Растет уровень знаний,
но говорит ли это о совершенствовании человека? Нет!
У нас нет цели. Нет святого за душой. Это не беда, это трагедия,
катастрофа. Ничего не желаем, ни к чему не стремимся. Уничтожаем
бездействием свой мозг.
Я помню этот день. Светило солнце, трещали какие-то пичуги. Никому и
в голову не приходило, что наступил самый Великий Черный день в истории
человечества - день переориентации. "Нет", - говорили в нашей среде. -
"Они на это не пойдут, общество не может существовать, не опираясь на
достижения научной мысли, ничего у них не выйдет, силенок не хватит, мы
нужны им, без нас они долго не протянут..." И то, что произошло, было
подобно грому среди ясного неба. Запрет. Наплевали они на
научно-технический прогресс.
Мало кто понимает, что приостановив перспективные исследования, наша
цивилизация отбросила себя на многие века назад. Разложение и упадок.
Упадок и разложение - вот что нас ждет в недалеком будущем.
Во все времена интеллектуалам было свойственно рассматривать
социальные потрясения через призму личного восприятия, по привычке
абстрагируя себя от общества. Притязания общества либо просто не
принимаются во внимание - так называемая философия башни из слоновой
кости, либо объявляются варварством, тиранией, наглостью взбесившихся
хамов, преступлением перед человечеством, являясь по своей природе
содержанкой общества, интеллигенция претендует на некую уникальную роль в
истории и лучший кусок пирога при разделе. Никогда интеллектуалу не пришло
бы в голову сказать: "После меня - хоть потоп!" И не потому, что они так
сильно заинтересованы в завтрашнем дне, просто само понятие - общество -
для них настолько туманно и загадочно, что подсознательно они не верят в
его существование. Общество для них чаще всего круг их знакомых.
Полю захотелось возразить, что интели иногда вспоминают об обществе,
- не все уж так беспросветно, - если считают, что оно задолжало, но Володя
перешел к констатирующей части своего эмоционального монолога.
- Я говорю это совсем не для того, чтобы опорочить кого бы то ни
было. Просто это надо учесть при анализе причин, приведших к запрету. Мы
оказались выброшенными на свалку. И этот факт следует изучить и исправить.
Я не жалуюсь. Я сопротивляюсь. С вашей помощью я надеюсь вернуть тысячам
интеллектуалам достойное место в духовной жизни человечества. Ваша секта
станет...
- Ты террорист, что ли?
- Нет, я не разрушитель, я - созидатель.
- Теоретик, значит. И созидаешь, конечно, новую стратегию
интеллектуализма. "Новая интеллектуальная волна". Так?
Ответить Володя не успел. Его прервал телефонный звонок.
- Алло? - спросил Поль, поднимая трубку.
- Здравствуй, Поль. Узнаешь? Тебя беспокоит Федор. Привет. Как
добрался?
Ах черт, вспомнил вчерашнее Поль. Как нехорошо получилось. Я обидел
его, кажется. Это был уже не первый случай, когда он незаслуженно обижал
своих друзей. всякий раз это было неприятно и стыдно. И виновато во всем
только пьянство. Пить надо меньше.
- Нормально добрался, - стараясь подавить смущение, сказал Поль. - А
ты?
- О, мне повезло. Останавливаю машину, а там девочка. Представляешь -
два часа ночи, и вдруг - такой подарок судьбы - девочка за рулем. Говорит,
муж у нее очкарик, рохля и тряпка, приходится самой подрабатывать.
Представляешь?
Поль попробовал... Угрюмая толпа. Мертвая девочка, ничком лежащая
перед полицейским.
- Представляешь? - переспросил Федор.
- Да-да, - поспешил ответить Поль, потому что изнутри опять поднялась
волна рвоты.
- Послушай, Поль, - каким-то металлическим голосом сказал Федор. - Мы
знакомы с тобой тысячу лет. Между нами не должно быть ничего
недоговоренного. Мы друзья, проверенные, прошедшие испытание временем. Это
как последний патрон, как спасательный круг. И в том, что наша дружба
выдержала самые жестокие испытания, залог нашей верности во веки веков.
Неужели она даст трещину из-за ерунды, из-за двух-трех неудачных пьяных
фраз.
- Да ладно тебе, - Поль терпеть не мог ссориться, но еще больше
ненавидел примирения. И то, и другое казались ему чересчур нелогичными
поступками и отдавали фальшью.
- Если я что-то не так сказал или не то сделал, прости меня, -
канючил между тем Федор.
- Как я могу тебя простить, если ты ни в чем не виноват? Виноват я, и
это я должен просить у тебя прощения.
- И ты на меня не сердишься?
- Нет.
- Правда?
- Правда.
- Вот здорово! Ой, как хорошо! И мы пойдем в кабак?
- Можно и в кабак.
- И поговорим о твоем новом романе?
