– Но не я выбирала тему беседы, – возразила ему Мери. – Сразу после обеда она заговорила о смерти своего жениха и, как мне показалось, удивилась, когда я призналась, что вы не говорили со мною об этом.
– Я не говорил. Но я сказал об обстоятельствах этой смерти, не правда ли?
– Одни лишь факты, да. Но не детали.
– Там нет никаких деталей, не основанных на пустых слухах, которых и так слишком много, – резко отрубил он. – К счастью, сплетни не живут долго, и, попросив вас постараться сдружиться с Нелли, я не видел смысла пересказывать их вновь и тем самым добавлять и в без того мрачную картину новые темные краски.
– Но разве я не услышала бы их в любом случае, даже если не от самой Нелли?
– Я взял на себя этот риск. Исходя из того, что сплетни не казались мне столь существенными для нового пересказа, я надеялся, что вы окажетесь достаточно рассудительной, чтобы самостоятельно отделить факты от довольно зыбких фантазий. Самое печальное – то, что Нелли не желает признать, что скорбит по обольстительному грубияну, от посягательств которого, к счастью, оказалась избавлена. Остальное – то, что всплыло во время следствия, – обычные кривотолки, которые не смогли бы изменить его репутацию ни в лучшую, ни в худшую сторону. Я имею в виду, что, будучи обручен с Нелли, он встречался с несколькими девушками, и это всем известно. Так какое имеет значение, была ли одна из них в ту ночь с ним в машине или не была.
Мери пришлось подавить побуждение нарушить свое молчаливое обещание: рассказать ему, что искаженная логика Нелли завела ее в отвратительную тюрьму как раз из-за этого самого сомнения. Ибо, хоть она и не поняла причины прощального взгляда, брошенного на нее девушкой, смысл самого взгляда был для нее очевиден. Он умолял: Клайв не должен узнать об упрямых поисках Нелли и о посланиях колеблющегося «Друга». Мери могла считать это ошибкой, но нарушить данное Нелли слово прямо сейчас она никак не имела права…
Вслух она возразила Клайву:
– Но полиция провела расследование?
– Конечно. Им же нужно было найти свидетелей аварии, если таковые имелись. Маловероятно, чтобы кто-то смог покинуть место происшествия, не оставив следов и без помощи посторонних; исходя из этого, полицейские решили, что в машине Кертиса не было пассажира.
– Но у них был свидетель, видевший какую-то женщину рядом с ним?
– Пожилой человек, которого начинает подводить зрение. Да, он заявил, что видел кого-то. Но он не был уверен, стопроцентно в этом и не смог описать женщину. А посему этот его рассказ переходит в разряд прочих «свидетельств очевидцев» наряду со сказкой о запахе духов в салоне автомобиля, придуманной от начала и до конца кем-то из пересказчиков. – Клайв помолчал, прежде чем добавить: – Надеюсь, – Нелли не рассказывала об этом так, словно до сих пор верит в подобную чушь?
Мери замялась:
– Насколько я поняла, все это по-прежнему беспокоит ее. И разве вы на ее месте не предпочли бы мужественно принять худшее о том, кого любили, чем быть раздираемым сомнениями, которые нестерпимо хочется чем-то подтвердить?
– Да, но в этом-то и загвоздка! После расследования полиция объявила, что сомнений быть не должно, и ничего из этих слухов уже ни подтвердить, ни опровергнуть нельзя. Поэтому, цепляясь за них, Нелли разрушает саму себя.
– И все же она по-прежнему верит в то, что его бросили умирать. Что где-то рядом человек, который сделал это.
– Шансы, – ровным голосом сказал Клайв, – девяносто девять против одного, что он погиб в полном одиночестве, потому что и был в машине один. Полиция по тормозному следу вычислила скорость автомобиля, ведь он пил за рулем, хотя, наверное, Нелли об этом умолчала? Разве не ясно, чем занимается Нелли, настаивая, будто этот единственный шанс из ста рисует нам верную картину происшедшего? В таком случае она могла бы соткать из воздуха, из фикции возможностей абсолютно фальшивую легенду о мученичестве Кертиса, которая смогла бы оправдать его. А именно: если бы эта таинственная женщина не бросила его на произвол судьбы, жизнь Кертиса еще можно было спасти.
– Но эта женщина, если она вправду была в машине, действительно оставила его, – напомнила Мери.
– Даже если и так, она сама должна была избегнуть травмы или шока, ей пришлось бы взять себя в руки, хладнокровно бросить раненого на милость судьбы 'и уйти оттуда пешком, не оставив никаких следов! Как вы полагаете, многие ли женщины способны на такую расчетливость?
– Это вполне возможно, если у нее были причины для бегства. И даже совершенно невинный человек может поддаться панике.
В таком случае она должна была бы объявиться впоследствии. Ваше второе предположение слишком отдает историями о плащах и кинжалах.
– Значит, вы совершенно убеждены, что эта женщина – миф?
