Да, я не силен в математике, но и Бог не склонен отвечать на сакраментальное: "Ну, почему я, о Господи?!"
Алан останавливает черный седан и выходит, когда я делаю приглашающий жест рукой.
- Что, неужто мотор заглох? - спрашивает он, поднимая воротник зеленого полупальто.
- Привет.
- Ах, да, привет.
Мы обмениваемся рукопожатием. Со времени моего прилета в Торонто у нас еще не было шанса встретиться.
- Решил прогуляться, - говорю я. - Погода больно хороша.
- После Мексики Канада кажется девятым кругом ада.
- Ты, видно, никогда не был на Аляске.
- Говорят, там неплохо.
- Очень даже, если у тебя хватит ума не сходить с трапа самолета до той поры, пока он не полетит обратно.
- Шон, холодно здесь стоять. Залазь в машину.
- Нет уж, - я закуриваю, оглядывая пейзаж. Голые деревья похожи на модернистские японские скульптуры. - Давай-ка лучше здесь потолкуем. Свежий воздух, что ни говори - полезен.
- Сегодня у меня нет настроения подхватить воспаление легких.
- Это лучше, чем превратиться в мясной фарш, верно?
- Я так и знал, что ты потащишься на место аварии. - Алан тяжело вздыхает. - Полиция утверждает, что водитель не справился с управлением. Неудивительно, при такой-то погоде.
- Нужно быть полным идиотом, чтобы после разудалой вечеринки, да еще и при такой-то, как ты верно заметил, погоде самому вести машину. Поправь меня, но ведь предполагается, что на "Криолаб 8" работали очень головастые парни.
- Автопилот был в полном порядке, если ты на это намекаешь. Его проверили в первую очередь.
- Именно поэтому, - говорю я, глядя Алану в глаза, - я и решил прогуляться пешком. Ты взял тачку в служебном гараже?
- Я понимаю, что ты хочешь сказать, - медленно произносит он. - Это не прокатный автомобиль. Ты уже связался с Мег?
- Она не дала ответа, но пообещала навести справки. Я подозреваю, что теоретически все возможно, если перед этим немного поработать с машиной.
- Кроме подозрений у тебя есть еще кое-что?
- Я же приехал на место аварии.
- А теперь идешь пешком.
- Ты схватываешь на лету.
- Не хочешь разжевать и положить мне в рот?
- Думаю, нам лучше подыскать место поуединенней. - Я оглядываюсь и делаю широкий жест. - Здесь нас могут неправильно понять.
- Придется идти пешком? Кто станет подслушивать нас в таком месте?
- Паранойя еще никому не вредила.
- Расскажи это Иосифу Сталину... Я слишком вымотался, Шон.
Под глазами Алана проступили темные круги. Я впервые замечаю, что мой друг начинает седеть. Он устал и выглядит не лучшим образом. Эти годы ни для кого из нас не прошли даром.
- Побриться тебе надо, вот что, - говорю я. - Принять коньяку, душ и как следует выспаться.
- А тебе - нет?
- Я - второй на очереди. Пошли.
- Черт с тобой, Шон. Погоди-ка минутку. - Алан возвращается к седану и копается в бардачке. - Тебя, возможно, это удивит, но я захватил коньяк.
- Благослови тебя Бог за твою доброту. Может и лимончик найдется?
- Так далеко моя прозорливость не простирается.
- Неважно.
Мы медленно бредем по обочине, передавая друг другу бутылку. Коньяк - напиток на любителя и, хотя я никогда не относил себя к таковым, сейчас он пришелся кстати.
- Это, наверное, паршивейший коньяк на свете, - говорю я, после четвертого захода. - Дьюти-фри ?
- В нем достаточно алкоголя, чтобы приятно обжечь горло, - отвечает Алан. - А раз так, то все в порядке. Как там говорил Теннеси? "Коньяк, коньяк!.." И все такое.
- Он что, правда это говорил?
- Скорее всего, нет. Я только что это выдумал. Думаю, Хемингуэй сказал что-то по этому поводу, но я не знаю что именно.
- Помниться, он утверждал, что коньяк - это яд для молодых писателей.
Я вытаскиваю последнюю сигарету, сминаю и выбрасываю пустую пачку "Camel".
- Ты снова начал курить?
- Я периодически бросаю. Просто у меня сейчас тяжелый период.
- Мог бы спрятать ее в карман, - говорит Алан. - Вовсе не обязательно относиться к этому так по-свински.
- Пошел ты, - говорю я. - Ты и все защитники окружающей среды вместе взятые. Кой черт нам надо быть самым разумными, высокоорганизованными существами на Земле, если мы не можем позволить себе даже удовольствие выбросить пустую пачку из-под сигарет там, где захочется? Кой черт я должен тащить его еще восемь миль до ближайшего мусорного бака?
- В этом смысл того, чтобы быть разумным, высокоорганизованным существом.
- Искать мусорные баки?
- Не язви, Шон. Мы способны нести ответственность за свои поступки.
- Я несу ответственность. Можешь оштрафовать меня если хочешь, но если по-твоему выписывание штрафов является высшим достижением разума, то мне жаль эту цивилизацию.
