О, вот начинается…
Катурян . Как только мужчина или женщина, чья жизнь вдруг стала очень грустной и невыносимой, захотят окончить ее разом, прекратить унылое течение дней и навсегда-навсегда позабыть о душевной боли, когда они готовы попрощаться с жизнью с помощью бритвы, пули или бытового газа…
Михаил . Или просто спрыгнув с крыши…
Катурян . Да, именно. Какой бы способ самоубийства они бы не предпочли – конечно, слово «предпочли» здесь не самое точное слово, – но все равно, как только они задумались об этом, в этот момент к ним приходит Человек-подушка, садится подле них, обнимает и держит, шепча в уши: «Подожди чуток». И время останавливается, и, когда время окончательно замирает, Человек-подушка возвращает людей к тому сроку, когда эти мужчины или женщины были маленькими мальчиками или девочками, когда ужасная жизнь, к которой они теперь подошли, еще только начинается. Работа Человека-подушки весьма и весьма печальна, он убеждает детей убить себя, чтобы те счастливо избежали тех ужасных лет страдания и боли, которые и так должны окончиться точно таким же способом: вглядываясь в черноту газовой духовки, вглядываясь в дуло пистолета, вглядываясь в колдовское озеро. Вы могли бы на это возразить: «Я никогда в жизни не слышал о том, чтобы маленькие дети убивали сами себя». На это Человек-подушка вам ответит, что он подстраивает дело так, словно бы это был просто трагический случай: он подсовывает детям баночку с таблетками, похожими на конфеты, он подводит детей к тому месту на реке, где весенний лед особенно тонок, он подводит их к припаркованным машинам, которые неожиданно трогаются с места, он показывает детям, как натянуть на головы полиэтиленовый пакет, в котором не оказывается дырок. Родители всегда охотнее смирятся с потерей пятилетнего ребенка в результате трагического случая, чем с осознанием того, что их пятилетний малыш решил свести счеты с жизнью, которая показалась ему ужасающей. Но не все дети слушались Человека-подушку. Однажды одна маленькая девочка, невероятно счастливая, не поверила Человеку-подушке, когда он сказал ей, что жизнь жестока, а ее жизнь будет в будущем особенно невыносимой. Она прогнала его, и Человек-подушка ушел ни с чем, рыдая клейкими, крокодиловыми слезами, которые тут же образовывали огромные лужи на земле. В следующую ночь в дверь ее спальни постучали, но девочка снова прогнала гостя: «Иди отсюда, Человек-подушка. Я уже сказала тебе, что счастлива. Была счастлива и буду счастлива всегда». Но это был не Человек-подушка. Это был другой мужчина. В эту ночь ее мамы не было дома, и с тех пор этот человек стал все время приходить к ней в те ночи, когда ее мама не ночевала дома. И совсем скоро жизнь девочки стала такой печальной, что однажды, в двадцать один год, она села в отчаянии у открытой духовки и спросила у Человека-подушки: «Почему ты тогда не уговорил меня?» И Человек-подушка ответил ей: «Я пытался, но ты, наверное, была слишком счастлива». И тогда она открыла газ на полную мощность и перед тем, как уйти насовсем, сказала: «Но я никогда не была счастлива, я никогда не была счастлива».
Михал . Послушай, а ты не мог бы не рассказывать дальше, а? Конец у тебя получился скучным.
Катурян . Между прочим, это крайне не прилично говорить так, Михал.
Михал . Ах, прости, Катурян. (Пауза. ) Но все равно ты не мог бы пропустить финал?
