«Ты убила наших младших братьев…» Они спустились в ее горло. И она захлебнулась своей собственной кровью. Конец.
Катурян . Это такой прием. Читателю кажется, что с ней это было во сне. А, на самом деле, нет. (Пауза. ) А? Я же сказал, это не лучший мой рассказ.
Ариэль . Вы когда-нибудь бывали в еврейском квартале, Катурян?
Катурян . В еврейском квартале? Нет. Я всегда прохожу мимо него. Забираю брата из школы в Ламенце. Но это не еврейский квартал. Это рядом с ним.
Ариэль . Вы забираете своего брата… Он же старше вас, он что до сих пор учится в школе?
Катурян . Это специальная школа. Там учатся трудные дети. (Пауза. ) Это что все из-за евреев? Среди моих знакомых евреев нет.
Ариэль . Среди ваших знакомых нет евреев?
Катурян . Я ничего не имею против евреев! Я не знаком ни с одним из них.
Ариэль . Но вы ничего не имеете против евреев?
Катурян . Нет. А что, должен?
Тупольски . «А что, должен?» Отличный ответ. «А что, должен?» С одной стороны, трусливый и рабский, с другой стороны, очень ироничный, мутный и провоцирующий. «А что, должен?»
Катурян . Мне совсем не хотелось вас провоцировать.
Тупольски . Стало быть, вы хотели показаться нам благонамеренным.
Катурян . Нет же.
Тупольски . Теперь вы снова пытаетесь провоцировать. Сейчас Ариэль двинет тебе по роже…
Катурян . Послушайте, я, правда, не понимаю, что здесь происходит. Я не понимаю, чего вы от меня ждете. Я ничего не имею против кого бы то ни было. Ни против евреев, ни против вас, ни против других людей. Я всего лишь писатель. Это все, в чем я виновен. Я этим живу. Я прихожу домой и тут же сажусь писать рассказы. Это все, что я могу сказать.
Ариэль встает, подходит к двери.
Ариэль . О, кстати, хорошо, что напомнил. Пойду поговорю с братом.
Ариэль выходит, Тупольски улыбается, Катурян смотрит на него недоумевающим, испуганным взглядом.
Катурян . Мой брат сейчас в школе.
Тупольски . У нас с Ариэлем есть отличная шутка. Мы любим говорить друг другу «о, кстати, хорошо, что напомнил» в самых неожиданным местах, когда на самом деле никто ни о чем не напоминал. Это очень забавно.
Катурян . Мой брат сейчас в школе.
Тупольски . Ваш брат сейчас за этой стенкой.
Катурян . (пауза ) Он же страшно перепугается…
Тупольски . Вы, кажется, тоже немного испуганы.
Катурян . Да, испуган.
Тупольски . А что вас так пугает?
Катурян . Я испуган тем, что мой брат сейчас сидит без меня в незнакомой обстановке. Я испуган тем, что ваш коллега будет бить его. Я испуган тем, что потом он придет избивать меня. И пускай… то есть лучше бы он этого совсем не делал. Но если уж вам что-то не нравится в моих рассказах, то пусть он будет избивать меня. Моего брата легко испугать, он многого не понимает, он не имеет никакого отношения к моим рассказам, хотя я ему их часто читаю. Это ужасно не справедливо, что вы привели его сюда. Выпустите его, блядь, отсюда! Слышите, вы! Сейчас же, вашу мать!
Тупольски . (пауза ) Надеюсь, вы выпустили весь свой пар. Кричите на полицейского… Хотя права не имеете… Сразу видно, перенервничали… Успокойтесь. Хорошо? Вы что думаете, мы тут все звери?
Катурян . Нет.
Тупольски . Нет, мы не звери. Бывает, что мы имеем дело со зверьми. Но сами мы не звери. (Пауза. ) С вашим братом все будет хорошо. Даю вам слово.
Тупольски берет еще один рассказ из контейнера.
«Три преступника на перепутье». Это не ваша тема, как я подозреваю.
