https://wodolei.ru/catalog/mebel/rasprodashza/
В Москве одновременно могли проходить до шестидесяти таких «мероприятий». В Петрограде – около двадцати. По стране курсировали «агитационные поезда», а реки бороздили «агитационные пароходы». Этот новый метод пропаганды вызвал к жизни, как выражались критики, «новую форму искусства».
Большевистская «Правда» продолжала «закручивать гайки»:
«Народ требует, чтобы мы единолично взяли власть в свои руки и навели железный порядок в стране. Так тому и быть! Мы принимаем эту власть, подчиняясь требованию всей страны. Но это непростая задача, потому что нам предстоит раздавить врагов революции и саботажников твёрдой рукой. Они мечтают о диктатуре Корнилова. Так дадим же им взамен диктатуру Пролетариата!».
В огромной стране происходило столько событий, что было трудно уследить за всем сразу.
Киев стал оплотом новой власти. Лазарь отчётливо видел, что революционный порыв обеспечивался теми людьми, с которыми он до революции посещал антиправительственные собрания. Эти люди поставили на защиту новой власти рабочих киевского завода «Арсенал». Всё происходило именно так, как тогда говорил Троцкий.
С антибольшевистским Украинским правительством, которое на первых порах всё взяло под свой контроль, было подписано перемирие. Эсеры предлагали передать землю в частную собственность, в то время как большевики хотели всю землю национализировать. Лазарь приложил свою руку к подписанию перемирия. По всей Украине он стал активно проталкивать политику большевиков и делал всё, от него зависящее, чтобы быть у них на виду. Он понимал, что перемирие – явление временное. Троцкий никогда не пойдёт на то, чтобы делить власть с Лениным. Перемирие имело силу только на бумаге и обуславливалось текущим моментом, как и всё остальное. Тот мир, который знал Лазарь, оказался разрушенным, и надо было построить новый. Он, Лазарь, обязательно должен участвовать в заложение основ этого нового мира. Только так он может завоевать своё место под солнцем.
А пока Лазарь успешно завоёвывал партийную репутацию. Его избрали депутатом в Учредительное Собрание от фракции большевиков. И что ещё более важно, он направлялся в Петроград на Третий Всероссийский съезд Советов. Это означало, что ему предстояло своими глазами увидеть то, о чём он раньше только читал в газетах. В декабре 1917 года он отправился в Петроград. На этот раз ему не пришлось добираться попутными средствами и пользоваться фальшивыми документами. Он опять стал Лазарем Моисеевичем Кагановичем. Новое правительство обеспечило его билетом на поезд, который повезёт его через Могилёв, Оршу, Витебск и далее на север. На каждой станции он видел огромные скопления людей. Казалось, всё население куда-то переезжало. Поезд был специальным и заполнен делегатами со всех западных районов России. В то время, как вокруг население России умирало от голода, в поезде было, что называется «вагон продуктов». Огромные горы так называемого «столичного салата» накладывались в алюминиевые миски и раздавались по кругу. Лазарю салат очень понравился. Салат состоял из нарезанной картошки, огурцов, моркови, лука, горошка и вареных яиц, замешанных на майонезе. Попадались кусочки нарезанной курицы и ветчины. Лазарь слышал, что это популярная петроградская еда.
Хотя, уже через пару часов большинство его попутчиков раскупорили водочные бутылки, Лазарь только попивал чаёк, и даже с лимоном! Казалось, новая власть отобрала у людей все продукты и кормила только тех, кто теперь ей служил.
