Ей сейчас хотелось только спать. А завтра она погуляет, поищет дом…
— Значит, договорились?
— Ладно… — с закрытыми глазами пробормотала Ника.
Саша снова крепко взял ее за руку, чтобы вдруг не передумала, и вывел на улицу. Девушка шла за ним, шатаясь и спотыкаясь о поребрики. Она еще никогда в жизни так не уставала.
7
— Эй, мужик, ты живой?!
Серега вздрогнул и открыл глаза. Недоуменно оглянулся по сторонам.
«Казанка» мерно покачивалась на длинной волне. Ее придерживал за борт незнакомый парень, сидящий в жутко захламленном «Прогрессе», а второй, за рулем этого «Прогресса», настороженно разглядывал Сергея. На стланях у них лежала мокрая сеть, рядом, в большом ведре, билась полуживая рыба. Бледно-голубое небо отражалось в спокойной ладожской глади, от недавнего шторма и следа не осталось. С одной стороны в легкой туманной дымке еле-еле виднелся далекий берег — и больше никакой суши в обозримом пространстве. Двигатель заглушен, одно весло в воде… куда же его занесло?!
Окончательно придя в себя, Серега пробормотал:
— Ну… живой вроде…
Задумался. Вспомнил шторм, вспомнил самого себя, ушедшего вверх по склону неизвестного берега. Двоих своих спутников, которых потерял… бесконечную дорогу сквозь туман. Было ли все это?
Он перегнулся через борт «казанки», зачерпнул воды, как будто хочет умыться. Бегло осмотрел правую скулу лодки, но не увидел никаких повреждений. А ведь именно этим местом «казанка» задела скалу. Неужели страшное приключение было всего лишь пьяным сном?! Но разбитое колено болит и не особо сгибается…
— Язаснул вчера, — Серега сплюнул за борт. — Движок, кажется, не заводился… ну, сами понимаете, рыбалка, выпил немного…
Они удивленно переглянулись. Еще бы: у него в лодке — ни сетей, ни удочек, ни рыбы. В конце концов, не их дело.
— Спасибо, ребята, — миролюбиво, но с нажимом продолжал Сергей. — Я, пожалуй, попытаюсь завестись и поеду.
— Мы подождем, — ответил тот, что за рулем. — Поможем, если что.
Серега пожал плечами и полез к двигателю. Снял с него колпак, убедился, что «Вихрь» совершенно холодный: значит, он проспал долго. Попытался подкачать бензин, но поплавок так и остался на дне. Серега растерянно оглянулся:
— У меня, по-моему, бензин кончился…
— Вон, рядом с баком, канистра, — ткнул пальцем один из рыбаков. — Может, в ней чего-нибудь осталось?
Серега потянул канистру и тут же понял, что она полна под завязку. Рыбакам покажется странным, что он об этом не знал.
— Сейчас долью и поеду, — сообщил он им. — Тут есть немножко. Мне и вправду помощь не нужна, спасибо.
Пусть они думают про него, что хотят. Какая разница. Что они ему сделают? Серега ни в чем не виноват. Ага… Ни в чем… Только убил Женьку и бросил на тонущей яхте Тоника… Он в ужасе обернулся к парням:
— У вас карты нет? Где мы находимся, хотя бы примерно?!
Эти, на «Прогрессе», снова переглянулись. Парень за рулем не в тему спросил:
— Так ты со вчерашнего дня здесь болтаешься?
— Наверное, — нетерпеливо ответил Серега. — Скажите, где я?
Какие-то непонятные у них лица. Второй протянул ему карту:
— Ты вот здесь… пойдешь сюда и как раз выскочишь к Кякисалми.
Сергей с трудом сообразил, что они имеют в виду Приозерск. Так он назывался, кажется, до 1948 года. Он усмехнулся неуместной шутке:
— Почему Кякисалми? Пока я спал, его переименовали?
Их подозрительность почему-то усилилась. Второй спросил почти враждебно:
— Ты кто вообще такой?
Как-то нехорошо все складывается. А он совсем не понимает, что происходит. Аборигенов лучше бы не злить.
— Мужики, отвалите, а? — почти вежливо сказал Сергей. — Ну соврал я про рыбалку! У меня вот здесь, — он ткнул пальцем, — человек терпит бедствие, хозяин этой лодки. Нажрались мы вчера, так получилось… Пока буду с вами разруливать, он потонет! Так что я поехал, ладно?
— Так вот чего ты здесь болтаешься! — с облегчением воскликнул тот, что за рулем. — А я уж решил…
Не обращая на него внимания, Сергей наклонил канистру, и бензин полился через воронку в пустой бак. Он нервно завинтил крышку.
— Не торопись, — остановил его второй. — Сегодня ночью прошла баррантида. Так что твоего человека уже нет в живых.
Серега выронил канистру. Ничего ему не приснилось, все произошло на самом деле!!!
Он раньше слышал про баррантиду от монахов, живущих отшельниками на одном из отдаленных островов, и потому сразу понял, о чем идет речь. Одно время, еще в самом начале века, ее пытались изучать, но потом грянула революция…
Только почему рыбаки так уверены, что Тоник погиб?!