Катурян . (пауза ) Ну… вот и конец Человека-подушки… Послушай. Когда Человек-подушка выполнял свою работу хорошо, смерть ребенка была ужасающей. Но когда Человек-подушка ленился, жизнь ребенка была ужасающей, а когда ребенок вырастал, она становилась просто невыносимой, и его логическая смерть была кошмарной вдвое. И тогда Человек-подушка, такой большой, такой мягкий, ходил весь день в слезах, и его дом был полон воды. Однажды он решил сделать свое последнее дело и покончить с этим. Он пришел на свое излюбленное место, на берег прекрасной реки, о котором он с нежностью вспоминал всю свою зрелую жизнь…
Михал . Я так люблю этот момент…
Катурян . Он принес с собой небольшую канистру бензина. Сел под свою любимую старую плакучую иву и стал ждать. Вокруг него были его любимые игрушки…
Михал . Расскажи, какие.
Катурян . Игрушечная машинка, маленькая собачка и калейдоскоп.
Михал . Маленькая собачка? И она лаяла?
Катурян . Что?
Михал . Она лаяла?
Катурян . Мммм… да! Рядом стоял… небольшой фургон. Человек-подушка услышал, как открылась дверь и из фургона на землю спустился маленький мальчик, который крикнул: «Я пойду погуляю, мамочка». И мама сказала ему: «Хорошо, только не опоздай к чаю, сынок». «Не опоздаю, мамочка». Мальчик зашагал в его сторону, и когда Человек-подушка раздвинул ветви ивы, то он увидел, что это был вовсе не маленький мальчик, а маленький Мальчик-подушка. И тогда Мальчик-подушка сказал Человеку-подушке: «Привет», и Человек-подушка ответил ему: «Привет», и они стали играть в игрушки…
Михал . В машинку, калейдоскоп и маленькую собачку, которая лаяла. Но с собачкой они все-таки играли больше, правда, да?
Катурян . И тогда Человек-подушка рассказал мальчику о своей печальной работе, о мертвых детях и всех его грустных обязанностях, и Мальчик-подушка тут же понял его, потому что это был счастливый маленький человечек и все, что желала его душа, – это быть полезным другим людям. И тогда он облил себя бензином, а его лицо расплылось в самой искренней улыбке. Сквозь клейкие слезы Человек-подушка сказал: «Спасибо тебе», и мальчик ответил: «Да все хорошо! Скажи только моей маме, что я сегодня не приду к чаю». Человек-подушка сказал: «Хорошо, я скажу, мой милый мальчик» и понял, что впервые солгал ребенку. И тогда Мальчик-подушка зажег спичку, а Человек-подушка сел на траву и молча смотрел, как догорает костер. Последнее, что увидел исчезающий с лица земли Человек-подушка, – счастливую улыбку мальчика, которая тут же растаяла в воздухе вместе с запахом горелого пуха. Это было последнее, что он успел увидеть. А последнее, что он услышал, были звуки, которые он уже не смог различить. Последнее, что он услышал, – это были крики сотен тысяч детей, которым он когда-то помог расстаться с жизнью и которые теперь возвращались к ней, чтобы продолжать длить свои холодные, бессмысленные дни, которые отпущены им жестокой судьбою. Теперь он был так далеко от них, что при всем желании не смог бы помочь им свести счеты с ужасающей жизнью, окончить которую им теперь предстояло самостоятельно.
Михал . Хм… (Пауза. ) Я не совсем понял самый конец истории. Что, неужели Человек-подушка исчез насовсем, да? Эх.
Катурян . Да, он исчез насовсем – так, словно бы его не существовало.
Михал . Растворился в воздухе.
Катурян . Растворился в воздухе. Превратился в ничто.
Михал . Ушел на небо.
Катурян . Нет, превратился в ничто.
Михал . Я люблю Человека-подушку. Он мой лучший друг.
Катурян . Это довольно мрачно, я готов признать. Ну как твоя попка, все еще чешется?
Михал . Черт, зачем ты напомнил? Блин! (Чешется. ) Мммм… Но я до сих пор не могу понять, как это все могло произойти.
Катурян . Что это? Как умер Человек-подушка?
Михал . Ну нет, я же спрятал ее очень хорошо.
