Подождите! Вы видели Найджела?
Он вышел из калитки и зашагал к своей машине. Я долго возилась с ключами, пытаясь открыть дверь.
На коврике у порога лежал конверт с еще одним счетом Тревора. Но я не стала вскрывать его. Зачем? Ведь у меня все равно нет денег, чтобы оплатить его. Куда пропал этот ублюдок Найджел?
Ответ на этот животрепещущий вопрос я могла бы давно получить, если бы вовремя прослушала сообщения с автоответчика. Я включила запись, чтобы, прежде чем меня сломит усталость, узнать, кто мне звонил эти два дня.
Голос Найджела звучал подавленно. Он извинился за то, что долго не звонил. По его словам, он сожалел о том, что мне пришлось пережить, но у него возникли серьезные проблемы, пока не уладил их. Потом в трубке раздалось что-то вроде смешка, а потом Найджел объяснил, в чем дело: Глория ушла от него и его преследует налоговая полиция.
Глава 29
Идет дождь. Я сижу у окна. В проливном дожде чувствуется непреклонная неустанность. Мне нравится его серая зыбкость. Я объята им, словно коконом, и слышу, как вода барабанит по мокрому тротуару. Я не знаю, что делать. Может быть, если я буду долго вот так сидеть у окна, у меня все наладится…
Кто-то колотил в дверь. Я сползла на пол кухни и затаила дыхание. Моя машина стояла в переулке, на некотором расстоянии от дома. Я сжимала в руке ключи от нее.
Накануне я наконец разобрала почту и вскрыла три конверта.
Первое письмо за подписью адвоката мистера Кокса было из банка, в нем содержалось недвусмысленное, сформулированное в юридических малопонятных терминах предупреждение о серьезных последствиях, которые будет иметь мой отказ своевременно погашать кредит.
Второе прислал Тревор. Это была квитанция, подтверждавшая получение денег в полном объеме. Значит, Найджелу в конце концов удалось раздобыть эти гроши. Обрадованная тем, что дело сдвинулось с мертвой точки, я вскрыла третий толстый белый конверт с лондонским почтовым штемпелем, надеясь, что оно пришло из издателя, которому понравилась моя рукопись. Если бы мне заплатили за книгу, я решила бы все свои проблемы.
Но оказалось, что это письмо от адвоката. Вверху была обозначена тема послания: «Относительно дома № 106 по Терпин-роуд». Прочитав эти слова, я положила письмо обратно в конверт. Грэм и мистер Кокс, очевидно, все же подали на меня иск в суд, о чем предупреждали в предыдущем послании. Вот черт! Мне расхотелось читать другую корреспонденцию. Почему я не убила себя? Мне казалось, что лишить себя жизни было намного легче и проще, чем выпутаться из этой трудной ситуации.
Я поднялась в спальню и легла на кровать, решив сначала поспать, а потом уже заниматься неотложными делами. Проснувшись, я сначала вскрою оставшиеся письма, а потом, возможно, вены себе. Или позвоню в банк, все объясню Грэму и попрошу у него пощады. А потом свяжусь с агентом по продаже недвижимости и выясню, сколько стоит мой коттедж.
– Ты – всего-навсего дом, – промолвила я, глядя в потолок. – Скоро я продам тебя и найду более скромный. Я выплачу долг Мартину и погашу кредит. А может быть, я сниму квартиру. Или поселюсь в кроличьей клетке…
Хорошо бы также найти работу.
А еще лучше побыстрее заснуть.
* * *
И я очнулась лилипутом в стране великанов. Крохотной, тщедушной вылупилась я из золотого яйца. Я ползала среди огромных чашек и блюдец, казавшихся мне океанами. А потом он осторожно, стараясь не раздавить, взял меня и положил на свою теплую надежную ладонь.
– Ступай ко мне в карман, – сказал он голосом глубоким и теплым, гулким, как эхо в глубоком ущелье. И у меня перехватило дыхание. Он положил меня в теплую пещеру кармана. Здесь было несколько пушинок, мятная жевательная резинка в фольге, монетка и лента для волос. Нет, нет, это же мой собственный карман! Выпустите меня!
Я закричала и села на кровати. Было десять минут седьмого. Я долго не могла сообразить – вечера или утра.
Взглянув на падавший сквозь окно в комнату свет, я решила, что сейчас вечер и я проспала большую часть дня. Чувствуя себя разбитой и подавленной, я спустилась в кухню и сделала кофе.
Взглянув на заваленный конвертами стол, я собралась с духом и сказала себе:
– Пора разобраться со всеми проблемами!
Я поискала ежедневник, собираясь составить план действий, чтобы дисциплинировать себя. Но его нигде не было. Может быть, сначала мне стоит принять ванну? Это не займет много времени…
Я долго лежала в горячей воде, думая о том, что теперь я большую часть своей жизни провожу в горизонтальном положении. Странная штука сны, думала я. Раньше я рассказывала их Джульетте и с удовольствием слушала, как она толкует их.
Но действительность круче любых фантазий. Во сне я попала в свой собственный карман. Ничего, а?