Катурян . Какая еще тема, я не понимаю?
Тупольски . Понимаете вы все. «Униженные, оскорбленные дети» – вот ваша любимая тема.
Катурян . Это не моя тема. Просто некоторые мои рассказы посвящены этому. Но это не моя тема.
Тупольски . Вполне допускаю, что это непреднамеренно.
Катурян . У меня вообще нет тем. Я написал что-то около четырехсот рассказов и из них только около двенадцати о детях.
Тупольски . Об убитых детях, я уточняю.
Катурян . Ну и что же с того, что об убитых? Вы что же считаете, что я пишу о том, что надо всем идти и резать детей?
Тупольски . Я совсем не считаю, что вы пишете о том, что всем надо идти и резать детей. (Пауза. ) Разве вы пишите о том, что надо всем идти и резать детей?
Катурян . Нет! Никакого насилия! Вы что, шутите? Я вообще ничего такого не хочу сказать! Ничего такого!
Тупольски . Знаю, знаю, слышал. Первый долг писателя это…
Катурян . Именно…
Тупольски . Да… да… да… Все ясно. Ну так вот, «Три преступника на перепутье»…
Катурян . Если в рассказах появляются дети, это случайность. Если в рассказах появляется политика, это тоже случайность. Второстепенный фактор.
Тупольски . Минуточку. Я попросил бы вас не перебивать…
Катурян . Да, прошу прощения…
Тупольски . Если я вас попрошу о чем-то прямо или если я глазами потребую вас к ответу: «Давай, говори», только глазами, тогда вы будете иметь возможность говорить. Но если я что-то говорю вам и еще не закончил…
Катурян . Понимаю. Простите меня.
Тупольски . Вы снова за свое? Я вас о чем-то спросил? Мои глаза сейчас сказали вам: «Открой рот и говори»?
Катурян . Нет.
Тупольски . Нет. Так да или нет? (Пауза. ) А? Вот сейчас я задал вам конкретный вопрос и мои глаза как бы подсказали вам: «Давай, говори».
Катурян . Простите. Я нервничаю.
Тупольски . Имеете право нервничать.
Катурян . Понял.
Тупольски . Вы меня не слышите. Я сказал: «Имеете право нервничать».
Катурян . Почему это?
Тупольски . (пауза ) «Три преступника на перепутье». Что вы хотели сказать этой историей?
Катурян . Я ничего не хочу сказать. Это лабиринт, из которого нет выхода.
Тупольски . И все-таки каков выход?
Катурян . (пауза ) Его нет. Это лабиринт, из которого нет выхода.
Тупольски . Мне кажется, выход должен быть. Или я попросту идиот.
Катурян . Да, вы правы. Моя идея состоит в том, что вас должно интересовать, есть ли выход из этой ситуации, но на самом деле здесь выхода нет. Потому что нет ничего хуже. Хуже, чем те два преступления, о которых там говорится.
Тупольски . Нет ничего хуже?
Катурян . (пауза ) А разве не так?
Тупольски просматривает и пересказывает историю.
Тупольски . Человек очнулся в железной клетке, где его оставили умирать голодной смертью. Он помнит, что совершил преступление, за которое его наказали, но каким оно было, в памяти не сохранилось. Рядом с ним, на перепутье, он видит еще две клетки с преступниками. Над головой одного из них написано: «Насильник», над головой другого: «Убийца». Тело первого превратилось в пыльный скелет. Во второй клетке сидит едва дышащий старик. Наш герой силится прочесть табличку над своей головой, но не видит ее, поэтому он просит старика помочь ему вспомнить, что же он натворил. Старик смотрит на табличку, затем на героя и в приступе гнева плюет ему в лицо. (Пауза. ) Приходят монашки. Молятся перед трупом насильника. Ага… Дают хлеб и воду старику-убийце. Ага… Затем читают табличку над головой третьего преступника. Бледнеют, бросаются в плач и поспешно убегают. (Пауза. ) Приходит разбойник, ага… Скелет его явно не интересует. Увидев старика, он ломает клетку и выпускает убийцу на волю. Подходит к третьей клетке, читает. Сдержанно улыбается. Наш герой улыбается ему в ответ. Затем разбойник берет пистолет и стреляет ему прямо в сердце. Умирая, преступник кричит: «Умоляю, скажи хотя бы, что я натворил?!» Разбойник седлает лошадь и уезжает, не сказав ни слова. Последний вопрос, который смог задать наш герой, был таков: «В ад иду ли я теперь?» И последнее, что услышал он перед смертью, был тихий смех разбойника.
