Было ощущение, что
что-то назревает, что-то делается в тяжелой атмосфере, среди деревьев, на
вершинах холмов и в низко висящем небе. Казалось, вся природа, как я, была
начеку и ожидала чего-то странного и необычного. Когда мы прошли половину
поля, собака отбежала от меня и за изгородью послышался короткий хриплый
лай, вызванный либо сильным испугом, либо собачьей ссорой.
По мере приближения к замку головная боль становилась все меньше.
Однако ощущение опасности и назревающей беды не покидало меня. И вновь, с
еще большим нетерпением я жаждал встречи с Годерихом.
Я вошел в замок. Там в зале, на блюде лежал ответ на мои мольбы. Да,
говорилось в телеграмме, он может приехать во вторник, то есть через три
дня.

4
На следующее утро эту радостную весть подтвердило письмо, в котором
Годерих объяснял, что хотел было сразу приехать ко мне, но его партнер до
вторника не сможет взять на себя дополнительные обязанности. На столь
быстрый приезд я не надеялся. Более того, Годерих мог вообще не приехать.
Поэтому я заранее был ему благодарен.
В конце недели, я почувствовал еще большую напряженность. Причиной
этого была недобрая шутка моего хозяина. После недавней ссоры Вэньон
кое-как извинился за свою грубость. Теперь же он гневался совсем по
другому поводу. В то время, как я получил доброе, успокаивающее письмо,
он, видимо, получил иное, вызывающее большое огорчение. Он сказал мне, что
тетя, у которой находились его дети, написала ему, что на месяц или два по
делам должна уехать в Тунис. Возможно и поэтому она вынуждена отправить
детей своего брата домой.
- Вот так причина! - фыркнул Вэньон. - Дела... Ха! Дети не могут
сейчас приехать сюда, только не сейчас!
Конечно, когда я вспомнил о состоянии моего сына, я не питал большой
симпатии к Вэньону и не осуждал тетю за ее заботу о Марселе и Августину.
Но эта тема заставила меня еще с большим вниманием задуматься над
родственной связью между нашими семьями. Ведь это родство именно через
сестру этой самой обруганной тети. Жена Вэньона в девичестве мадемуазель
Друар была кузиной моей жены, хотя, я думаю, они не знали друг друга.
Эти рассуждения, естественно, заставили меня полностью пересмотреть
поведение Вэньона. И, как обычно, мой вывод был огорчительным. Вэньон
бывал то горячим, то холодным, по очереди заботливым или нечутким. Он
сожалел по поводу нарушения договоренности о взаимных обменах во время
каникул, но в то же время откровенно не предупредил меня о Рауле. Позднее
он проявлял такт и дважды телеграфировал мне после побега Дэни во Францию.
Но в дальнейшем, когда я прибыл для возвращения беглеца, он не оказал мне
никакой помощи. Порядочный человек так не поступает...
В субботу вечером я в одиночестве размышлял об этих и других
связанных с ними проблемах, как вдруг до меня донеслись сердитые крики.
Можно было подумать, что ссорится десяток человек. Когда же я вышел
посмотреть, шум уже стих. Участники ссоры, видимо, успокоились и
разошлись. Однако, идя через двор, я увидел человека, который прихрамывал
и прикладывал к лицу окровавленный платок. В нем я узнал парня,
перевозящего на фургоне с молочной фермы сено, молоко и масло. Я собирался
спросить его, что случилось, когда откуда-то из помещения послышались
пронзительные и сердитые возгласы Вэньона.
Некоторую ясность по поводу инцидента внес Дорло. Как только хозяин
ушел после обеда, Дорло, принес мне в библиотеку обычную рюмку бренди и
сказал:
- Сегодня днем за Батистом и вашим мальчиком заявилась шайка негодяев
из Сэнт Орвэна и почти добралась до них...
- Что! - с ужасом воскликнул я. - За моим мальчиком? За что? Что с
ним?
Он отвечал беспристрастно, обращаясь скорее к небу, чем ко мне.
- Молодой месье совершенно не пострадал, они не смогли схватить его.
А Батиста, конечно, получил царапину, а то и две...
- Но почему, почему на них напали?
Дорло пожал плечами и развел руками.
- Здесь люди, месье, суеверны. Они верят во всякую чепуху. И,
возможно, молодой месье сделал что-то неумышленно, что вызвало у них
подозрения. Эта шайка негодяев и бандитов преследовала его и Батиста до
нашего двора. К сожалению, - как-то задумчиво добавил он, - кое-кто из
наших слуг принимает сторону этого сброда... Но это не мое дело, меня не
касается. Завтра же уезжаю отсюда...
Меня очень обеспокоил не только рассказ Дорло и его возможные
последствия, но и заявление о его отъезде. Глупо было бы считать его
союзником. И все же он пока не проявлял ко мне враждебности, а в последнее
время был почти единственным источником сведений о Дэни.
