Это была еще не победа. Но, по крайней мере, смертоносцы и их слуги впервые в этой войне отбили штурм и сохранили город в целости. Армия вторжения шестилапых была уничтожена почти полностью. Немало времени им теперь потребуется, чтобы из-за холмов подошло новое подкрепление.
Однако успех достался смертоносцам дорогой ценой. Из семнадцати Повелителей погибло десять, четверо пауков было искалечено. Целых и невредимых осталось всего трое. Людские потери вообще невозможно было сосчитать. Ополченцы старого отряда пали все до единого, из восьмидесяти человек вчерашнего подкрепления выжили лишь семеро. Среди них — Ювар и, как ни странно, Керьяла.
У муравьев не было сил для нового штурма, стены Мераса стало некому оборонять. Обе стороны, не сговариваясь, остановились друг напротив друга, чтобы подкопить силы, пополнить армии для новых сражений. Война застыла, словно богомол перед прыжком, и на несколько восходов все замерло в неустойчивом равновесии.
Он был недоволен. Дважды! Уже дважды мягкотелые двуногие срывали его планы. До сих пор сражается то Жилище в скалах, и ему никак не хватает сил взять его штурмом. Здесь, в Долине, он рассчитывал рассечь оборонительную цепь Жилищ, преграждающих путь в глубину плодородной земли, а потом всеми силами обрушиться на ненавистное обиталище двуногих — тогда им не поможет и прирученный Древний Враг.
А теперь — армия уничтожена, окруженное водой Жилище стоит, как и раньше; для новой атаки нужно не меньше шести дней, надо дать народиться свежим солдатам. Но и враги его не будут сидеть без дела. Им известно теперь направление удара, они еще больше укрепят свое Жилище, подтянут силы.
Надо во что бы то ни стало ускорить рост армии. Он отдаст Инкубатору приказ: расширить площади родильных пещер, использовать особый запас — яйца с нижнего уровня, что хранятся уже не первые дожди именно на такой случай. Это — его резерв, его новая армия. Победная армия.

ГЛАВА 7 РЕДАР

Всю ночь Ная просидела рядом с бесчувственным Редаром. У несчастного парня то и дело начинала идти кровь из носа и ушей, он стонал, бессильно корчился, пытаясь хоть как-то унять пульсирующую в голове страшную боль. Ная только и могла, что прикладывать к его лбу влажную тряпочку, стирать кровь, да целовать, заливаясь слезами жалости, лицо этого странного человека.
Кто он такой? Почему именно он, дикий пустынник, смог пробудить в ней то, чего она уже перестала и ждать? Хотя, может быть, именно поэтому? Тем, что совершенно другой, что не похож на всех, кого она знала. Разве что Велиман немного походил на Редара. Но мастер войны повидал уже много больше сорока дождей, да и, кроме того, был он скрытен и недоверчив. Впрочем, было бы нелепо ожидать иного от человека, проведшего первые пять лун плена у смертоносцев среди мокриц, по колено в склизкой жиже. А потеряв еще и глаз, Велиман не стал относиться к смертоносцам терпимее.
Великая Богиня! Нае было очень страшно, ее бросало то в жар, то в холод. То ей начинало казаться, что Редар вот прямо сейчас умрет у нее на руках, и она никогда больше не услышит от него ни единого слова. То она представляла, как он очнется, окинет ее привычным ненавидящим взглядом и снова язвительно поинтересуется: «Зачем ты пришла ко мне, Управительница Ная?»
А больше всего на свете девушка боялась, что боготворимый ею Повелитель призовет Редара к себе, потребует выдать, наконец, тайну огненной смерти, а когда изобретатель откажется, в ярости расплющит его разум одним сильнейшим ментальным ударом.
Ная всхлипнула. Слезы текли по ее щекам, но она не замечала их, шептала что-то, непонятное даже ей самой, лишь бы он остался жив, лишь бы...
В этот момент Редар открыл глаза.
— Почему ты плачешь?
Его тихий голос словно открыл какой-то невидимый заслон, и девушка громко, в голос разрыдалась. Пустынник даже опешил. Вид плачущей женщины привел его в некий ступор. Юноше казалось, что надо сделать хоть что-то, как-то успокоить. Да он бы и с радостью, если б умел...
— Что случилось, Ная? Не плачь...
— Я... я... не хочу, чтобы ты умер.
— Да я пока не собираюсь, — слабо улыбнувшись, сказал Редар.
Жесткая, непреклонная Управительница Ная, которую многие в Акмоле побаивались едва ли не так же, как любого из смертоносцев, готова была смеяться от радости и петь во весь голос за одну только эту улыбку.
«Видела бы меня сейчас Лези», — мельком подумала она.
Редар закашлялся, из носа снова брызнула красная струйка. Ная стерла кровь, нежно коснулась его щеки.
— У тебя очень ласковые руки, — прошептал Редар. — Почти как у моей мамы.
