Мать и Джульетта проводили долгие часы, обсуждая это, но я так и не поняла, кто кого, собственно, держит и что значит в данном случае «отпустить».
Думаю, что меня раздражает в матери прежде всего ее манера дышать. Ее дыхание обладает полным музыкальным диапазоном. Сначала она, закрыв глаза, делает вдох, который длится тридцать секунд. При этом она подымает плечи, закидывает голову назад и наклоняет ее чуть право. Кажется, что она всем своим телом вбирает кислород и готовится заявить нечто чрезвычайно важное. Затем она делает долгий медленный выдох, ее плечи опускаются так, словно ее постигло сильное разочарование. А потом весь цикл повторяется снова. Кроме того, она владеет целым спектром коротких и длинных вздохов, ахов, охов и стонов, которые передают всю гамму ее эмоций – от ярости и гнева (что случается нечасто) до выражения долготерпеливого страдания (регулярно), а также экстаза (не доводилось слышать).
Сегодня она сочувственно вздыхала, взволнованно дышала, показывая мне подарки, и раздраженно фыркала, когда я проявила черную неблагодарность и отказалась излить ей душу. Почему я ничего ей не могу поверить? Другие могут. Моя мама – настоящая добрая самаритянка. Она посещает всевозможные психологические курсы, на которых учат искусству общения. Ее подруги готовы отправиться за ней в Сибирь, только бы она выслушала их в своей неподражаемой манере, повторяя как эхо за ними окончания фраз и побуждая их тем самым продолжать свои излияния. Но мне было этого мало. Если я говорю, что чувствую себя глубоко несчастной, то значит, я хочу, чтобы мне дали носовой платок. И все. А получается вот так:
Я (после долгого сопения): Я очень расстроена.
Она (подвинув стул, наклонившись вперед и глядя на меня в упор): Значит, ты чувствуешь, что очень расстроена?
Я: Да, Мартин бросил меня. Вот ублюдок!
Она: Значит, ты считаешь его ублюдком?
Я: Он – эгоистичная, самодовольная, вкрадчивая гадина.
Она (приподняв бровь и многозначительно глядя на меня, с интонацией, в которой нет осуждения, но слышатся нотки возражения): Вот как? Гадина?
Мне неприятно то, что она так бесцеремонно пытается копаться в моей душе. Уж лучше бы она была похожа на мать Луизы, которая наведывается к дочери раз в месяц, ругает ее за грязь в туалете на первом этаже, три дня моет дом, драит кухню и стирает белье, накопившееся в корзине. Она сводит Луизу с ума своими придирками, но это лучше, чем сидеть и слушать голос моей матери, спрашивающей нараспев:
– У тебя никогда не возникало беглых ассоциаций между мастурбацией и склизкими животными?
Мне бы хотелось, чтобы она вместо подобных вопросов сварила мне кофе и немного убралась в доме.
Одного часа общения с матерью хватило для того, чтобы привести меня в ярость. Я расхаживала по кухне, терзаясь угрызениями совести.
Свою злость я сорвала на Найджеле. Открыв дверцу пикапа, я сразу же набросилась на него:
– Если ты будешь постоянно опаздывать, я откажусь от сотрудничества с тобой!
– Тебе нужно завести любовника, – примирительным тоном заметил Найджел. – Тогда ты перестанешь дергаться по мелочам.
Дом находился в самом безобразном районе города, краска с его стен местами облезла, входная дверь была выбита, оконные рамы выломаны. Мои надежды стать крупной владелицей недвижимости, завести себе шикарный гардероб и кучу любовников рассеялись как дым. Когда мы переступили порог дома, я почувствовала нестерпимую вонь. Это был резкий запах кошачьей мочи. Я хотела повернуться и выйти на свежий воздух, но Найджел подхватил меня под руку и увлек к полуразрушенной лестнице.
– Не суди по первому впечатлению, оно поверхностное, – с улыбкой сказал он. – Джим устроит здесь генеральную уборку. Он не боится вони, у него плохое обоняние.
– Уборку! – с негодованием воскликнула я. – Да легче разрушить этот дом, чем навести в нем порядок!
Я огляделась по сторонам. Разбитые стекла, замызганные ковровые покрытия, надпись на стене: «Ты – покойник».
– Подожди, давай поднимемся на верхние этажи, – сказал Найджел, шагая вверх по заваленным мусором ступеням. – Там все гораздо лучше. Там уже полным ходом идут работы. Уже и конец виден…
Достав из сумочки масло лаванды, которое мне порекомендовала Соня как успокаивающее ароматическое средство, я осторожно последовала за Найджелом. «Конец виден» – означало: «виден полный конец надеждам». Там царила разруха. Потолки на верхних этажах обрушились, радиаторы были сорваны со стен.
– Ты видишь?! – торжествующе воскликнул Найджел. – Все трубы на месте.
Натерев ноздри лавандовым маслом, я заглянула в ванную комнату. Туалет был загажен.