Катурян . Хорошая история. Для нее бы придумать какой-нибудь «изм»? А вот какой «изм» придумать? Не могу понять. Но на самом деле я не люблю «измов». Но в этой истории нет ничего предосудительного. Вам так не кажется?
Тупольски . Нет, здесь нет ничего предосудительного. Здесь нет ничего, чтобы давало бы повод называть человека, который это написал, больным на всю голову, чёкнутым придурком. Отнюдь. Но для меня эта история… она как намек.
Катурян . Намек?
Тупольски . Да, намек.
Катурян . А…
Тупольски . Здесь говорится одно, а на самом деле оказывается, что говорится другое.
Катурян . Ммм…
Тупольски . Это намек. Понимаете?
Катурян . Да, понимаю. Это намек.
Тупольски . Намек. (Пауза. ) Так вы говорите, это ваш лучший рассказ?
Катурян . Нет. Это один из моих лучших рассказов.
Тупольски . Ах, один из лучших. У вас таких много.
Катурян . Да. (Пауза. ) Мой лучший рассказ – это «Город у реки». Вернее, «История о городе у реки».
Тупольски . Ваш лучший рассказ – «Город у реки»? Подождите, подождите, подождите…
Тупольски быстро находит нужный текст.
Вот… Нашел. Ах, да, понятно. Теперь мне кое-что стало ясно. Лучший ваш рассказ.
Катурян . А что такое? Тоже намек?
Тупольски внимательно смотрит на Катуряна.
Ну да, он единственный, который я смог опубликовать.
Тупольски . Нам это известно. Это единственный опубликованный вами рассказ.
Катурян . Давным-давно уже.
Тупольски . (Посмеивается. Пауза. ) Его опубликовал «Либертад ».
Катурян . Да.
Тупольски . «Либертад ».
Катурян . Я, правда, не читал.
Тупольски . Вы не читали?
Катурян . Я везде посылаю свои рассказы в надежде на то, что их где-нибудь возьмут. Он вышел, а я даже не видел его в газете.
Тупольски . Вы никогда не читали «Либертад »?
Катурян . Нет.
Тупольски . Это не запрещенный журнал. Вы имели право его читать.
Катурян . Знаю. Конечно, если у меня там рассказ. Знаю.
Тупольски . Там тоже звучит ваша тема. (Пауза. ) Это «Либертад » заказал вам написать рассказ на эту тему? «Напишите-ка нам рассказ про бедного малышку»… «Напишите-ка нам что-нибудь про маленьких детишек, которых обижают родители». Так они сказали?
Катурян . Они дали только объем. Максимальный объем рассказа.
Тупольски . А тему вы выбрали сами?
Катурян . Да, тема моя.
Тупольски протягивает Катуряну рассказ.
Тупольски . Прочтите его.
Катурян . Весь?
Тупольски . Весь. Только встаньте.
Катурян встает.
Катурян . Как в школе просто.
Тупольски . Ммм… Ну разве только что, в школе за это не наказывают. (Пауза. ) Если, конечно, вы ходили в нормальную школу.
Пауза. Катурян начинает читать, наслаждаясь собственным стилем, смакуя точно найденные слова и повороты сюжета.