Очевидно, за всем этим скрывалось значительно больше, чем то, что
рассказал Дорло. Но и это дало мне повод для многих предположений. Для
подозрений крестьян Дэни был, конечно, главным объектом. И даже
удивительно, что к нему до сих пор не приставали. Тот, кого называли
Батистом, был, видимо, его приятель или знакомый. Поэтому он тоже попал
под подозрение... Дело, кажется, дошло до непримиримой вражда и среди
сторонников Вэньона в самом замке произошел раскол. Завтра, думал я, на
поезде Дорло не будет скучать без компании...
Пока я с растущим нетерпением считал часы, оставшиеся до приезда
Годериха, возобновились мои пока безрезультатные попытки смягчить
враждебность Дэни. Я уже не надеялся на быстрое и полное примирение. Но
пока Годерих не окажет мне посильную помощь, мне хотелось бы начать
разговаривать со своим ребенком.
Я дважды пытался поговорить с ним через закрытую дверь. В первом
случае - молчание, во втором - ответ:
- Уходи прочь! Я ненавижу тебя!
Еще два раза мне удавалось приблизиться к нему на улице, чтобы
поздороваться, но немедленно убегал. Его поведение и презрительный вид
были для меня унизительными. Я не мог рассчитывать на помощь оставшихся
слуг Вэньона, утром вместе с Дорло уехала еще одна пара, чтобы окружить
Дэни и заставить его сдаться. Да и сама такая облава была бы
противоестественным делом и, как я потом убедился, принесла бы больше
вреда, чем пользы.
Мне хотелось узнать, что сам Дэни думает о своем положении, как он
оценивает ситуацию. Совершенно очевидно, что он рассчитывал или хотя бы
надеялся найти здесь своего ужасного приятеля. Ведь Вэньон говорил мне,
что Дэни сделает все, чтобы вернуть
Рауля. Однако, его постигла неудача. Что произошло с Раулем или его
физическим воплощением я не знал. Возможно, после того, как я чуть не
задушил его, ему каким-то образом удалось вернуться во Францию. Но пока в
своем старом логове он не появлялся. Конечно, полной уверенности у меня не
было. Но кем бы или чем бы это существо ни было, его штаб-квартира
находилась по эту сторону Ла-Манша. Значит, следующей мерой
предосторожности была задача переправить Дэни на другую сторону.
Сегодня понедельник... Завтра Годерих будет здесь. Погода по-прежнему
была хмурой, но сухой. И вновь я уныло бродил по ближайшим полям.
Окрестности, как и прежде, выглядели мрачно, но несколько изменились.
Исчезла атмосфера таинственной напряженности и надвигающейся беды.
Тускло-коричневые поля опустели и как будто избавились от чего-то. Не
желая обвинять себя в излишней подозрительности, я огляделся вокруг: нет
ли чего-нибудь такого, что могло бы фактически подтвердить мое
впечатление. Ничего не было. Только исчезло пугало, которое я видел
раньше. В дальнейшем я обнаружил его на другом поле, значительно ближе к
замку.
Я медленно брел к дому. Помощь, наконец, была близка. Годерих должен
был приехать завтра вечером. Но на душе у меня оставалось тревожно.
Местное население насмехалось надо мной, глубоко скрывая свои недобрые
намерения. Что за чушь! Я не пытался сосредоточиться. Полнейшая
глупость... Когда я сворачивал за угол сарая, мимо меня в сумерках
промелькнула тройка летучих мышей.
И вдруг меня словно током ударило.
- Привет, папа... - голос Дэни.
Он стоял передо мной и смущенно улыбался. И обратился ко мне так, как
не делал уже давно. Его одежда была в пятнах, потерта, щеки бледные и
грязные. Думаю, он не умывался уже несколько дней.
Меня ужаснул не столько его неопрятный вид, сколько манера держаться.
Он выглядел уставшим, вялым и в то же время уверенным в себе. Держал себя
небрежно и непринужденно, словно ему очень надоело все, что произошло. Как
он только мог совмещать крайнюю усталость со столь неприятным мне
апломбом? Он пристально смотрел на меня. Его взгляд выражал одновременно
несчастное одиночество и открытое дружелюбие. Словно ничего не случилось и
он ничего не знал о моих и своих страданиях.
- Подойди, - кажется, сказал я ему, - и давай обо всем поговорим,
ладно?
- Да... - рассеянно ответил он. - Хорошо. Но я хочу есть. - После
паузы он проговорил, тщательно подбирая слова: - Ты знаешь, на самом деле
это не настоящее...