– Мы наведем здесь порядок, – нетерпеливо сказал Найджел, заметив, что дом разочаровал меня и я не испытываю того энтузиазма, на который он рассчитывал.
– Мы?! – возмущенно воскликнула я. – Ты сказал «мы»?! Нет уж, большое спасибо! Я не собираюсь своими руками убирать чужое дерьмо. У меня собственных проблем по горло.
Найджел изменил тактику и снисходительно улыбнулся.
– Кэри, поверь мне, я перевидал на своем веку множество подобных домов. Пара недель, и ты не узнаешь это здание.
– Я сказала управляющему банка, что дом требует всего лишь косметического ремонта.
– И ты была права. Дом в полном порядке, – невозмутимо сказал он и, потянув за кусок коричневой деревоплиты, поднял облако пыли. – Ты зря беспокоишься. Все будет хорошо. Посмотри, – он обвел рукой помещение, – здесь будет душевая кабина, там маленькая кухонька, а в центре жилая комната. И тогда наверху разместится…
– Что?! Ты считаешь, что кто-то будет жить в такой крошечной квартирке? Да здесь яблоку негде упасть!
– В таких условиях живет половина населения нашего города. Ты просто избалована. Видела бы ты квартиры, которые сдает Джонни. Они в два раза меньше, чем эта. А между тем люди стоят в очереди, чтобы снять одну из них.
Я с раздражением посмотрела на него.
– Вся эта затея ни к чему не приведет. Оценщику достаточно будет бросить один взгляд на эту кучу дерьма, и меня в банке просто на смех подымут.
Я уже смирилась со своей неудачей в роли деловой женщины. Однако Найджел не сдавался.
– Ты действительно так думаешь? – спросил он. Я бросила на него подозрительный взгляд.
– Забавно! – воскликнул он. – Знаешь, сегодня утром я разговаривал по телефону с Уоббли. Думаю, он сделает такую оценку, какую нам надо.
Найджелу нравится считать себя членом всесильной мафии, тайно управляющей судьбами мира.
– Да? Но ведь он еще не видел этот дом.
– Он видел его снаружи, – сказал Найджел самодовольным тоном, который уже начал бесить меня. – И я предупредил его о том, что он может увидеть внутри. Так что с оценкой не будет никаких проблем.
– Поживем, увидим.
Неужели Найджел действительно имел какое-то влияние на этого беднягу Уоббли?
– А теперь мы должны нанять рабочих и начать ремонт, – сказал Найджел. – Ты могла бы присматривать за его ходом.
Он ободряюще улыбнулся мне, как обычно улыбаются пятилетнему ребенку, помогающему накрывать на стол.
– Я дам тебе все имена и номера телефонов, ты вызовешь их на место работ, а потом встретишь здесь. Лучше всего начать с Большого Бена, хотя Тревор нам тоже понадобится. Посмотри-ка! – и он показал мне свисавшие с потолка оголенные провода. – Мы должны сделать обмеры, отремонтировать водопровод и канализацию. Думаю, с этим у нас не возникнет проблем. Ты всегда можешь связаться по телефону с агентами. Все планы у Тони.
– Это ты должен созвониться с мастерами! Ты говорил, что сам организуешь все работы, а в мою задачу входят только переговоры с управляющим банка и получение кредита. Я ничего не понимаю в ремонтных работах.
– Ну, хорошо, хорошо, я сделаю все, как обещал. Просто я очень занят, у меня нет ни минуты свободного времени. Я думал, что ты хочешь отвлечься от своих мыслей. – Найджел стал набирать на мобильном чей-то номер. – Бен? Привет, как дела, дружище? Отлично! Нет, я не забыл, но все это время я был страшно занят. Я целую неделю не переступал порог своего офиса. Да, я знаю, приятель, но у меня скопилась масса документов, которые я должен был просмотреть. А теперь я занимаюсь ремонтом нового дома. Как бы ты отнесся к тому, чтобы приехать и поглядеть? Да, да, правильно, тот самый. Один из трех. Славная постройка! Прекрасно, дружище. Пока. – Найджел повернулся ко мне. – Ну, вот видишь! Все идет как по маслу. В пятницу утром приезжай сюда, я тебе его представлю.
Я с сомнением посмотрела на него, но он был полон энтузиазма.
– Мастера сами знают, что надо делать. Тебе только нужно проверить, появились ли они на работе в тот день, когда обещали прийти, и достаточно ли у них денег на закупку материалов и оборудования. Если нет, сходи в банк. Я все время на связи. – Он показал мне свой мобильник. – Мы купим тебе такой же. Сотовая связь облегчает жизнь.
– И ежедневник, – потребовала я, представив, как, надев строительную каску, буду лазить по лесам и командовать рабочими, этими грубыми полудикарями. Под мышкой у меня будет ежедневник, на поясе – мобильный телефон. Я буду легко двигаться по деревянному настилу, ловя на себя взгляды, полные восхищения и похоти…
– Хорошо, ежедневник так ежедневник, – сказал Найджел, хотя его явно удивила моя просьба. Он не мог взять в толк, почему я, собственно, не могу делать пометки на своей руке или на обороте какого-нибудь помятого конверта, как это делал он сам. Но ему нравилось, что я наконец воспрянула духом.