В прошлом Лазарь пытался состязаться с другими в том, кто мог больше выпить, но у него не оказалось «способностей» к этому. Обычно его просто тошнило от водки. Вероятно, это объяснялось наследственностью, ведь в детстве среди своего еврейского окружения он не видел пьянства. Большинство жителей Кабанов выпивали шкалик вина по субботам. Изредка кое-кто мог позволить себе выпить больше обычного, но евреи никогда не напивались так, как это было распространено у русских. Выпивка являлась «нормальным» явлением российской жизни. Поэтому для Лазаря было важным «уметь поддержать компанию» за бутылкой вина, но сам он выпивал умеренно. За разговорами и новыми знакомствами, в целом, поездка оказалась приятной, и время летело незаметно. Утомляла только сильная толчея. Большинство попутчиков Лазаря никогда до этого не бывали в Петрограде. Всё им казалось новым и необычным, и они с нетерпением ожидали встречи со столицей. За окнами вагона проплывали неутешительные картины русской действительности. Война и революция на всё отложили свой отпечаток. Деревни были либо брошены, либо сожжены и от них оставалось всего несколько жителей, ютившихся в полуразрушенных избах. Временами Лазарь отключался от царившего вокруг шума и гама, и смотрел в окно, стараясь поймать взгляды людей, приветствующих с красными флагами и транспарантами проходивший спецпоезд делегатов съезда. Он пытался найти знакомые лица тех, с кем когда-то работал, скитался по стране и даже тех, с кем вместе жил. Впервые за много лет он вспомнил о своей семье. Он не знал, что с ними стало. Его мать, отец и Роза жили где-то в другом месте. Но он чувствовал, что они всё ещё в России, хотя и не был в этом полностью уверен. Кто-то рассказал ему о громкой помолвке в Мозыре сына преуспевающего кожевника. Фамилия семьи была Каганович. По описанию это могли быть дядя Лёвик и Моррис, но произошло это событие уже много лет назад. Его прошлогодняя поездка в Мозырь ничего не прояснила, потому что он обнаружил только скопление обедневших жителей, не имеющих понятия о пышных помолвках прошлого. Единственным, кто мог знать о судьбе семьи, был Михаил. Он стал Председателем Революционного комитета Арзамаса. И Лазарь подозревал, что и Юрий должен быть где-то поблизости.
Рано утром на третий день поездки Лазарь прибыл в Петроград. Когда состав подходил к перрону, он сразу увидел, почему этот город пользовался такой известностью. Кроме Киева Лазарю не приходилось бывать в крупных городах. Он созерцал только деревни и маленькие городки, лишённые изящества и красоты. Теперь перед ним раскинулись сотни мостов, маленьких и крупных, простых и затейливых, соединявших многочисленные острова и островки города. Он увидел прекрасные в своих пропорциях дворцы, просторные площади, устремлённые в небо шпили церквей, гигантские купола соборов и парки с классическими статуями. Всё увиденное восхищало и производило сильное впечатление. Даже теперь, несмотря на пронизывающий ветер и мрачное серое небо, город подавлял великолепием. Делегатов расселили в разных районах города, но большинство оказалось в здании Смольного Института, величественном строении с белыми колоннами, долгие годы служившем школой для воспитания девочек из дворянских семей. Военно-революционный комитет под председательством Троцкого с самого приезда захватил в своё распоряжение всё здание Смольного. Везде стояли раскладушки, и Лазарь занял одну из них прямо в коридоре. Удобство заключалось в том, что рядом располагалось огромное окно, через которое можно было любоваться красотой Смольного монастыря, прекрасного симметричного строения архитектора Растрелли середины XVIII века, выполненного в нежных бело-голубых тонах. Лазарь решил взять от города всё, что можно, несмотря на то, что его дни и даже ночи будут заняты на бесконечных митингах и спорах о будущем России. Ему предстояли встречи с новыми людьми, и важно было запомнить все новые лица в связи с их именем и репутацией.
В свой первый день Лазарь гулял по Невскому проспекту, ставшему главной магистралью столицы с самого её основания. Вытянутый в прямую линию на шесть километров, проспект упирался в Александро-Невскую Лавру. Лазарь слышал разговоры о том, чтобы в честь революции переименовать главную улицу Петрограда в Октябрьский проспект, но также говорили, что ни смотря ни на какие перемены, для каждого он навсегда останется Невским проспектом. Невский, прежде всего, принадлежит городу и его жителям, и никакие скороспелые декреты не смогут изменить этого факта. Лазарь прошёл мимо Казанского Собора, своей архитектурой напоминающий Собор Св. Петра в Ватикане. Собор имеет величественную колоннаду из 136 коринфских колонн. Лазаря, впервые очутившегося в таком крупном городе, поражало обилие церквей и соборов, памятников, мостов и магазинов. Впечатление усиливалось от мысли, что теперь этот город приковал внимание всего мира. Иногда ему чудилось, что в толпе народа он видит Троцкого или даже Ленина, но всегда оказывалось, что он обознался. Петроград произвёл огромное впечатление на Лазаря. И он уже представлял себя живущим в нём, но для начала надо перебраться из проходного коридора, куда его поселили.