Мы пошли прочь от амбара. Полоска слабеющего света упала на его лицо,
и я поймал взгляд, от которого мне стало больно. Описать этот взгляд не
легко: он был в одно и то же время коварным и усталым, выражал, как бы это
сказать, полное безразличие к обстановке. Меня охватила ярость и, к своему
стыду, я почувствовал, что мой кулак сжался, готовый ударить его. С
величайшим трудом удалось мне сдержать себя.
- Дэни... - слышал я свой голос, - Дэни!...
Внезапно мой гнев сменился острым томлением. Я обнял его послушное
тельце. Легкий, как перышко, он был податлив. Прижимая его к себе, я
понимал, что в любой момент Дэни может вырваться из моих объятий и
раствориться в воздухе.
Когда мы пришли в замок, в зал вошел Вэньон и пораженно уставился на
нас.

Не знаю даже, как прошли последующие часы - о чем мы говорили, что
делали. Но помню и знаю, что они не были счастливыми. Вокруг витало
приближение неизбежного несчастья, горя. От этого чувства я не мог
избавиться. На первый взгляд, хорошо, что удалось обойтись без
преследования, ловушек, связывания, о чем я уже подумывал. Но что я
получил взамен? Не Дэни. И в этом была беда. От него осталась лишь
какая-то оболочка. Он стал таким ребенком, какого Эльфы отдают взамен
похищенного. То, что от него осталось, не сохранило ни одной черточки, ни
одной особенности того Дэни, которого я любил и мучительно ждал.
И все-таки неожиданный поворот событий изменил дело. Очевидно, Дэни
вернется спокойно, его не придется тащить домой как пленника. Когда
приедет Годерих, делать ему будет нечего. И мы все вместе отправимся
домой. А потом?...
- Ты устал? - кажется, спросил я. - После всех... походов...
Он подозрительно смотрел на меня не понимающим взглядом.
- Немного. Да, немного...
Вот и все. Форма, манера, суть ответа, оставались скрыто враждебной и
совершенно неудовлетворительной. Его тон выдавал достойную сожаления
хитрость. Словно после того, как он уже сдался, на руках у него среди
других карт остался туз.
Что заставило его сдаться? Может быть, он устал и решил вернуться к
привычному домашнему комфорту, которого был лишен уже три недели? Или его
планы, какими бы они ни были, расстроились и поэтому он вынужден был от
них отказаться? Может, он, узнав о приезде Годериха решил уступить мне?
Нужно было ждать. И потом все выяснить. Я понимал, что для допроса
время еще не подошло. Хорошо, что в этот вечер подобного разговора не
возникало. Дэни был так слаб, что сразу же после чая и купания пошел
спать.
Что касается Вэньона, то после первой встречи с нами в зале и после
обеда я его не видел. Ужинал я один и, выкурив пару трубок в маленьком
салоне, с удовольствием отправился в свою комнату.
Между прочим, Дэни и я забыли или почти специально не пожелали друг
другу спокойной ночи. Интересно, бодрствовал ли он, а если нет, то какие
сны ему снились.

На следующий день я подумал, не стоит ли взять Дэни на станцию
встречать Годериха, но решил не брать. У меня не возникало мысли, что он
сбежит опять. Но если он так поступит, это лишь подтвердит, что его
капитуляция ненастоящая. Я по-прежнему видел в этом не естественный шаг, а
продиктованный страхом поступок. Однако мои опасения не были связаны с
предположением, что он вновь исчезнет.
За утро ничего особенного не произошло. Встретившись со мной перед
самым обедом, Вэньон с притворной улыбкой поздравил меня с улучшением
отношений с Дэни и вежливо предложил мне воспользоваться автомашиной. Я
почувствовал облегчение - на этот раз он не изъявил желания сесть за руль.
Годерих проведет в замке одну ночь, а завтра мы втроем отправимся в
Англию.
Как удивится мой друг, полагал я, когда узнает о последних событиях.
В определенном смысле его приезд будет напрасным, но я надеялся, что сам
он так оценивать свою поездку не будет. Если бы я отправил ему телеграмму
вчера вечером, он бы получил ее и не поехал. Но неожиданная капитуляция
все перепутала в моей голове и эгоистично я был рад этому.
На станции я ждал минут десять. У входа в багажное отделение я увидел
фургон. С него снимали длинный ящик и переносили к клерку. Я понял, что
это фургон из замка, а парень, с трудом тащивший ящик, был тот самый
Батист, которого я видел на дворе, прихрамывающим и прикладывающим к лицу
окровавленный платок. Когда он сел на свое место, вышел начальник станции
и стал о чем-то тихонько говорить с ним.
Наконец, прибыл поезд. Едва он с грохотом остановился, тотчас
выскочил Годерих и через секунду уже пожимал мне руки.

- Знаете, - говорил он, - бывает так, что зубная боль вдруг исчезает
на пороге у дантиста.
1 2 3 4 5 6 7 8 9