Катурян . Что спрятал?
Михал . Коробку с пальцами. Я спрятал ее очень хорошо, я был уверен. Сначала положил ее в комод, где ты держишь чистые носки и трусы, но потом мне показалось, что там коробку легко найти. Когда они начали подванивать, я закопал их в землю для рождественской елки на чердаке, потому что мы будем елку ставить явно еще совсем не скоро. Только в канун Рождества. У них была куча времени, чтобы заплесневеть. И они уже даже начали покрываться плесенью. Когда тебе их показывали, они были в плесени?
Катурян кивает головой, но видно, как силы покидают его.
Они натравили собак, не иначе. Понимаешь, эти ищейки все разнюхали… Они натравили их. Потому что я блестяще их спрятал. В землю для рождественской елки. Нам нужна она только раз в году.
Катурян . Ты же сказал мне… Ты же мне только что сказал, что не трогал этих детей. Значит ты солгал мне.
Михал . Нет, я не солгал. Я только сказал тебе, что ко мне пришел человек и сказал, что будет пытать меня до тех пор, пока я не скажу, что убил этих детей. И я сказал ему, что убил их. Но это не значит, что я не убивал этих детей. Как раз я их и убил.
Катурян . Ты поклялся мне своей жизнью, что не убивал этих трех малышек.
Михал . Ой, ну слушай, когда ты сказал: «Поклянись своей жизнью, что не убивал детей», мне показалось, это была такая игра. Шутка! Прости, Катурян.
Катурян от неожиданности обрушивается на матрас.
Я знаю, я поступил плохо. Поверь. Но мне было ужасно интересно. Маленький мальчик был именно таким, как ты мне его описывал. Когда я отрезал ему пальцы, он даже не закричал. Он просто сидел и смотрел на них. Он был очень удивлен. В его возрасте это невозможно понять. Его звали Аарон. На нем была смешная маленькая шапочка, и он все время лепетал о своей маме. Боже мой, как много крови из него вылилось! Это просто невозможно себе представить, сколько крови может быть в такой малышке. Потом вдруг она перестал течь и мальчик стал синеть. Бедный. Я почувствовал себя очень плохо в этот момент, а он был в этот момент прекрасен. «Я хочу к маме, пожалуйста, отпустите меня». А зато девочка была как зуд в попке. Она кричала так, что, казалось, у нее глаза выпадут из глазниц. Она не хотела их есть. Она не хотела есть яблочных человечков, а я так долго их готовил. Очень трудно засунуть туда бритвы. Ты ведь не написал, как правильно готовить яблочных человечков, елки-палки. Я проверил их на ней. Мне в конце концов все-таки удалось в нее их засунуть. Ей хватило двух. Не для того, чтобы умереть, а чтобы она хотя бы замолчала. (Пауза. ) Тебе тяжело в этой рубашке? Ты весь в крови. Завтра постирай ее. Хотя тебе придется хорошенько постараться. Вот увидишь: с ней надо будет повозиться. (Пауза. ) Катурян? (Пауза. ) Я сам ее постираю завтра, если ты хочешь. Я очень хорошо это делаю.
Катурян . (пауза, тихо ) Зачем ты это сделал?
Михал . Что? Я не слышу.
Катурян . (плачет ) Зачем ты это сделал?
Михал . Не плачь, Катурян. Не плачь.
Михал подходит к нему, чтобы поддержать его. Катурян в отчаянии отстраняется.
Катурян . Зачем ты это сделал?
Михал . Ты же знаешь. Ты попросил меня об этом.
Катурян . (пауза ) Что-что?
Михал . Ты попросил меня об этом.
Катурян . (пауза ) Я помню, что просил тебя делать вовремя домашнее задание. Я помню, что просил тебя чистить зубы по вечерам…
Михал . Я чищу зубы по вечерам…
Катурян . Но я не помню, чтобы я просил тебя красть маленьких детей и мучить их с особой жестокостью.