Он вернулся в Смольный, когда уже стемнело. Он подозревал, что пропустил какие-нибудь собрания сегодняшнего дня, но впервые это его не волновало. Ему было важно узнать, где он находился. Для него многое значило окружение, и только ознакомившись с ним, он мог тогда сосредоточиться на своих внутренних делах. Подходя к своей раскладушке, он увидел сидевшего на ней какого-то человека, писавшего письмо. Глаза Лазаря сразу выхватили фразу «Моя любимая Катя». Человек, писавший письмо, был самое маленькое лет на пятнадцать старше Лазаря, и он представился Климентом Ефремовичем Ворошиловым, прибывшим из Луганска. Он рассказал, что во время революции находился в столице в составе Измайловского полка, а позже его направили в Луганск для организации там большевистской партии. Он возглавил партийную организацию города и был избран членом Всероссийского Исполнительного комитета. Теперь он опять вернулся в Петроград в качестве важной фигуры – делегата.
Новый знакомый был располагающей наружности, его волнистые волосы уже слегка поредели. У него были тонкие усики под огромным носом. Лазарь сразу узнал в нём «своего» человека. У него была подтянутая фигура. В отличие от Лазаря, который сильно располнел, этот человек находился в хорошей физической форме. Он не производил впечатления очень образованного человека, но у него была заразительная улыбка. Он располагал собеседника к себе. Лазарь мысленно рассуждал, как этот смелый человек с таким послужным списком в борьбе за большевизм мог бы ему пригодиться.
Позади Ворошилова стоял невысокий мужчина с пышной чёрной шевелюрой и такими же чёрными, лихо закрученными усами. Он представился как Орджоникидзе и тоже имел крестьянскую внешность. Он, без сомнения, был балагуром и шутником. Вокруг него собралось несколько человек, заразительно смеявшихся над его байками. Орджоникидзе «травил» анекдот за анекдотом и не собирался останавливаться. Понаблюдав за ним несколько минут, Лазарь понял – пока все смеялись, тот не унимался.
– Лазарь Моисеевич? – спросил Ворошилов.
Лазарь кивнул.
– Я вам привёз привет от вашего брата из Арзамаса. Я проезжал через Арзамас по пути сюда. Вообще-то Михаил тоже должен был ехать, но он заболел.
Лазарь нахмурился.
– Но вы не беспокойтесь, ничего серьёзного. Всего лишь простуда. Обычное дело – русская зима. Если бы могли делать погоду!
Ворошилов улыбался.
– Я тут письмо писал жене. А поскольку мой приятель оккупировал мою койку и развлекает своими шутками других, я примостился на вашей. Надеюсь, вы не возражаете, а?
Ворошилов кивнул в сторону Орджоникидзе, рассказывающего очередную байку, хотя число его слушателей поубавилось.
– Вы, наверное, здесь впервые, а? У вас, наверно, есть вопросы, а?
Лазарь расслабился и присел на краешек раскладушки.
– Вообще-то, мне не ясно, кто есть кто. Я всё время слышу фамилии Розенфельда, зятя Троцкого. Это что, семейственность или…, – он оглянулся и понизил голос. – Или слишком много наших евреев?
Ворошилов хихикнул.