Катурян . (пауза ) Так. «Однажды в крошечном городке с улицами, мощенными кирпичом, на берегу быстрой реки, жил мальчишечка, который не слишком ладил с другими детьми. Они дразнили его, издевались над ним за одно лишь то, что был он беден, а родители его были горькими пьяницами. Ходил он всегда босой и в лохмотьях. Но мальчик, невзирая на все горести, был счастлив и любил мечтать. Он словно бы и не замечал насмешек и побоев, и ему совсем не в тягость было его бесконечное одиночество. Он знал, что у него доброе сердце, полное любви, и что когда-нибудь кто-нибудь где-нибудь почувствует дыхание этой любви и отплатит ему тем же. И вот однажды ночью, когда он сидел, под деревянным мостиком через реку, заживляя свои свежие ушибы, мальчик услышал, как в темноте к мосту по мощенной улице приближается повозка на лошадях. Когда она приблизилась, мальчик рассмотрел, что управлявший повозкой человек одет в черную-пречерную мантию и черный капюшон, из-под которого виднелось затененное грубое лицо. Тело мальчика задрожало от страха. Поборов свой страх, мальчик достал крошечный бутерброд, который был его единственным лакомством на всю эту долгую ночь. Когда повозка поравнялась с мостом, он предложил человеку в капюшоне разделить с ним трапезу. Человек остановил лошадей, кивнул головой в знак согласия, спустился к мальчику и сел напротив. Они стали есть и разговаривать. Человек в капюшоне спросил мальчика, почему его одежда так скудна и почему он бос и совершенно одинок, и мальчик рассказал ему о своей горестной, тяжелой судьбе. Осмелев, мальчик стал рассматривать повозку. Она была завалена сверху до низу пустыми клетками для зверей, все это отвратительно пахло и безобразно выглядело. Только мальчик почти уже осмелился спросить, для каких зверей предназначены эти клетки, человек поднялся и сказал, что ему пора. «Но прежде, чем я уйду, – шепотом сказал человек в капюшоне, – я хочу сделать для тебя доброе дело. Ты был со мной, старым, смертельно уставшим странником, столь любезен и даже угостил меня своим ужином, поэтому я хотел бы подарить тебе кое-что. Ценности этого подарка ты, наверное, сейчас понять не сможешь, но настанет день, когда ты станешь немного старше, и тогда, возможно, ты осознаешь, что приобрел, и возблагодаришь меня. А теперь закрой глаза, мой добрый мальчик». Мальчик сделал так, как просил этот человек, и тогда тот достал из потаенного кармана длинный, хорошо отточенный, сияющий нож мясника, широко взмахнул в воздухе и резанул по правой ноге мальчика, отхватив все пять маленьких грязных пальцев. Пока мальчик тихо сидел, ошеломленный случившимся, и смотрел вдаль, разглядывая пустоту, человек в капюшоне собрал окровавленные обрубки, бросил их стайке крыс, которые уже стали собираться на запах крови в канавках у моста. Потом он взобрался на свою повозку и тихо уехал, оставляя за собой мальчика, крыс, речку и утопающий в ночи город Гамельн ».
Катурян смотрит на Тупольски, ожидая реакции, затем возвращает ему рассказ и садится на стул.
Город Гамельн . Ясно?
Тупольски . Гамельн.
Катурян . Вы поняли? Этот мальчик – тот самый хромой парнишка, который отстал от детей, которых Дудочник в пестрых одеждах завел в пещеру и погубил. Это предыстория мальчика – как он был искалечен.
Тупольски . Я понял.
Катурян . Такой прием.
Тупольски . Я понял, что это прием.
Катурян . Это были дети, за которыми он придет потом.
Тупольски . Дети, за которыми он придет потом?
Катурян . Это были дети, за которыми потом придет Дудочник в пестрых одеждах. А так он начал. Мои идея заключается в том, что он приманил крыс. Он приманил крыс. И он знал, что люди не заплатят ему. Это были те дети, за которыми он придет потом.
Тупольски . (Кивает головой. Пауза. ) О, кстати, хорошо, что напомнили.
Тупольски идет в подсобную комнату, где видна картотека, приносит металлическую коробку из-под бисквитного печенья, садится на то же место, ставит коробку на стол на равном удалении от себя и Катуряна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11