- Я такого не говорил.
- Так какого?!.. А, к черту!
- Глотни-ка, - Алан успокаивающе хлопает меня по плечу. - Мы оба устали, Шон. Не будем затевать ссор по пустякам.
- Ты прав, - я жестом отметаю на предложение притормозившего водителя подвести нас. - За последние двадцать четыре часа я успел заложить взрывчатку в крупный научно-исследовательский центр, выжил в автокатастрофе, перелетел из южного полушария в северное и на карачках обшарил место, где погибло почти два десятка человек. Сущие пустяки.
- Я тоже скучаю по Мегги, Шон, - тихо говорит Алан.
Я молчу. Он уловил самую суть. После стольких лет вместе мы не мыслим жизни друг без друга.
Два бесконечно одиноких человека на шоссе. Снег.
17. Прошлое: разрыв
Они отрезали мне правую руку. Все, что ниже локтя отправилось в контейнер хирургических отходов, а оттуда - в печь, где сжигают ошметки человеческих тел. Я не давал на это разрешения, слишком занятый в то время бесцельными блужданиями по закоулкам собственного разума. Кома, аппарат искусственного дыхания, бесконечные консилиумы врачей. Позже, все в один голос утверждали, что это было необходимо. У меня так и не хватило духу посмотреть снимки. К счастью, страховка кое-как покрыла расходы на лечение.
Лежа в больничной палате и часами разглядывая обмотанную бинтами культю, я, как помню, больше всего страшился разговора с Джуди. А его так и не произошло.
Она не появилась в клинике, не позвонила и, когда я решился набрать номер, сделала вид, что ничего не произошло.
"Привет, Джуди".
Молчание.
"Привет, Шон".
"Э-э-э... как ты там?"
"Все хорошо".
Молчание.
"Я...Джуди, я..."
"Мне надо идти, Шон. Поговорим как-нибудь в другой раз, ладно? Пока".
Другого раза так и не случилось.
Позже, навестивший меня Тэд признался, что Джуди перебралась к Бену. Этот парень беспокоил меня и прежде, постоянно мелькая на горизонте в то время, когда мы еще встречались. Друзья детства - что может быть хуже? Эти двое знакомы друг с другом долгие годы, вместе росли и взрослели. Они пережили то, о чем я понятия не имел, с принужденной улыбкой слушая их милую болтовню.
"Бен, а помнишь?.."
"Да, Джу, это было нечто!"
Я ловил понимающие, проникновенные взгляды, сжимал зубы, замечая мимолетные, ничего, казалось бы не значащие, прикосновения и изо всех сил пытался сдержать готовую выплеснуться ревность.
Разумеется, меня предупреждали, но любые попытки поднять эту тему в разговоре с Джуди наталкивались на стену холодного раздражения.
"Шон, ты опять?! Перестань!"
Я переставал, отступая в тень. Поговорить с Беном по-мужски? Хороший совет, если не учитывать того, что пока я просиживал за учебниками, Бен занимался боксом. Конечно, и эту проблему можно было бы решить, но ценой тому могли стать мои отношения с Джуди и я терпел, боясь потерять ее. То, что я рассказываю похоже на исповедь, верно? Пожалуй, после аварии я перестал верить в Бога.
Угрюмое затворничество продолжалось около года. Я забросил учебу. Подражая героям телеэкранов, я попытался утопить горе в крепких напитках двойной очистки, но быстро выяснил, что мой желудок не приспособлен для подобных развлечений. Я отпустил жидкую бородку, принялся мечтать о мести и перестал отвечать на звонки. Наверное, потому тот парень и явился ко мне лично.
На вид ему было около тридцати, но тогда я плохо разбирался в азиатах. Он подарил мне визитную карточку и надежду на чудо. "Экспериментальный образец протеза, - сказал он. - Специальная программа отбора кандидатов в опытную группу".
Через двадцать четыре часа спустя: я в кресле, на борту самолета, направляющегося в Японию, и еще совсем не понимаю, что это последнее решение прежнего Шона Купера. Мне девятнадцать.
18. Настоящее: Элис
Вечером Алан собирает оставшихся работников "Криолаб 8" в конференц-зале. Они рассаживаются по местам, хмурые и нахохлившиеся, все как один обряженные в траурные костюмы. В воздухе пахнет отчаянием, разбитыми надеждами, спиртным и антидепрессантами. Мне все это знакомо, я через это прошел.
Алан склоняется над черной головкой микрофона, стучит по ней пальцем, вызывая в зале глухое раздражение, и начинает речь.
Я сижу справа от него, внимательно наблюдая за реакцией служащих и, время от времени, делая пометки. Лица угрюмы. Эти люди больше не верят, что Бог их любит. В определенном возрасте подобное разочарование оказывается ударом от которого человеку уже никогда не оправиться. Мне, пусть это и прозвучит горькой издевкой, повезло: я был молод и вскоре получил второй шанс.