– Нет-нет. Позвольте я вам объясню. Во-первых, – это Лев Борисович Каменев. Его настоящая фамилия Розенфельд. Он тоже еврей. Он пишет статьи за Ленина и редактирует их. Говорят, если Ленин будет делать собрание своих статей, то это будет делать только Лев Борисович Каменев. Каменев родственник Троцкого, он его зять, муж сестры Троцкого. Другой, о ком вы спрашиваете, тоже наш – Григорий Евсеевич Зиновьев, настоящая его фамилия Овсей-Гирш Аронович Радомысльский – Апфельбаум. Он – ближайший помощник Ленина и редактор всех его публикаций. Что нет разницы, а? Один занимается личными бумагами Ленина, и другой тоже занимается личными бумагами Ленина.
Ворошилов огляделся вокруг. День близился к концу, и коридор быстро заполнялся делегатами, возвращавшимися с различных заседаний.
– Они оба евреи, правильно?
Ворошилов кивнул в ответ.
– Но есть ещё два фаворита. Один тоже наш. Может быть, вам встречалось имя Николая Николаевича Бухарина. Это правая рука Троцкого. Он был с ним всё время в Америке. Они там числились от «Нового Мира». Потом он был в Японии. Не знаю, как это связано, но его держат одним из ведущих большевистских теоретиков.
Он сделал паузу.
– И есть один не еврей – Коба. Говорят, что он имеет сильное влияние на Ленина. Но я сам ничего об этом не знаю. Предположительно он был одним их главных боевиков партии, «партийная контрразведка», так сказать, и поэтому всё и обо всех знает.
– А как он выглядит? – Спросил Лазарь.
На этот раз в разговор вмешался Орджоникидзе:
– Иосиф Виссарионович – не похож ни на одного из партийных руководителей Он – грузин, что для других уже само по себе достаточно плохо. Он плотный, немного желтовато-болезненная кожа и желтушные глаза. – Орджоникидзе хрюкнул:
– У него пышные усы и… – Он наклонился вперед и прошептал заговорщическим тоном:
– Грязные ногти. – На этом Орджоникидзе откинулся назад и заржал как жеребец. Все тоже загоготали.
Съезд Советов открылся на следующий день. Лазаря назначили в состав ВЦИКа Российской Советской Федерации. Он не знал, как это получилось, но, обводя, после утверждения, взглядом зал заседания, он увидел устремлённое на него лицо человека, которого все знали как Коба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Большевистская «Правда» продолжала «закручивать гайки»:
«Народ требует, чтобы мы единолично взяли власть в свои руки и навели железный порядок в стране. Так тому и быть! Мы принимаем эту власть, подчиняясь требованию всей страны. Но это непростая задача, потому что нам предстоит раздавить врагов революции и саботажников твёрдой рукой. Они мечтают о диктатуре Корнилова. Так дадим же им взамен диктатуру Пролетариата!».
В огромной стране происходило столько событий, что было трудно уследить за всем сразу.
Киев стал оплотом новой власти. Лазарь отчётливо видел, что революционный порыв обеспечивался теми людьми, с которыми он до революции посещал антиправительственные собрания. Эти люди поставили на защиту новой власти рабочих киевского завода «Арсенал». Всё происходило именно так, как тогда говорил Троцкий.
С антибольшевистским Украинским правительством, которое на первых порах всё взяло под свой контроль, было подписано перемирие. Эсеры предлагали передать землю в частную собственность, в то время как большевики хотели всю землю национализировать. Лазарь приложил свою руку к подписанию перемирия. По всей Украине он стал активно проталкивать политику большевиков и делал всё, от него зависящее, чтобы быть у них на виду. Он понимал, что перемирие – явление временное. Троцкий никогда не пойдёт на то, чтобы делить власть с Лениным. Перемирие имело силу только на бумаге и обуславливалось текущим моментом, как и всё остальное. Тот мир, который знал Лазарь, оказался разрушенным, и надо было построить новый. Он, Лазарь, обязательно должен участвовать в заложение основ этого нового мира. Только так он может завоевать своё место под солнцем.