- Да, - с большой неохотой согласился Поль. И это тоже он не любил,
но не отказываться же, раз свершилось такое грандиозное примирение. Любой
отказ прозвучал бы диссонансом, еще одна до боли в висках неприятная вещь
из-за профессиональной любви к формальной логике и правильно построенным
диалогам. Четыре повода для расстройства одновременно, это чересчур.
Приходилось выбирать. И нелюбовь к примирениям стала побеждать.
- Ты прости, Федор, - сказал он. - У меня здесь гости, потом
поговорим.
- Кто? Кто там у тебя? - неожиданно изменившимся голосом спросил
Федор.
- Представляешь, вчерашний Володя пришел!
- Представляю, чего здесь не представлять.
- Позвони мне попозже. Хорошо?
- Хорошо.
- До свиданья, - сказал Поль и с облегчением повесил трубку.
Он вернулся к Володе и увидел, что тот дочитывает очередной рассказ
из цикла "Голая любовь".

Темно. Зажигается ночник. Обнаженная женщина выскальзывает из постели
и, не торопясь, начинает одеваться.
- Ты что это? - спрашивает мужчина сонным голосом.
- Ухожу.
- Куда это?
- Совсем.
Мужчина приподнимается на локте, еще не все понимая спросонья.
- Оставайся.
- Я ухожу навсегда.
Происходящее начинает доходить до сознания мужчины.
- Но почему? Разве я не исполняю все твои желания, разве тебе мало
ожерелья, машины, виллы?
- Можешь забрать их, они мне больше не нужны.
- Разве тебе было плохо со мной?
Женщина неразборчиво хмыкает, но продолжает одеваться.
- Послушай, но ты мне нужна!
Она не отвечает.
- Я люблю тебя, - говорит мужчина, и мы видим, что он очень серьезно
относится к своим словам.
- Расскажи это деревенским дурочкам!
- Подожди, я серьезно, выходи за меня замуж!
- Не на ту напал!
- Ладно, - кричит вдруг мужчина и бежит к шкафу. - Приберегал ко дню
рождения, но раз такое дело...
Он достает сверток и передает его женщине.
- Вот.
- Что это?
- Маникюрный набор фирмы "Грезы настоящей женщины"!
- Не может быть, - женщина разворачивает сверток и вскрикивает.
- Дорогой мой, только настоящие мужчины исполняют грезы настоящих
женщин! Я согласна на все сразу!

- Что это? - чуть ли не с ужасом спросил Володя. - Реклама?
- Почему реклама? Я называю это обозрением нравов.
- Нет. Это телевизионная реклама, я знаю.
- А что, хорошая идея. На экране это, действительно, будет
смотреться.
- Не понимаю... Как же так... Так нельзя. Вы ослеплены, Кольцов, вы
не отдаете отчета в своих поступках. Это же безумие! Почему вы считаете,
что имеете право писать все, что вам в голову придет? Неужели вы никогда
не задумывались о своих обязанностях? Вы модный писатель и должны...
- Знаю, - перебил его Поль. - Все знаю, что я должен.
Писатель на посту
Стоит, не унывает.
Видит за версту
И мысли выражает...
Чего ему от меня надо? - думал Поль, демонстративно запивая из
горлышка чайника таблетку анальгина.
- Если бы вы знали, как нам нужна ваша секта! Нам просто необходима
вера, все равно во что, хоть что-нибудь святое... Не в науку же верить. Мы
должны преодолеть апатию и растерянность, поработившие нас, найти цель и
добиваться ее, сметая все на своем пути. Религия? Пусть. Если она станет
тем стержнем...
- От меня-то ты чего хочешь?
- Все организационные вопросы я беру на себя, но без вашего участия и
благословения все развалится. Нам нужна ваша истина!
Какая истина? - с ужасом подумал Поль. Я и истина, что может быть
дальше друг от друга?
- Нет, - сказал он решительно. - Я занят.
- Чем?
- Чем я могу быть занят - пишу.
- Чушь собачью какую-нибудь?
- Ну почему, -обиделся Поль.
Дальнейшее напоминало водевиль. Раздался вкрадчивый звонок в дверь.
Поль открыл. Квартира тотчас наполнилась аккуратно подстриженными людьми
из специальной секции по борьбе с терроризмом. Полю предъявили ордер на
обыск и ордер на задержание на основании пункта 17 Особого
Законодательства.
Искали тщательно. Оружие, наверное. Не нашли.
Через полчаса Поль подписал акт изъятия. Собственно, изъяли только
какую-то папку.
- Ребята, - пошутил Поль. - Если вам нужна бумага, сказали бы сразу,
этого добра у меня навалом. Чем больше возьмете, тем лучше.