Молнией промелькнуло в мозгу: ночью я считал себя умершим. Удивительное ощущение: будто один «Сергей» ушел, бродил по лесу, наверное, даже бродит до сих пор, — а другой вернулся в «казанку» и в отчаянии покинул туманный берег. Выпитая водка все же дала себя знать, и он уснул….
Кякисалми, рыбаки какие-то странные. Он может находиться совсем не там, где предполагает…
— Да, это страшно, умереть в баррантиду, — кивнул он, наблюдая за лицами собеседников.
Тот, что держал лодку, мрачно посоветовал:
— Осторожнее. Надеюсь, этот человек не питал к тебе неприязни? А то встретишь его в городе — мало не покажется. Ладно. — Видимо, теперь, когда уже у самого Сереги появилось много вопросов, их любопытство было удовлетворено. — Езжай. Лучше возвращайся в город, потому что, кажется, не все еще… по крайней мере, в Кякисалми не задерживайся.
— Где там задержаться, — хохотнул второй. — Пара развалин и причал. Там сейчас даже пообедать негде…
Серега дернул стартер. Двигатель легко завелся, и он вырулил к западу. Тоник не пережил бы этот шторм на «Лилии». Тем более что он тоже бродил там, в тумане, такой же мертвый, как сам Серега. Видимо, и сейчас он где-то неподалеку. Или в городе. Теперь Сергей даже хотел этой встречи — убедиться, что не убил Антона. А может, и Женька жива? Нет, не может.
Трубы Приозерска были видны издалека. Но чем ближе подходил Сергей, тем больше удивлялся. Он сначала усомнился, что это именно Приозерск, но потом вспомнил «Кякисалми» и похолодел: все изменилось. К самому берегу стеной подступал лес, и только несколько домиков стояли покосившимся рядком вдоль улочки, еле видимой отсюда. Надо быть готовым к худшему.
Метрах в двухстах от берега на лодочке-пелле болтался какой-то старик с удочкой: то ли рыбачил, то ли просто грелся на солнышке — необычайно теплом, почти летнем. Большущая шляпа, широкополая, высокая, остроконечная, глянцево-черная, скрывала его лицо до самого подбородка. Серега сбросил газ. Вежливо произнес:
— Доброе утро.
Дед приподнял свою чудную шляпу и церемонно кивнул. Сергей продолжал:
— Извините, я издалека, а карту… потерял. Это я куда приехал?
Старик дикому вопросу не удивился:
— Дык, в Кякисалми, внучек.
— Да? — окончательно растерялся Серега. — Яже был тут когда-то! Где город?
Он смотрел на маленькие деревянные домишки у самого берега, на довольно большой причал — и ничего не узнавал.
— Где же город?!
— Какой такой город, — старик произнес это без всякого выражения. — Вишь — трубы. Там был город, но еще когда ты не родился!
Серега с трудом сдержался, чтобы не заорать на деда. Он был близок к панике.
— А… что же делать…
— Не задерживайся, внучек. — На удивление ясные, пронзительные глаза старика буравили Серегу, наводя на него ужас. — Вон в том крайнем домике тебе продадут бензин. И уезжай отсюда как можно быстрее, идет шквал…
Почему, собственно, он должен ехать на «казанке»? Если ожидается шторм, Серега больше на Ладогу не сунется, он уже устал от неприятностей. Лучше он оставит лодку на причале и вернется в город на электричке. Деньги и документы у него с собой, в непромокаемом пакете. Заодно посмотрит, что там произошло.
Длинный полусгнивший пирс никем не охранялся. Сергей завел «казанку» на веслах поближе к берегу и привязал к ржавому металлическому кольцу. Вокруг — ни души. Он сошел на болотистую, заросшую травой тропинку (мельком удивился, какая густая здесь выросла трава — сейчас, в апреле!) и поднялся по склону наверх, к домикам, вблизи еще более страшненьким, чем с воды. Примерно половина из них оказались покинутыми, двери были заколочены, некоторые окна зияли незастекленными дырами.
Прямо за этими домиками начинался нехоженый лес. Тоже невообразимо зеленый, листья распустились, трава выросла довольно высокая, даже цветы какие-то цвели — Сергей подумал, что здесь, наверное, случилась экологическая катастрофа. В глубь леса вела одинокая дорожка. Серега решительно направился по ней, определив, что наверняка выйдет к станции. Хотелось побыстрее покинуть странный поселок — от Приозерска здесь практически ничего не осталось.
Вскоре тропинка пошла наверх, болотистая почва кончилась, и он увидел каменистые насыпи, поросшие иван-чаем, еще не распустившимся. Он взбежал на насыпь, подошел к ее краю. Глянул вперед. Между двумя невысокими холмами лежала железная дорога.
Но… Сергей замер, не решаясь поверить своим глазам. Рельсы не блестели на солнце, он вообще не видел никаких рельсов. Лежали только полусгнившие деревянные шпалы, заросшие мелкими стрелочками низкой травки. Он еще подумал, что летом, когда трава разрастется, она полностью скроет старые, потемневшие от времени деревяшки. Они, как клавиши, стройной шеренгой разбегались в обе стороны, теряясь за поворотами. Уходящие в бесконечность остатки бесследно сгинувшей железной дороги.