А пока Лазарь успешно завоёвывал партийную репутацию. Его избрали депутатом в Учредительное Собрание от фракции большевиков. И что ещё более важно, он направлялся в Петроград на Третий Всероссийский съезд Советов. Это означало, что ему предстояло своими глазами увидеть то, о чём он раньше только читал в газетах. В декабре 1917 года он отправился в Петроград. На этот раз ему не пришлось добираться попутными средствами и пользоваться фальшивыми документами. Он опять стал Лазарем Моисеевичем Кагановичем. Новое правительство обеспечило его билетом на поезд, который повезёт его через Могилёв, Оршу, Витебск и далее на север. На каждой станции он видел огромные скопления людей. Казалось, всё население куда-то переезжало. Поезд был специальным и заполнен делегатами со всех западных районов России. В то время, как вокруг население России умирало от голода, в поезде было, что называется «вагон продуктов». Огромные горы так называемого «столичного салата» накладывались в алюминиевые миски и раздавались по кругу. Лазарю салат очень понравился. Салат состоял из нарезанной картошки, огурцов, моркови, лука, горошка и вареных яиц, замешанных на майонезе. Попадались кусочки нарезанной курицы и ветчины. Лазарь слышал, что это популярная петроградская еда.
Хотя, уже через пару часов большинство его попутчиков раскупорили водочные бутылки, Лазарь только попивал чаёк, и даже с лимоном! Казалось, новая власть отобрала у людей все продукты и кормила только тех, кто теперь ей служил.
В прошлом Лазарь пытался состязаться с другими в том, кто мог больше выпить, но у него не оказалось «способностей» к этому. Обычно его просто тошнило от водки. Вероятно, это объяснялось наследственностью, ведь в детстве среди своего еврейского окружения он не видел пьянства. Большинство жителей Кабанов выпивали шкалик вина по субботам. Изредка кое-кто мог позволить себе выпить больше обычного, но евреи никогда не напивались так, как это было распространено у русских. Выпивка являлась «нормальным» явлением российской жизни. Поэтому для Лазаря было важным «уметь поддержать компанию» за бутылкой вина, но сам он выпивал умеренно. За разговорами и новыми знакомствами, в целом, поездка оказалась приятной, и время летело незаметно. Утомляла только сильная толчея. Большинство попутчиков Лазаря никогда до этого не бывали в Петрограде. Всё им казалось новым и необычным, и они с нетерпением ожидали встречи со столицей. За окнами вагона проплывали неутешительные картины русской действительности. Война и революция на всё отложили свой отпечаток. Деревни были либо брошены, либо сожжены и от них оставалось всего несколько жителей, ютившихся в полуразрушенных избах. Временами Лазарь отключался от царившего вокруг шума и гама, и смотрел в окно, стараясь поймать взгляды людей, приветствующих с красными флагами и транспарантами проходивший спецпоезд делегатов съезда. Он пытался найти знакомые лица тех, с кем когда-то работал, скитался по стране и даже тех, с кем вместе жил. Впервые за много лет он вспомнил о своей семье. Он не знал, что с ними стало. Его мать, отец и Роза жили где-то в другом месте. Но он чувствовал, что они всё ещё в России, хотя и не был в этом полностью уверен. Кто-то рассказал ему о громкой помолвке в Мозыре сына преуспевающего кожевника. Фамилия семьи была Каганович. По описанию это могли быть дядя Лёвик и Моррис, но произошло это событие уже много лет назад. Его прошлогодняя поездка в Мозырь ничего не прояснила, потому что он обнаружил только скопление обедневших жителей, не имеющих понятия о пышных помолвках прошлого. Единственным, кто мог знать о судьбе семьи, был Михаил. Он стал Председателем Революционного комитета Арзамаса. И Лазарь подозревал, что и Юрий должен быть где-то поблизости.