Ная уже знала из рассказов Редара, что его родителей убили смертоносцы. Раньше такое возмездие, когда за смертоубийство Повелители мстили всем окрестным людям, чтобы даже мысли ни у кого не возникло повторить страшное преступление, казалось ей единственно правильным. Ну, как еще можно приучить к порядку диких пустынников? Но теперь, когда она поняла, что ни за что, расплачиваясь за чужую вину, погибли мать, отец и маленькие братья Редара, Ная была готова чуть ли не ненавидеть вместе с ним тех троих смертоносцев, которые совершили эту страшную и бессмысленную месть.
Свою мать Ная очень любила. И не смела даже представить, что доброй и все понимающей мамы, с которой не нужно быть твердой и властной Управительницей, а можно побыть просто любимой дочкой, вдруг бы не стало. Как же она тогда без нее?
Девушка подтянула к себе глинянку с водой, смочила в ней тряпочку, положила на лоб Редару. Он расслабленно закрыл глаза, проговорил:
— Мама очень любила меня. Мне всего пять дождей минуло, когда я заболел песчанкой. И мама тогда целыми ночами сидела рядом и вот так же, как ты сейчас, вытирала мне лоб. Только не платком, а рукой.
Она сейчас же сунула в плошку ладонь и коснулась ею лба пленника.
— Так?
— Угу. Только у тебя рука меньше.
— Тебе легче?
— Когда ты рядом — да. Странно это, наверное. Еще вчера я считал, что ты приходишь ко мне по приказу своего Повелителя. И очень сильно ненавидел тебя за это.
— А сейчас?
Спросила и почувствовала, как екнуло в груди. Что он ответит?
— А теперь — нет. Только я не понимаю, что ты увидела во мне? Ваши парни намного красивее...
Ная гневно вскинулась:
— Да не нужны мне наши! У них на уме только одно! А когда получают отказ, начинают болтать всякие гнусности — про то, что я чуть ли не с Повелителем...
— Песчаная буря! Ты же Управительница! Кто ж на такое осмелится?
— А они в глаза не говорят, они за спиной шепчутся. Этим ты и понравился мне, Редар. Тем, что говоришь и делаешь одно, тем, как ты ненавидишь моего Повелителя и не скрываешь этого даже перед ним, хотя и знаешь, чем это кончается... Ты смелый и честный... и не болтаешь по пустякам...
Редара аж передернуло. Да с такой силой, что Ная обеспокоенно склонилась над ним — что с тобой? А он отчетливо вспомнил день гибели Крегга. Они сидели тогда у Плачущего потока, Кира щебетала что-то без умолку, он почти не слушал и улыбался — ему впервые после смерти родителей было по-настоящему хорошо, словно он на короткое время вернулся домой. Те же самые слова произнесла тогда Кира в ответ на вопрос Редара, чем же он такой особенный?
«А ты другой. Смелый... честный... по пустякам не хвастаешься.»
Кира! Как он мог забыть!
Ная заметила, как побледнело лицо Редара, вытянулись в ниточку его губы.
— Ты что?



— Ничего, так...
Девушка почувствовала какую-то недоговоренность, но настаивать не стала: незачем Редару сейчас волноваться и спорить. Она перевела разговор на другое.
— Тебя мама как называла в детстве?
— Реди, совсем маленьким когда был — Редиком. А тебя?
Ная почему-то покраснела.
— Малей... Я совсем маленькой родилась, вот и прозвали так. Меня даже поначалу... — Ная вдруг резко замолчала, удивленно прислушиваясь к себе. Она чуть было не рассказала Редару самую страшную свою тайну. Мама рассказала об этом, только когда дочь стала Управительницей. У смертоносцев был очень жесткий отбор детей — уродливых и слабых убивали сразу же после родов, чтобы не портить породу. Восьмилапые предпочитали, чтобы им служили большие, мускулистые мужчины и высокие, плотные женщины. Ная тоже чуть было не попала в отсев, ее жизнь спасло поистине чудо.
— Не хочешь говорить?
— Потом, Редар, хорошо? Сейчас не хочу вспоминать? Скажи лучше: а как тебя ласково называют девушки?
Опять! Редар вздрогнул. Второй раз по самому больному месту. Да что же такое!
— Как и мама. Реди.
— И много их?
— Кого?
— Таких девушек?
— Одна есть.
С чисто женской прямотой, чувствуя, как под ее ногами разверзается бездонная пропасть, Ная спросила:
— И ты ее любишь?
Редар долго не отвечал. Молодой Управительнице показалось даже, что он заснул. Но вдруг тихо-тихо пустынник прошептал:
— Мне без нее очень плохо, Ная, правда. И я очень боюсь за нее. Как бы чего не случилось. Она совсем одна там осталась.
Ная сглотнула набежавший комок, спросила почти спокойно:
— И как ее зовут?
— Кира...
Нет, она не выбежала из подземелья, крикнув на прощание что-нибудь обидное. Даже не отвернулась, чтобы скрыть душившие ее слезы. Просто ее руки, такие добрые и ласковые, вдруг неожиданно перестали быть приятно прохладными, а сделались невыносимо холодными, просто ледяными. И голос изменился. Сделался чужой, далекий, будто с другого конца длинного пещерного коридора.