– Так же как и в том, что всякий, кто подстрекает Нелли думать иначе, оказывает ей плохую услугу. Так что, если она заговорит об этом снова, я бы посоветовал пресекать подобные разговоры.
– Это было бы жестоко, если она ищет человека, с которым могла бы поговорить.
– Гораздо хуже поощрять ее вспоминания о Кертисе как о невинной жертве судьбы, которая могла обойтись с ним иначе…
Мери смотрела вниз, на свои ладони:
– Я не стану поощрять ее к этому, но, если я собираюсь вновь завоевать утерянное расположение, необходимо поддерживать ее разговоры: только прикасаясь к ране, можно исцелить ее. Пожалуйста, позвольте мне самой судить, как должно протекать наше общение с Нелли, мистер Дервент.
Наступила тишина, в которой, как почувствовала Мери, схлестнулись их характеры. Затем Дервент коротко рассмеялся.
– Принято, – сказал он'. – Я потребовал от вас оказать нам эту неоплачиваемую услугу, а вы не позволяете мне ставить под сомнение средства достижения поставленной цели. Но сумеете ли вы убедить Нелли, что вы не ее надсмотрщица, не моя шпионка, что бы она под этим ни подразумевала, не прибегая к моей помощи?
– Я не думаю, что она действительно хотела сказать то, что сказала, – поспешила уверить его Мери. Помолчав, она добавила: – Что же касается еще одной клички, которую вы, наверное, слышали, мне не показалось, что ваша сестра сама ее придумала. Она просто… повторила ее за кем-то.
Наклонившись вперед, чтобы потушить сигарету в пепельнице, Клайв посмотрел на Мери, подняв брови:
– Повторила за мной, хотите сказать? Вас не шокировало слово «доброхотка»? Мери так и подмывало бросить ему: «Что вы, не больше чем «милашка» или «простушка»!» Вслух она ответила вопросом:
– Вы полагаете, мне следует обидеться? Или, по-вашему, я выставлю себя недотрогой, если оскорблюсь?
– По-моему, – холодно парировал Дервент, – вам не следует принимать слова Нелли близко к сердцу. Слово «доброхотка» не из моего словаря. Жаргон вашего поколения, скорее:
– Но в нем нашлось бы словечко, которое передало бы ту же мысль, не будучи столь красочным, я полагаю?
– Если вам хочется сказать «оскорбительным» вместо «красочным», почему вы этого не делаете?
Мери увидела, что юмор разгладил морщинки в уголках его глаз, и внезапно язвительность пропала из слов, оставив лишь иронию. Она улыбнулась в ответ:
– Потому что было бы нечестно обвинить вас в оскорблении, если я даже не знаю, как именно вы описывали меня, не правда ли?
– Превосходнейший образчик наводящего вопроса из всех, какие мне только доводилось слышать, – похвалил Клайв. – И потом, откуда мне знать, не сочтете ли вы то, что я действительно сказал о вас Нелли, более оскорбительным, чем «доброхотку»?
– Ничего не могу обещать, – сказала ему Мери. – Но если это звучало добрее при условии, что смысл был сохранен, я не могла бы обижаться.
– Это звучало добрее, – подтвердил он и крутанул кресло, расценив это как знак окончания беседы, Мери встала.
– Быть может, мне стоит вернуться и попробовать добиться перемирия? – спросила она.
– Не сегодня. – Он подошел и открыл перед нею дверь. – Сначала я успокою Нелли и постараюсь умаслить ее… – Выглянув за порог, он опустил руку на плечо Мери.
– У вас выдался нелегкий денек. Устали? – тепло спросил он.
– Не слишком.
– Немного разочарованы?
– Нет.
– Отлично. Я ставлю себе высший балл за попытку посоревноваться с теми вашими племянниками из Бирмингема. Кстати, оповестили ли вы сестру о ваших изменившихся планах?
– Нет. Каким образом? Она отплыла лишь вчера.
– Морские корабли оборудованы одним удобным приспособлением – радио. Я не могу смириться с тем, что она может вообразить, что я похитил вас в своих корыстных целях, знаете ли. Но по-моему, вы предпочли бы, чтобы я заказал телефонный разговор в день ее прибытия в Америку?
– О нет! Конечно, я собираюсь написать ей и смогу воспользоваться авиапочтой.
Он согласился:
– Без всякого сомнения. Пишите свое письмо, но разговор по телефону также вполне реален, вы позвоните ей сами, или это сделаю я. Мне довольно быстро удалось уговорить вас забыть о Бирмингеме, и, поверите ли, я могу позволить себе телефонный разговор примерно за фунт в минуту, чтобы убедить вашу сестру в своих добрых намерениях!
Мери похолодела, услышав иронию в его голосе.
– Это вовсе не обязательно, мистер Дервент!
– Ну, это уж мне решать, и так вышло, что я уже принял решение, – возразил он с уверенностью и предоставил ей самой додумать остальное: угадав, что может значить для нее разговор с Клэр через Атлантику, он вынес вердикт, зная, что сама она не решилась бы на подобное расточительство.