Рано утром на третий день поездки Лазарь прибыл в Петроград. Когда состав подходил к перрону, он сразу увидел, почему этот город пользовался такой известностью. Кроме Киева Лазарю не приходилось бывать в крупных городах. Он созерцал только деревни и маленькие городки, лишённые изящества и красоты. Теперь перед ним раскинулись сотни мостов, маленьких и крупных, простых и затейливых, соединявших многочисленные острова и островки города. Он увидел прекрасные в своих пропорциях дворцы, просторные площади, устремлённые в небо шпили церквей, гигантские купола соборов и парки с классическими статуями. Всё увиденное восхищало и производило сильное впечатление. Даже теперь, несмотря на пронизывающий ветер и мрачное серое небо, город подавлял великолепием. Делегатов расселили в разных районах города, но большинство оказалось в здании Смольного Института, величественном строении с белыми колоннами, долгие годы служившем школой для воспитания девочек из дворянских семей. Военно-революционный комитет под председательством Троцкого с самого приезда захватил в своё распоряжение всё здание Смольного. Везде стояли раскладушки, и Лазарь занял одну из них прямо в коридоре. Удобство заключалось в том, что рядом располагалось огромное окно, через которое можно было любоваться красотой Смольного монастыря, прекрасного симметричного строения архитектора Растрелли середины XVIII века, выполненного в нежных бело-голубых тонах. Лазарь решил взять от города всё, что можно, несмотря на то, что его дни и даже ночи будут заняты на бесконечных митингах и спорах о будущем России. Ему предстояли встречи с новыми людьми, и важно было запомнить все новые лица в связи с их именем и репутацией.
В свой первый день Лазарь гулял по Невскому проспекту, ставшему главной магистралью столицы с самого её основания. Вытянутый в прямую линию на шесть километров, проспект упирался в Александро-Невскую Лавру. Лазарь слышал разговоры о том, чтобы в честь революции переименовать главную улицу Петрограда в Октябрьский проспект, но также говорили, что ни смотря ни на какие перемены, для каждого он навсегда останется Невским проспектом. Невский, прежде всего, принадлежит городу и его жителям, и никакие скороспелые декреты не смогут изменить этого факта. Лазарь прошёл мимо Казанского Собора, своей архитектурой напоминающий Собор Св. Петра в Ватикане. Собор имеет величественную колоннаду из 136 коринфских колонн. Лазаря, впервые очутившегося в таком крупном городе, поражало обилие церквей и соборов, памятников, мостов и магазинов. Впечатление усиливалось от мысли, что теперь этот город приковал внимание всего мира. Иногда ему чудилось, что в толпе народа он видит Троцкого или даже Ленина, но всегда оказывалось, что он обознался. Петроград произвёл огромное впечатление на Лазаря. И он уже представлял себя живущим в нём, но для начала надо перебраться из проходного коридора, куда его поселили.
Он вернулся в Смольный, когда уже стемнело. Он подозревал, что пропустил какие-нибудь собрания сегодняшнего дня, но впервые это его не волновало. Ему было важно узнать, где он находился. Для него многое значило окружение, и только ознакомившись с ним, он мог тогда сосредоточиться на своих внутренних делах. Подходя к своей раскладушке, он увидел сидевшего на ней какого-то человека, писавшего письмо. Глаза Лазаря сразу выхватили фразу «Моя любимая Катя». Человек, писавший письмо, был самое маленькое лет на пятнадцать старше Лазаря, и он представился Климентом Ефремовичем Ворошиловым, прибывшим из Луганска. Он рассказал, что во время революции находился в столице в составе Измайловского полка, а позже его направили в Луганск для организации там большевистской партии. Он возглавил партийную организацию города и был избран членом Всероссийского Исполнительного комитета. Теперь он опять вернулся в Петроград в качестве важной фигуры – делегата.
Новый знакомый был располагающей наружности, его волнистые волосы уже слегка поредели. У него были тонкие усики под огромным носом. Лазарь сразу узнал в нём «своего» человека. У него была подтянутая фигура. В отличие от Лазаря, который сильно располнел, этот человек находился в хорошей физической форме. Он не производил впечатления очень образованного человека, но у него была заразительная улыбка. Он располагал собеседника к себе. Лазарь мысленно рассуждал, как этот смелый человек с таким послужным списком в борьбе за большевизм мог бы ему пригодиться.