Но чтобы понять этот сон, мне не нужна была Джульетта. Подробности – это, может быть, от страха, от стресса, от выпивки… Но тепло этой большой ладони я узнала. Мне снился Бен.
Глава 30
Я потеряла сестру. Ее верхний защитный слой лопнул, подобно кожице гнилого плода, и теперь можно было видеть ее обнажившиеся жалкие внутренности. И я не знаю, сможем ли мы вернуть ее в прежнее состояние…
У Габриэллы были огромный, похожий на клюв нос и тонкие губы. Она сидела на краешке своего стола, словно птица на шестке. Ее можно было сравнить со стервятником, готовым в любую минуту броситься на падаль – наши эмоциональные отбросы. Она наклонилась вперед и впилась в меня взглядом.
– Я чувствую, что вы сердитесь, Кэри. Это нормальная реакция на болезнь тех, кого мы любим. Мы всегда негодуем по поводу того, что им плохо, что они не здесь, не с нами.
Мама беспрерывно кивала, как плюшевая собачка на заднем стекле машины.
– Может быть, сразу перейдем к делу? – холодно спросила я, чувствуя, что по горло сыта обеими дамами.
Считалось, что мы обсуждаем, как нам «психологически поддержать» Джульетту, – перед тем как забрать ее из клиники. Но Габриэлла уже минут сорок ходила вокруг да около и строила предположения о том, что мы, дескать, сейчас чувствуем. Мама, конечно, была в своей стихии. Она произнесла пятнадцатиминутную речь об «ущербности Джульеттиного отца», потом десятиминутную об «ущербности Джульетты». А потом мама и Габриэлла завели оживленную беседу о том, как полезно «разговаривать с пустым стулом». Мама увлеклась до такой степени, что стала демонстрировать свои способности, обращаясь к стоявшему в углу комнаты потертому заляпанному пятнами креслу с деревянными подлокотниками и обивкой из оранжевого велюра – сколько я понимаю, нужно было представить, что там сидят разные люди: сперва один, потом другой. Габриэлла кивала, подбадривая ее. Мама ее, очевидно, восхищала, а я раздражала: тем, что вздыхаю и смотрю на часы, жалея о впустую потраченном времени.
– Теперь, когда состояние Джульетты стабилизировалось, – бросив на меня взгляд, исполненный жалости, сказала Габриэлла, – мы должны сделать все для того, чтобы этот срыв не повторился.
И тут мама ни с того ни с сего заговорила о сыне одного из своих знакомых по студии художественной керамики, который был шизофреником и дважды в неделю приходил к ним делать абажуры для настольных ламп. Я отключилась и стала смотреть в окно.
К концу визита я выяснила для себя только то, что какая-то Мэрион будет посещать Джульетту по вторникам и пятницам, чтобы «оказывать ей дружескую поддержку». Габриэлла предложила мне посещать каждую вторую среду ее психологический практикум, помогающий несчастным родственникам душевно больных людей докопаться до причин своего гнева.
– Нет, спасибо, – процедила я сквозь зубы. Мне хотелось вцепиться ей в горло.
– Она квалифицированный специалист, – сказала мама, когда мы подошли к парковке. – Думаю, что Габриэлла правильно оценивает вашего отца.
– Ты расписала ей его, как совсем уж чокнутого, – раздраженно заметила я.
Мама улыбнулась.
* * *
Джульетта выглядела очень бледной, но на этот раз у нее были чистые волосы, и она улыбалась.
– Жду не дождусь, когда мне разрешат выйти отсюда, – сказала она и, выкатив глаза, добавила: – Мне надо о многом поговорить с тобой.
Я тоже стремилась побыстрее уйти из клиники. Мне было неуютно там, где люди испытывали душевные страдания. Я не видела здесь ни веселых, беззаботных, позабывших о мире сумасшедших, ни вечно усмехающихся деревенских дурачков, ни даже опасных психопатов, постоянно хватающихся за топор. Все пациенты клиники выглядели грустными, потерянными и испуганными. Я не хотела, чтобы Джульетта оставалась здесь. Я никому не пожелала бы оказаться в этом учреждении.
Мы привезли Джульетту домой, и мама заварила ей чаю. Джульетта улыбалась.
– Все это было так странно, Кэри. Мне казалось, что я – героиня какого-то фильма, что о моей жизни снимают документальное кино. Когда ты последний раз приходила ко мне, я была уверена, что у тебя в сумочке диктофон. – Она засмеялась. – Сейчас даже трудно представить, в каком состоянии я находилась.
Мама суетилась у стола, расставляя чашки.
– Я рада, что тебе стало лучше, – призналась она. – Это самое главное. Габриэлла собирается позвонить тебе, чтобы узнать, как твои дела.
Джульетта взяла маму за руку.
– Мне все еще страшно, – сказала она.
Мама обняла ее:
– Я останусь у тебя на ночь. Я буду рядом, не бойся.
Мама вышла проводить меня.
– Джульетта все еще нездорова, – сказала она.