Поблагодарив его и пожелав доброй ночи, она пожалела, что поначалу была с ним не слишком любезна. Потому что это была не столько простая демонстрация власти с его стороны, сколько еще одно непредсказуемое проявление доброты, вновь сократившей дистанцию между ними. И еще ему удалось – и не просто чуть-чуть – размыть обиду, нанесенную «простушкой».
Когда Мери сошла вниз на следующее утро, Нелли стояла у столика в холле, читая письмо. Стоило Мери подойти ближе, и она сунула письмо обратно в конверт.
На миг обе испытали неловкость. Затем Нелли вспомнила про свою роль хозяйки дома и спросила, хорошо ли Мери спалось. Добавив, что Клайв еще не спускался, она провела гостью в столовую, где с видом полной готовности к суровым испытаниям сказала:
– Послушайте, Клайв говорит, вы не станете делать сенсацию из того, что я приношу вам свои извинения за то, как я набросилась на вас вчера вечером. Но я правда хочу извиниться. Вы действительно нравитесь мне, и с вашей стороны очень благородно, что вы не рассказали ему о… про письма.
– Забудем это, – сказала Мери. – Я все понимаю. Вы доверились мне и затем внезапно решили, что я не заслуживала доверия. Но я и правда не собираюсь шпионить, хотя считаю, что вам следует самой рассказать мистеру Дервенту об анонимных письмах.
– И навсегда отпугнуть того, кто писал их? Нет уж, спасибо. Эта женщина, очевидно, что-то знает и рано или поздно не выдержит, напишет всю правду.
– Она, по всей вероятности, не перестанет писать, пока ее не вычислят. Но письма все равно надо отнести в полицию. И как вы можете быть уверены, что она что-то знает? Она почти наверняка злонравная любительница сплетен, которая дважды направила вас по ложному следу и дальше будет продолжать в том же духе.
Нелли упрямо возразила:
– Эта женщина не стала бы затевать переписку, если б ей нечего было сказать. И потом, вот это… – Она подняла ладонь, показывая Мери письмо, которое держала.
Мери, кажется, и сама уже догадалась.
– Еще одно? – выдохнула она.
– На сей раз нет. Это от родственников Рики. Они живут на острове Уайт. Это очень приличные люди. Пожилые и в чем-то простодушные… совсем не похожие на самого Рики. – Нелли, кажется, не заметила, что сравнение получилось не в пользу ее бывшего жениха. – Они прислали мне кое-что, думая, что это принадлежит мне. Вот…
Мери приняла у нее предмет, который Нелли извлекла из скомканного клочка упаковочной бумаги. Это была сережка в форме древесного листочка с прожилкой, инкрустированной маленькими жемчужинами. Если бы они были настоящие, сережка могла представлять собой какую-то ценность, если же нет, такую можно приобрести в любой лавке бижутерии, прикинула Мери. И озадаченно сказала, возвращая ее:
– Я не совсем понимаю. Почему она обязательно должна быть вашей?
– Я же объяснила… она не моя. Но ее нашли в смятой машине Рики, и его родители, считая, что она принадлежит мне, заявили, что я хотела бы получить ее обратно. Какое-то время полицейские держали его автомобиль у себя; потом его отправили на остров Уайт вместе с прочими вещами Рики, и, кажется, механик гаража нашел сережку, когда машину стали разбирать для ремонта. Она лежала между двумя ковриками, и если уж она не моя, то чья же?
– Насколько я понимаю, с ее помощью вы хотите что-то доказать, – медленно предположила Мери. – Но что именно? Она могла принадлежать любой пассажирке, которую вашему жениху довелось подвезти в своем автомобиле, и ее могли потерять когда угодно.
– Она не могла лежать там долго. В гараже регулярно чистили машину, там полный сервис, и я знаю, что они вычистили салон как раз в день аварии. Но раз полиция не нашла сережку, ничего удивительного, если ее не нашли и люди, чистившие машину. Возможно, ее нашли, подняв коврики, и это могло произойти впервые за много месяцев. – Мери покачала головой. – Нет, вы не должны считать ее доказательством того, чему хотите верить. Но даже если вы и правы, откуда уверенность, что она приведет вас к бывшей владелице, которая едва ли когда-нибудь заявит на нее свои права?
Упрямо отказываясь согласиться с ее доводами, Нелли заявила:
– Эта сережка принадлежит ей. Нутром чую. Но конечно, вы правы. То, что она попала ко мне, никак не поможет найти женщину, ее потерявшую. Мне придется продолжить свои поиски… – Она замолчала, вновь глядя на сережку. – Как вы думаете, это дорогая вещица или дешевая?
– Я как раз об этом думала. Сережка очень красивая, сделана со вкусом. Я бы сказала, ее цена зависит от того, настоящий ли это жемчуг.
– М-м… Иными словами, салоны «Картье» или супермаркет «Вулвортс»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25