Михал . Я не мучил их с особой жестокостью. «С особой жестокостью»… Мне кажется, это больше напоминало…
Михал показывает, как ожесточенно разрубает кого-то.
Это больше было похоже на…
Михал показывает, как он одним резким движением отсекает воображаемые пальцы и затем изящным движением выбрасывает их.
Или на…
Михал показывает, как он засовывает в рот девочки два яблочных человечка и заставляет ее проглотить их.
«С особой жестокостью». Это слишком. Я ничего не делал, о чем бы ты меня не просил, так что, знаешь, не изображай, пожалуйста, невинного младенца. В каждой твоей истории с кем-нибудь случается что-нибудь ужасное. Я всего лишь проверял, настолько они реалистичны. Потому что мне всегда казалось, что некоторые из них совсем не похожи на правду (Пауза. ) Но знаешь? Вот, что я понял: некоторые из них вполне реалистичны.
Катурян . Но почему же ты не захотел разыграть одну из моих добрых историй?
Михал . Потому что ты таких не пишешь.
Катурян . Ну почему? У меня таких много.
Михал . Ну… да… две.
Катурян . Так я тебя спрашиваю, почему же ты не захотел разыграть одну из моих добрых историй?
Михал . Ну хорошо.
Катурян . Знаешь почему? Потому что ты садист, мелкий гадкий психованный извращенец, которому нравится убивать детей. Каждый мой рассказ был плодом моего доброго сердца, и, черт тебя побери, у тех, кто их читает, они должны вызывать точно такие же ответные чувства.
Михал . Конечно… Но мы никогда бы не узнали это, если бы не попробовали. (Пауза. ) Мне не понравилось убивать детей. Меня это раздражало. Это было так мучительно долго. И я совсем не собирался убивать этих детей. Я хотел всего лишь отрезать пальцы у мальчика и заставить девочку съесть лезвия.
Катурян . Ты хочешь сказать, что ты этого не знал: если отрезать пальцы у мальчика и заставить девочку съесть лезвия, то они умрут?
Михал . Вот теперь знаю.
Катурян берет его голову в свои руки, как бы пытаясь понять хоть что-нибудь.
Человек, который меня пытал, кажется, на моей стороне. Он говорил, что это целиком твоя вина. Ну все-таки… в основном, твоя.
Катурян . (пауза ) Что ты сказал ему?
Михал . Правду.
Катурян . Какую конкретно правду?
Михал . Я сказал ему: все, что я делал с детьми, я взял из рассказов, которые ты писал и потом читал мне.
Катурян . Ты это сказал следователю?
Михал . Да. И это было правдой, ты же знаешь.
Катурян . Это не правда, Михал.
Михал . Правда.
Катурян . Нет.
Михал . Признайся, ведь ты писал рассказы о том, как убивают детей?
Катурян . Да, но…
Михал . Ты читал их мне?
Катурян . Да…
Михал . Теперь скажи, должен ли я был после всего этого выйти на улицу и убить целую кучу детей? (Пауза. ) «Да, конечно», – вот самый правильный ответ. Поэтому я не понимаю, когда ты говоришь мне: «Это неправда». И не надо говорить мне, что я отморозок и извращенец. Просто ты мой брат и я люблю тебя. Ты только что двадцать минут рассказывал мне историю про парня, главная цель в жизни которого – сжечь как можно больше детей на костре. Это твой герой! И я сейчас не критикую тебя. Он превосходный герой. Он превосходный герой. Он напоминает мне меня самого.
Катурян . Чем это он тебе себя напоминает?
Михал . Ну хотя бы тем, что он тоже убивал маленьких детей. Хотя бы этим.
Катурян . Человек-подушка никогда никого не убивал, Михал. Умершие дети все равно бы окончили жизнь в страшных мучениях.
Михал . Ты прав. Эти дети были обречены. И их можно было огородить от страданий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11