Позади Ворошилова стоял невысокий мужчина с пышной чёрной шевелюрой и такими же чёрными, лихо закрученными усами. Он представился как Орджоникидзе и тоже имел крестьянскую внешность. Он, без сомнения, был балагуром и шутником. Вокруг него собралось несколько человек, заразительно смеявшихся над его байками. Орджоникидзе «травил» анекдот за анекдотом и не собирался останавливаться. Понаблюдав за ним несколько минут, Лазарь понял – пока все смеялись, тот не унимался.
– Лазарь Моисеевич? – спросил Ворошилов.
Лазарь кивнул.
– Я вам привёз привет от вашего брата из Арзамаса. Я проезжал через Арзамас по пути сюда. Вообще-то Михаил тоже должен был ехать, но он заболел.
Лазарь нахмурился.
– Но вы не беспокойтесь, ничего серьёзного. Всего лишь простуда. Обычное дело – русская зима. Если бы могли делать погоду!
Ворошилов улыбался.
– Я тут письмо писал жене. А поскольку мой приятель оккупировал мою койку и развлекает своими шутками других, я примостился на вашей. Надеюсь, вы не возражаете, а?
Ворошилов кивнул в сторону Орджоникидзе, рассказывающего очередную байку, хотя число его слушателей поубавилось.
– Вы, наверное, здесь впервые, а? У вас, наверно, есть вопросы, а?
Лазарь расслабился и присел на краешек раскладушки.
– Вообще-то, мне не ясно, кто есть кто. Я всё время слышу фамилии Розенфельда, зятя Троцкого. Это что, семейственность или…, – он оглянулся и понизил голос. – Или слишком много наших евреев?
Ворошилов хихикнул.
– Нет-нет. Позвольте я вам объясню. Во-первых, – это Лев Борисович Каменев. Его настоящая фамилия Розенфельд. Он тоже еврей. Он пишет статьи за Ленина и редактирует их. Говорят, если Ленин будет делать собрание своих статей, то это будет делать только Лев Борисович Каменев. Каменев родственник Троцкого, он его зять, муж сестры Троцкого. Другой, о ком вы спрашиваете, тоже наш – Григорий Евсеевич Зиновьев, настоящая его фамилия Овсей-Гирш Аронович Радомысльский – Апфельбаум. Он – ближайший помощник Ленина и редактор всех его публикаций. Что нет разницы, а? Один занимается личными бумагами Ленина, и другой тоже занимается личными бумагами Ленина.
Ворошилов огляделся вокруг. День близился к концу, и коридор быстро заполнялся делегатами, возвращавшимися с различных заседаний.
– Они оба евреи, правильно?
Ворошилов кивнул в ответ.
– Но есть ещё два фаворита. Один тоже наш. Может быть, вам встречалось имя Николая Николаевича Бухарина. Это правая рука Троцкого. Он был с ним всё время в Америке. Они там числились от «Нового Мира». Потом он был в Японии. Не знаю, как это связано, но его держат одним из ведущих большевистских теоретиков.
Он сделал паузу.
– И есть один не еврей – Коба. Говорят, что он имеет сильное влияние на Ленина. Но я сам ничего об этом не знаю. Предположительно он был одним их главных боевиков партии, «партийная контрразведка», так сказать, и поэтому всё и обо всех знает.
– А как он выглядит? – Спросил Лазарь.
На этот раз в разговор вмешался Орджоникидзе:
– Иосиф Виссарионович – не похож ни на одного из партийных руководителей Он – грузин, что для других уже само по себе достаточно плохо. Он плотный, немного желтовато-болезненная кожа и желтушные глаза. – Орджоникидзе хрюкнул:
– У него пышные усы и… – Он наклонился вперед и прошептал заговорщическим тоном:
– Грязные ногти. – На этом Орджоникидзе откинулся назад и заржал как жеребец. Все тоже загоготали.
Съезд Советов открылся на следующий день. Лазаря назначили в состав ВЦИКа Российской Советской Федерации. Он не знал, как это получилось, но, обводя, после утверждения, взглядом зал заседания, он увидел устремлённое на него лицо человека, которого все знали как Коба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36