Но никто не улыбнулся в ответ, только Володя, сидевший до сих пор
молча, вдруг вскочил и закричал тонким от волнения голосом:
- Что здесь происходит, черт побери! Это же Кольцов! Слышите,
Кольцов! Мы все и подметки его не стоим. Разве можно с ним так. За что
его? Ведь это все чушь, ерунда, ошибка. Он ни в чем не виноват! Неужели вы
сами не понимаете. Отпустите его... жандармы!
- Пойдем, - сказал Полю полицейский, не обратив никакого внимания на
раскрасневшегося Володю.

Тяжелая дверь со скрежетом захлопнулась, и Поль остался один. Все
произошло так быстро, что он никак не мог поверить в происходящее.
Неудачный сон? С похмелья, конечно, и не такое в голову придет...
Однако это был не сон.
Я так долго распространялся о доброте, с ненавистью подумал он, что и
сам поверил в ее существование. Как это я тогда на банкете сказал: "Не
наука, не искусство, не развитие производительных сил приводят к прогрессу
человечества, а только любовь и доброта!" Что ж, замечательные слова.
Здесь, в тюремной камере, они производят сильное впечатление. Но слова -
это слова. И пока я наслаждался общим смягчением нравов, какой-то
неулыбчивый малый собирал материал, стараясь засадить меня в камеру до
конца второго квартала, согласно плановому заданию. Не всем, видимо,
пришелся по душе выпендривающийся писатель, так что можно считать, что
кое-что сделать удалось! По нынешним временам это как орден - тюремная
решетка. Интересно, потянули ли мои работы хотя бы годика на три?
Молодец... И смелей, писатель, не трусь, ты же ни в чем не виноват!
А ведь я и в самом деле ни в чем не виноват, неожиданно сообразил
Поль и ужаснулся. Как-то так всегда получалось, что со стороны он всегда
выглядел рафинированным интеллектуальным конформистом. Человеком, с
легкостью отделывающимся от любых идеалов, если они хоть в чем-то
осложняют жизнь, аполитичным, анаучным субъектом в высокой башне из
слоновой кости. Как сказала однажды Лена: "Сидишь на своей холеной заднице
и поплевываешь на все подряд сверху вниз. Наука - тебе не нравится, а
политика - грязное и пошлое занятие недостойное интеллектуала. Удобная
позиция. А можешь ли ты хоть слово сказать без своей проклятой иронии?
Веришь ли ты во что-нибудь, любишь ли что-нибудь, ценишь ли что-нибудь?
Сделал ли что-нибудь достойное внимания? Нет. Просто встал во весь рост и
отошел в сторонку".
Не помню, что я ей ответил. Разве я виноват, что не похож на
канонический образ народного любимца. Народу по душе не сомневающиеся в
каждом своем шаге кретины, а герои, оспаривающие авторитеты, режущие
правду-матку в глаза, восходящие на Голгофу с высоко поднятой головой.
Правда, сами любители героев на Голгофу не рвутся и правду-матку
придерживают до поры до времени. У них проверенные, безобидные идеалы,
которые, впрочем, позволяют презирать всех остальных.
Черт побери, оказывается, для того, чтобы я смог разобраться в самом
себе, нужно было засадить меня в тюрьму. Я всегда считал, что самое
главное - быть честным со своей совестью. А как это выглядит со стороны,
дело десятое... И что - сижу в тюрьме, копаюсь в собственном
умонастроении, получая огромное удовольствие от обилия мыслей об исконном
предназначении интеллигенции. И ни одной сволочи нет до меня дела, разве
только этот припадочный Володя вспомнит. Остался один, и никакие идеалы
мне не помогли.
Идеалы. В последнее время одно лишь упоминание о самом жалком подобии
идеала, я бы сказал - идеальчика, вызывает у окружающих повышенную
потливость рук. Еще бы, каждый знает, идеалы, если они, не дай бог, чудом
сохранились, следует держать подальше от посторонних глаз, даже если они
безобидны, как весенняя капель. Главное, не высовываться. Как там этот
парень сказал - между мной и моими идеалами всегда находятся люди, которые
норовят погреть свои руки. Пожалуй. Добавить можно лишь одно - человек, в
силу обстоятельств лишенный возможности погреть свои руки, обречен на
общественное презрение. Ему никогда не отмыться от обвинений в природной
лености или кретинизме. Неудивительно, что идеалы сейчас не в моде.
Почему же я должен страдать из-за слова, смысл которого настолько
расплывчат, что, пожалуй, его и вовсе не существует.
Поль прошелся взад-вперед по камере, стараясь успокоиться.
Нет, что там ни говори, но это удивительно - люди оставили важные
дела и занялись лично мной - "дятлы" собирали материал, следователь
разрабатывал хитроумные ходы, стараясь вывести меня на чистую воду,
прокурор дал санкцию на арест... Здорово...
Что же за мной числится?
Я не террорист, наукой не занимаюсь.
Будут ли пытать?
Кто-то умный сказал - каждый должен посадить дерево, вырастить сына и
отсидеть в тюрьме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12