– Но ведь она никогда не была вполне нормальной, правда?
– Я присмотрю за ней.
– Я знаю.
Вернувшись домой, я села у окна. Мне хотелось, чтобы снова пошел дождь и я затерялась в его серой пелене.
Глава 31
До сих пор у меня в жизни не было случая убедиться в правильности поговорки «Нет худа без добра». Но оказалось, что мой финансовый крах все же принес мне неоспоримую пользу. Я уж думала, что все у меня безнадежно, ни малейшего просвета в конце тоннеля: в кошельке пять фунтов восемнадцать пенсов, телефон скоро отключат за неуплату… И тут я вспомнила, что уже несколько недель не ела шоколадных пальчиков. Я уж было собиралась предпринять Решительные Действия, позвонить Грэму, вообще Что-то Со Всем Этим Сделать, но по своему обыкновению отложила все на потом, решив сначала сходить в ванную комнату и взвеситься.
О боже, я сбросила семь фунтов!
Придя в радостное возбуждение, я сняла одежду и снова взвесилась. Оказалось, что я похудела на целых восемь с половиной фунтов. И это без всяких усилий с моей стороны! Я взглянула на себя в зеркало. Да, действительно я стала заметно стройней. Встав на цыпочки, я подняла руки над головой. Я заметно похудела! Уперев руки в бока, я прижалась грудью к зеркалу. Да! Да! Да! Мне хотелось, чтобы меня сейчас засняли на пленку и увековечили мою стройную фигуру, прежде чем она снова начнет расплываться. А в том, что это неизбежно произойдет, я не сомневалась.
Я обратилась к Богу с короткой молитвой: «Послушай, Господи, я уже о многом просила тебя – о деньгах, которые нужны мне, чтобы выплатить долги, о том, чтобы Бен простил меня, о том, чтобы Найджел вернулся прежде, чем мне придется продать дом, о том, чтобы моя сестра выздоровела хотя бы в той степени, в какой это возможно. И все же мне хочется обратиться к тебе с еще одной просьбой: сделай, чтобы я всегда выглядела так, как сейчас».
Я подождала, пока моя молитва дойдет до слуха Всевышнего, и вдруг почувствовала страшный голод, от которого у меня закружилась голова. «Если я немедленно не получу четыре пачки печенья, умру на месте», – сказал мне мой голодный желудок. Как тут скажешь «нет»?
Не одеваясь, я бросилась в кухню и стала шарить в шкафах. Конечно, я ничего не нашла. Уже несколько недель я не заезжала в супермаркет и не имела ни малейшего желания появляться там сейчас. В расположенной за углом булочной я купила большой мягкий рулет с яйцом и майонезом, а в газетном киоске пакет чипсов и батончик «Кит-Кэт». А заодно и свежую газету.
Лучше бы я этого не делала. Мало того, что через три минуты меня вывернуло всем съеденным, то, что я прочитала в газете, лишило меня последних сил.
Наверное, с моей стороны было смешно расстраиваться из-за чужого человека, с которым я даже не была знакома. Ладно расстраиваться из-за сестры, мамы, бывшего мужа, но из-за писательницы, написавшей один-единственный роман, о которой ты однажды прочитала в газете? Сообщение о ней сразу же бросилось мне в глаза, хотя заголовок был напечатан некрупным шрифтом. У меня упало сердце. Джессика Джексон, моя вдохновительница, лежала сейчас в клинике после попытки самоубийства. Я разрыдалась.
Если бы сейчас здесь были мама, Джульетта и Габриэлла, они наверняка накинулись бы на меня с расспросами о моем психическом состоянии.
Ты отождествляешь себя с ней?
Если ты с таким отчаянием самоидентифицируешься с ее попыткой самоуничтожения – как: ты думаешь, что именно в себе ты хочешь уничтожить?
Да, это было перенесение, психологический феномен!
Если бы Луиза в этот момент услышала мои рассуждения, она, пожалуй, зевнула бы и сказала: «Перестань, Кэри, люди каждый день накладывают на себя руки. Это не имеет к тебе никакого отношения».
И все же то, что произошло с Джессикой Джексон, казалось мне глубоко символичным. Мой образец для подражания, моя путеводная звезда в литературе считала свою жизнь столь никчемной, что приняла большую дозу снотворного. Это о многом говорило.
Отец Джессики сказал репортерам, что они должны оставить его дочь в покое. То, что случилось, семейное дело. Джессика, как утверждали газеты, заявила, что деньги и слава – это еще не все.
Действительно, Джессика, это – еще не все, но для некоторых из нас они были бы хорошим началом, первым шагом на пути к счастливой жизни. Когда я пила кофе, размышляя о печальной судьбе Джессики, раздался телефонный звонок. Это была мама. Она сообщила, что наш отец, это сущее наказание, как и ожидалось, заявился на квартиру к Джульетте и его едва удалось выпроводить восвояси, к той несчастной женщине, с которой он сейчас жил. Но по пути он собирался заглянуть ко мне. Зная его, заявила мать, можно было предположить, что его планы через несколько минут изменятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37