Для чего-то спустившись, Сергей подошел к шпалам и нерешительно постоял возле них. Он не знал, что делать дальше. Стоял, ковыряя носком кроссовки гнилое дерево. Потом повернул назад, к Ладожскому озеру. Почему-то оставаться в Кякисалми, этой безлюдной пустоши, было страшно.
Он немедленно поедет в Питер. Неизвестно, что ждет там, но наверняка не такая безлюдная жуть. Похоже, у него крупные неприятности. Ничего… это все равно лучше, чем умереть. И лучше тумана.
Он должен был погибнуть в баррантиде. Но почему-то оказался здесь — нормальный живой человек. В чужом мире, где все не так…
8
Слова старого знакомого, мужика из Северного РОВД, звучали приговором:
— Тебя не существует, понял? По указанному адресу живут другие люди, причем давно, чуть не с сороковых годов. Я им самим и, на всякий случай, соседям показал твою фотографию: но все так убедительно ответили: впервые видим!
— А… на базе?! — с упавшим сердцем переспросил Тоник.
— Есть такая база. Только там тоже о тебе не слышали. Хуже того: там нет частной яхты «Лилия», и не было! И они никогда никого не теряли.
Тонику показалось, что пол куда-то уезжает из-под ног.
— Ты никогда не работал в Службе спасения, а людей, с которыми ты якобы дружил, не существует! Твоей жизни просто нет! — Милиционер немного успокоился и продолжал потише: — Правда, никакой девчонки тоже нет. И Сергея… Послушай, может быть, ты откуда-нибудь из другого города? Может, все произошло где-нибудь не здесь?
На заднем плане в дверь периодически заглядывал доктор, ожидая конца их беседы. Еще бы, такой интересный случай ложной памяти…
Мужик тем временем продолжал:
— Тебя вытащили оттуда, где прошла баррантида. Ни один нормальный человек не сунется в это время на Ладогу… Как же ты оказался на скале?! Может, ты — призрак?!
Кошмар. Теперь он разросся и принимал формы катастрофы: жизни, которую Тоник помнит отчетливо, до последних мелочей, — не существует. Нет больше друзей, незаконченных дел, невозвращенных долгов, нет любви, мести… ничего нет. Антону казалось, что он бредит. Если не свихнулся раньше, то сейчас — самый подходящий момент.
— Яживой, — автоматически ответил он. — Но больше ничем вам помочь не могу. Это было единственным, что я помню.
Милиционер выскочил из палаты и потащил врача в ординаторскую. Они все здесь нервно вздрагивают при слове «баррантида», и то, что Тоник в ней выжил, почему-то их пугает. А ему нечего с ними делать.
Чувствовал он себя нормально. Или ему так казалось — на фоне выматывающей тоски и непонятной амнезии. Только голова кружилась — но это не от травмы… Дождавшись, когда все выйдут, он поднялся с кровати, собрался, накинул штормовку (в кармане по-прежнему лежал мобильный телефон — единственное доказательство того, что его прошлое реально существовало) и вышел на улицу. Никто его не задержал.
Середина дня. Было довольно тепло, но Тоник зябко кутался в свою штормовку. Широкие улицы Питера казались ему знакомыми — и в то же время неуловимо чужими. Может, и в самом деле бред? Он испытывал странное чувство, будто покинул город давным-давно, а теперь вернулся — и ничего не узнает, так сильно изменился Петербург за много лет. Не в лучшую сторону, кстати, изменился — словно вместе с Тоником его покинули многие жители. А оставшиеся попрятались…
В самом деле, улицы показались ему пустоватыми. Город стоял, освещенный солнцем, умытый утренним дождем, — и безлюдный. Ветерок гнал по асфальту прошлогодние сухие листочки и мелкий мусор. Вдоль щелей между домами и тротуаром проросла густая трава.
Может, это и не Питер вовсе? Антон остановился и растерянно оглянулся. Нет, пожалуй, Питер — только какой-то странный. В конце улицы зеленел старый парк. Его окружала погнутая решетка. Но за ней начинался практически девственный лес: высокие деревья, раскинувшие ветви над дорогой (по-видимому, их никогда никто не подрезал), густой кустарник и дикая трава. Узкая тропинка убегала в глубь зарослей. Начиналась она от дырки в заборе…
Вдоль тротуара — довольно много мусора, сметенного в большие кучки. Старик в робе поджигает эти кучки, и они тлеют, пуская густой дым. Тоник медленно прошел мимо него, старик даже не повернул головы. Но потом долго смотрел вслед.
Чем ближе к центру, тем больше город напоминает прежний Петербург. Некоторые улицы, скверы, мосты словно воскрешают полузабытые чувства в душе Тоника. Нева бежит во всей красе, отражая бледно-бирюзовое небо и дома на набережной. Некоторые из них выглядят запущенными, пустыми; некоторые окружены глухими заборами. Здесь явно никто не живет — только почему развалины в центре города никто не реставрирует?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39