- Мы целиком и полностью разделяем вашу скорбь, - монотонно говорит Алан. - И заявляем, что семьям погибших, кроме положенной страховки, будут выплачена дополнительная компенсация. Я также готов заверить всех присутствующих, что несмотря на столь тяжелую потерю, мы готовы и дальше поддерживать существование компании, для чего будут выделены дополнительные средства. Мы намерены пригласить на работу лучших специалистов, после того, конечно, как проведем тщательные консультации с вами, нынешними сотрудниками "Криолаб 8". Часть из вас вскоре получит предложения о повышении, соглашаться на которые вам придется, сообразуясь с вашими собственными соображениями о профессиональной пригодности и желании работать на данных должностях. Мы верим, что знаменитый дух "Криолаб 8" не будет утерян, как не будет утеряна и преданность делу, стремление к развитию и совершенствованию...
Я перестаю слушать. Алан умеет общаться с людьми, но эта речь подготовлена юристами. Словесная шелуха - единственный продукт, который юристы умеют производить лучше всех на свете. Еще раз обведя взглядом зал я встаю и, не обращая внимания на мрачные взгляды, выхожу в коридор.
Здесь пусто, только суховатая блондинка с крупными чертами лица ведет безмолвный диалог с кофейным автоматом. Хотя, быть может, это монолог.
- Добрый вечер.
- А, это вы! - Блондинка разглядывает меня без особого любопытства. - Пастырь проверяет свое стадо?
- Просто решил поинтересоваться, почему второй человек в компании не счел нужным присутствовать на общем собрании.
- Пустопорожняя болтовня! - Женщина решительно рубит воздух ребром ладони. - Проповедь для верующих, чтобы укрепить слабых духом и создать видимость интереса к мнению работающих, кинув подачку профсоюзу. Я работала во многих компаниях, мистер Купер и хорошо представляю себе, как принимаются решения.
- Вижу, вы меня знаете.
- Безусловно. А вы, конечно, знаете меня.
- Безусловно, - отвечаю я. - Вы - доктор Элис Оушен. Будьте любезны, просветите меня, как именно принимаются решения.
- На самом верху, за закрытыми дверями, людьми, которые ничего не смыслят в том, о чем судят.
- Звучит почти, как комплемент.
- Вы отлично знаете, что это не так.
- По правде говоря, не понимаю причин столь откровенной враждебности.
- Поднимите вверх правую руку, пожалуйста, - просит доктор Оушен.
- Это необходимо?
- Мне надо хотя бы приблизительно знать, с чем придется иметь дело.
- Вы умеете расположить к себе.
- Так же как и вы, мистер Купер.
- Знаете, я надеюсь, вам не придется иметь с этим дело, но в ближайшие дни постараюсь переслать вам документацию на протез.
- Мы не сможем сохранить его вместе с вами. Придется отрезать. Впрочем, не переживайте. Если в будущем вас сумеют оживить, то пришить новую руку труда не составит.
- Я прекрасно это понимаю. Более того, я именно на это и надеюсь.
- Хоть кто-то что-то понимает, - фыркает Элис. - Давайте присядем.
Мы чинно усаживаемся на потертый кожаный диванчик, рядом с чахлым фикусом и журнальным столиком, погребенным под грудой медицинских журналов. Докутор Оушен прихлебывает кофе. Я закуриваю, ожидая продолжения. Если я не ошибаюсь, то ей нужно выговориться. Весьма разумный способ сохранения семейного благополучия: вывалить все на малосимпатичного незнакомца, вместо того, чтобы нести накопившуюся злость домой
- Так вы хотите знать, почему я здесь, мистер Купер?
- Кажется, мы возвращаемся к началу разговора. Вы сказали, что не желаете слушать пустопорожнюю болтовню. Признаться, когда я сидел там, в зале, меня посетили схожие мысли. Я вспомнил, что как-то выступал свидетелем на судебном процессе. Мои дядя и тетя затеяли тяжбу по разделу имущества. Обычное дело, если у вас есть брачный контракт, но во времена их молодости о таких вещах никто не задумывался. Любовь превозмогает все, любовь не ведает преград и все в таком духе.
- Потрясающе интересно.
- А вы потрясающе саркастичны, доктор. Итак, я сижу на судебном процессе, слушаю, как распинаются адвокаты, смотрю, как багровеет судья и вдруг понимаю, что не понимаю. Простите за каламбур, но именно так - я вдруг перестал понимать смысл сказанного. Каждое отдельное слово адвоката несло в себе совершенно определенный смысл и все вместе они складывались во вполне осмысленные предложения, но я под страхом пожизненного заключения не смог бы даже кратко сформулировать, о чем он говорит. Это навело меня на мысль о том, что юристы - побочная ветвь развития человечества, люди оперирующие совершенно иными категориями, говорящие на ином языке и конструирующие вокруг себя иные реальности.
- Это и есть ваша теория? - Элис фыркает. - Все дело в профессиональном жаргоне и не более того.
- Я считаю, что профессиональный жаргон влияет на людей в гораздо большей степени, чем принято считать.
- Почему бы вам не попробовать написать монографию на эту тему? Глядишь, получите докторскую степень.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23