— Она тоже из пустыни?
— Нет, она из... — Редар осекся. А что, если весь разговор ради этого и затеян?
Как зовут? — Кира. — Откуда? — Из пещер. — А где пещеры? — В скалах. — А где скалы? — Ну, и так далее... И прислушивается прямо сейчас к его разуму какой-нибудь смертоносец, ожидая, когда же он вспомнит пещерный город, его расположение, секретные входы и выходы...
— Извини, Ная, что-то у меня голова совсем не соображает, давай не будем пока разговаривать, ладно?
— Как хочешь.
Обидчивая покорность девушки вконец расстроила Редара, он почти уже решил перед ней извиниться, но тут голова у него и вправду разболелась не на шутку. Он обхватил виски руками, застонал и потерял сознание.
Очнувшись, он не мог сразу сказать, сколько времени прошло. Вроде бы, ничего не изменилось — то же подземелье, те же мерзкие стены, гнилостный запах мокриц, единственное светлое пятно — лицо склонившейся над ним Наи. Глаза у нее все так же влажно блестели. Редар неожиданно понял, что раньше не обращал внимания на их цвет. Столько раз смотрел в ее лицо, а цвет глаз так и разглядел! Они были голубыми, как утреннее небо над Солончаком. Захотелось вот прямо сейчас подняться на гребень бархана, обнять руками и всей душой эту бесконечную синеву и раствориться в ней.
«А у Киры глаза темные, — опять совсем некстати подумал он. — И глубокие, как Бездонный колодец. Смотришь в них, и кажется, что проваливаешься глубоко-глубоко. И нет никакого желания всплывать на поверхность».
— Я... Сколько я...
— Долго. Утро скоро.
— И ты все это время здесь сидела?
— Ну, да. Что же, мне надо было тебя таким бросить?
— Нет, наверное. Не знаю... Ты же не выспалась из-за меня?
— Ничего. Успею еще.
— А почему ты опять плакала?
— Тяжело тут одной сидеть...
— Бедная... Спасибо тебе.
Ная даже перестала дышать, опасаясь пропустить хоть слово.
— Правда, спасибо. Мне... мне легче становится, когда кто-то рядом. А под твоими руками голова совсем не болит.
За эти слова девушка была готова ему многое простить. Даже подружку из песков. Мир был восстановлен. И еще долго звучали в темноте подземелья тихие голоса. Наконец Редар попытался отправить Наю спать:
— Да у тебя глаза слипаются! Еле сидишь. Пойди, поспи хоть немного.
Конечно, Ная вмиг обиделась: она могла бы с ним хоть всю жизнь так просидеть, а он... Глаза ее с предательскими слезинками засверкали. Ах, так, мол, ты меня выгоняешь! Я тебе уже надоела! Редару стоило больших усилий объяснить, что он имел в виду.
— Ная! Я бы очень хотел, чтобы ты осталась со мной! Честное слово! Но ты совсем вымоталась...
Молодая Управительница вдруг наклонилась и поцеловала Редара в губы. Прямо как вчера. Удивленный и немного сбитый с толку, он не нашел, чем ответить. Ная воспользовалась молчанием, поднялась и пошла к двери. Уже на пороге ее остановил тихий голос Редара:
— Ты приходи еще, Маля, ладно?..
Ная солнечно улыбнулась, выскользнула за дверь, вымолвив еле слышно:
— Конечно...
Еще долго юноше слышалось это тихое слово, пока сон не сморил его окончательно.
Во сне он мчался по пустыне, проваливаясь с каждым шагом в песок по щиколотку. Навстречу ему, раскинув руки, летела легкая, как паутинка, Кира. Почему-то они все никак не могли встретиться: хотя и бежали изо всех сил, но расстояние между ними не уменьшалось...
Посыльный из Мераса прилетел в Акмол сразу после полудня. Выглядел он ужасно — правая средняя нога наполовину откушена, шерсть слиплась от крови. Паук неуклюже сполз с шара, заковылял по плитам внутреннего двора к дому Смертоносца-Повелителя.
Люди смотрели на него во все глаза, шептались:
— Неладно дело в Мерасе-то.
— Ну, раз есть, кому прилететь, значит — выстоял. Иначе б некому было. Помнишь, из Валега — три восхода гонцов ждали, так никто и не явился.
Слуги повлекли прибывший шар в свой барак (иногда его называли древним словом «ангар», смысл которого никто точно не знал), чтобы накормить порифид, стравить летучий газ, подлатать, если надо.
Мастер полетов Калем лично осмотрел его, поворчал:
— Надо же, до чего бедняг довели! Он, что, у них там все время летал, не садился совсем? Кто ж так делает! Несчастные могут не выдержать!
Молодой подмастерье Живаль спросил:
— Вы о ком, Учитель?
— Да о порифидах! Совсем загоняли.
Живаль удивленно пожал плечами, но смолчал. Весь город думает о том, дурные или радостные вести привез посланец, а мастера полетов, оказывается, волнует только состояние этих безмозглых созданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37