– В таком случае, пошли! – бодро сказала я, радуясь тому, что мне открылась еще одна сторона жизни, которая была недоступна при Мартине. – Купим мне мобильный телефон прямо сейчас!
* * *
Я все еще любовно и бережно тыкала пальцем в кнопки, выбирая звуковой сигнал на мобильном телефоне, когда в дверь неожиданно позвонили. Выглянув в окно, я узнала знакомый силуэт. Этого не может быть! Второе посещение за день!
– Ты очень беспокоишь меня, Кэри, – сказала она. На этот раз мама явилась без цветов и была настроена по-боевому.
– Сегодня утром я спешила на деловую встречу.
– Но из тебя невозможно было слово вытянуть! – Мама тяжело дышала, отвернувшись к окну и пытаясь взять себя в руки, как это делала исполнительница роли Роуз в пьесе «Вверх по лестнице, ведущей вниз», которую она как-то видела на сцене театра. – Так обидно….
Тут она резко обернулась и, взглянув мне в глаза (как ее учили на курсах по психологии общения – тех же, на которые ходит Джульетта), опустила ресницы и шумно вздохнула.
Волна раздражения накатила на меня, и я ухватилась за угол холодильника, стараясь сдержаться. Меня била нервная дрожь. «Оставишь ты меня в покое или нет, бога ради!» – кричали мои нервные окончания, а слабый голос разума предупреждал, что если я нахамлю маме, бессонная ночь мне обеспечена. «Она хочет как лучше – убеждал меня он. – Она твоя мать».
– Прости, я не хотела тебя обидеть, – процедила я сквозь зубы и, положив мобильный на стол, достала из холодильника пакет с арахисом и бутылку «Фраскати».
– Я знаю, – произнесла она многозначительным тоном, – что у тебя сейчас очень трудный период. Я не бесчувственная.
– Хочешь орешков?
– Я не хотела мешать тебе. Но ты даешь мне понять, что я здесь лишняя. – Она произносила фразы с причудливой интонацией, повышая голос на каждом пятом слоге. Очевидно, она принимала хруст орешков, которые я ела, за попытку возразить ей. – Отец был у тебя?
– Нет.
– Он звонил?
– Нет.
– Он думает только о себе.
Я почувствовала, как внутри у меня все сжимается.
– Хочешь вина? – спросила я и, отпив половину своего бокала, долила его.
Мама сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.
– Нет, дорогая, думаю, что мне не стоит пить вино. Знаешь, у меня сейчас такое чувство… Впрочем, хорошо, налей немного.
И все же я верила, что настанет день, когда моя мать ответит наконец на заданный ей вопрос «да» или «нет». Это случится тогда, когда в мое окно влетит маленькая розовая фарфоровая птичка и скажет, что готова выполнить три моих заветных желания. («Хочу разбогатеть, хочу похудеть, хочу, чтобы мама уехала в Австралию…») Хорошо еще, что она быстро пьянеет. Выпив полбокала вина, она забыла все свои обиды и стала жаловаться на то, как себялюбиво и никчемно повел себя наш отец, когда Джульетте пришлось среди ночи убежать от Сида (мои мать и сестра были склонны драматизировать события: в ту ночь Сида не было дома, он сидел в полицейском участке, куда его доставили за какое-то правонарушение, совершенное в торговом центре, – что именно он натворил, мы так и не узнали, но Джульетта в любом случае вполне могла дождаться утра и не пороть горячку), и как он, то есть отец, точно так же без всякого толку является сюда и выведывает все, что касается моих отношений с Мартином.
– Да ничего такого он не делал, – несколько раз повторила я. Единственный человек, который постоянно являлся ко мне без предупреждения и бесцеремонно расспрашивал меня, сидел сейчас передо мной и пил мое «Фраскати», добавила я про себя. Но мама, казалось, не слышала моих возражений.
В конце концов я сдалась и, взяв свой мобильник, начала вносить в его память номера телефонов друзей и учреждений, которые могла вспомнить. Потом я взяла свою записную книжку и добавила еще несколько десятков. Память телефона была рассчитана на девяносто девять номеров.
Это заняло довольно много времени, так как нужно было набрать также имена знакомых и названия учреждений, что было не так-то просто. Найджел купил телефон по дешевке, и у него не было клавиатуры с буквами. Мне потребовалось полчаса, чтобы разобраться, как их набирают.
К тому времени, когда я справилась со своей задачей, мать говорила уже на другую тему. Речь шла о ее подруге Молли и ком-то еще, кто не желает нести ответственность за последствия трансакционального анализа. (Нежелание Нести Ответственность считалось преступлением, приравниваемым к Нежеланию Отпустить. Джульетта и мать часто обсуждали эту тему, а я тем временем зевала, сидя где-нибудь в уголке.) Она выпила почти все вино, и теперь у нее был диковатый взгляд.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37