хамам, как вы, предпочитаю на ноги не наступать.
– Мало ли чего вы не предпочитаете. Только вы наступили мне на ногу и не извинились. Стало быть, вы еще и трамвайный хам.
– А вы к тому же еще и клеветник.
– А вы жулик.
– Я жулик?
– Вы, вы, вы.
– А отчего у вас нос пунцовый?
– А он вовсе и не пунцовый.
– А какой же?
– Обыкновенный.
– Вы просто не хотите признаться, что вы есть выпивоха.
– А вы есть дурень.
– А это уже с вашей стороны есть оскорбление личности.
– Это кто личность? Вы что ли?
– Представьте, я. Не вы же.
– Какая же вы личность, когда вы всего лишь навсего околичность?
– Как раз наоборот. А вот вы, кстати, мне должны сто рублей и никак не отдаете их.
– Это за что же я вам должен?
– Помните, у вас на сырок творожный не хватало?
– Уж на что, на что, а на сырок у меня всегда хватало. Может быть, это у вас на сырок не хватало, а у меня всегда хватало и на десять сырков.
– Врете! Бессовестно врете. Вы, если хотите, можете и не отдавать. Мне ваши сто рублей и не нужны. Я могу и без них обойтись. Только вы нечестный человек после этого.
– Сами вы нечестный. И ладони у вас потные.
– А по вам тюрьма плачет.
– А по вам сумасшедший дом.
– Тьфу на вас.
– Это на вас тьфу.
Поплевав друг на друга, добрые соседи выходят из парадного и после горячего рукопожатия расходятся в разные стороны.
Сутяпкин
Никто кроме меня не знает, что старик Сутяпкин – эксгибиционист. Однако это так.
– Ах сколько шарму, сколько сладострастия! Королева! Истинно – королева!
Старик повизгивал и пускал слюни. Нижняя губа оттопырилась, глазки помутнели.
Старик шумно глотнул, дряблые, отвисшие, как у бульдога, щеки задрожали, раздуваемые сиплым выдохом, похожим на стон, и костлявые синюшные пальцы скрючились, отодвигая полу пальто, за которой безжизненно висели сморщенные дряхлые гениталии.
Проходящая мимо молодая чаровница прошелестела складками платья и даже не ускорила шагов.
По лицу ее пробежала улыбочка, но тут же молнией ушла в громоотвод слегка нахмурившихся бровей.
И только нарочито усилившийся цокот каблучков-шпилек показал, что забавный старикашка порядком ее развеселил.
Случай у платформы
Солнце начало припекать. К полудню снег почти сошел, и открылся бурыми островками асфальт. Ручьи понеслись по тротуарам. На улице воцарилось весеннее оживление, особенно ощутимое у железнодорожной платформы, где помимо самой станции расположились и всевозможные киоски: «Печать», «Цветы», «Табак», «Справочное бюро».
К табачному киоску подошел высокий сутулый мужчина, одетый в длинный черный плащ и черную шапку, и хрипло попросил пачку «беломор».
Во всем его облике сквозило что-то странное. Даже очень странное. Но что же? Что именно? Что?..
Э, да вот, оказывается, в чем дело! Оказывается, на том самом месте, где должна размещаться голова, зияла пустота. Но никто в толпе этого просто не замечал.
И только киоскерша сердобольно всплеснула руками: «Что с вами? Да на вас лица нет!»
Волшебное зеркало

Верочка и родители
Верочка пришла домой радостная и возбужденная. В большом зале консерватории давали концерт Стравинского, музыкой которого пятнадцатилетняя особа восхищалась… нет, она жила его волшебными, завораживающими мелодиями. Нежная, впечатлительная, обостренно воспринимающая и утонченная ее душа парила в мире прекрасного – на радость и умиление родителям, которые не переставали восхищаться ее вокальными данными и успехами в музыкальной школе. О том, что она училась на отлично, и говорить не приходится.
Часто в их семье устраивались литературные вечера, на которые приглашались именитые и неименитые стихотворцы. И просто устраивались вечера, с чаепитиями, шутками и общим весельем. И всегда непременным украшением этих вечеров была прелестная Верочка.
Но в этот раз в доме стояла тишина, и родители были грустны и не вышли встречать ее, чего еще никогда не случалось.
Подслушанный разговор
Верочка весьма изумилась подобному обстоятельству и, как всякая избалованная девочка, которую к тому же переполняют бурные эмоции, но увы, вынужденная пребывать взапрети вследствие отсутствия собеседников, пусть даже в виде папы и мамы, она ощутила нечто вроде некоторой обиженности.
Однако вскоре она услышала разговор, приглушенно просачивающийся из спальни; он то и привлек ее внимание. Любопытство, естественное для молодого пытливого ума, заглушило досаду и помогло проникнуть в тайну.
«Лучше бы ты не доставал этого зеркала», – послышался придавленный мамин голос, в котором чуткое верочкино ушко определило проступающие, хотя еще и не проступившие, слезы.
«Кто ж мог знать, что так произойдет?» – оправдывался папа, тяжело вздыхая.
«Этот старик-антиквар самый настоящий преступник!»
«Не говори так. Он не виноват. Он сопричастен Неведомому и Непостижимому. На нем лежит мистический знак таинства».
«Теперь ты видишь, чем обернулось это таинство»?
«Быть может, и не следует отчаиваться, моя дорогая? Наверняка здесь какой-то фокус. И не стоит принимать всерьез забавную шутку».
«Ты сам не веришь себе. А помнишь, как ты загорелся, услышав об этом необычном зеркале, посмотревшись в которое, можно увидеть свое будущее?»
«Не отчаивайся, дорогая, жизнь покажет».
В спальне
Верочка напрочь забыла о музыке Стравинского.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21