Должны быть следы борьбы. А их практически нет. То есть потерпевший
абсолютно не ожидал нападения, мускулы инстинктивно не напрягал и мгновенно
терялся, как только пальцы душителя прикасались к сонной артерии. Этому
может быть три объяснения. Первое: потерпевший знал убийцу и не боялся его.
Проведенные проверки эту версию пока не подтвердили. Во всяком случае,
общих знакомых у всех семерых потерпевших на сегодняшний день не выявлено.
Второе: убийца появлялся внезапно, он не шел ни следом за жертвой, ни
навстречу ей, он выныривал из темноты, где стоял, терпеливо поджидая
запоздалого жильца. Теоретически это было возможно, но практически... Все
подъезды, где были найдены трупы жильцов, хорошо освещены и не имеют
"закутков", в которых можно долго прятаться и из которых можно внезапно
вынырнуть.
Остается третье объяснение: потерпевший видел своего убийцу, но не
испугался его и не ожидал нападения, хотя и знаком с ним не был. Кого можно
не испугаться в двенадцатом часу ночи в пустом подъезде? Ребенка. Или
женщину. Очень высокую женщину...
Из раздумий Настю вывел телефонный звонок. Она сняла трубку и услышала
голос Короткова.
- Ася, глянь, пожалуйста, в свои бумажки, мне нужен адрес этого придурка
Мамонтова. Я уже час его жду, окоченел совсем.
- Неужели не пришел?
- Не пришел, гаденыш. Найду - ноги повыдергиваю.
Настя быстро открыла сейф и вытащила папку с материалами за 1995 год,
мысленно похвалив себя за предусмотрительность. Конечно, ей удобнее было бы
хранить все материалы за год в одном месте, но она из необъяснимого чувства
самосохранения все-таки делила их на две папки: в одну складывала итоговые
справки, обезличенные, пестрящие цифрами и логическими построениями, но не
имеющие ни одной фамилии, а в другой папке держала все текущие и черновые
материалы с фамилиями, кличками, адресами, телефонами и прочими
необходимыми сведениями. Каждую неделю все эти данные заносились в Настин
домашний компьютер и там уже распределялись по директориям и файлам,
формируя самые разнообразные сводки и таблицы, но здесь, в кабинете на
Петровке, 38, информация хранилась в папках, причем далеко не всегда в
идеальном порядке. Настя, правда, ориентировалась в этих бумажках легко, но
посторонний человек никогда не нашел бы здесь нужный материал. Если бы все
материалы были в одной папке, а папку эту унес два дня назад лично Барин
"для ознакомления", то не видать бы Юрке Короткову нужного адреса как своих
ушей. Пришлось бы через адресное бюро запрашивать, а в Москве Мамонтовых
этих...
Она продиктовала Короткову адрес и на всякий случай телефон Никиты
Мамонтова, проходившего в девяносто пятом году по делу об убийстве на
Павелецком вокзале. Жил Никита очень далеко от "Чертановской", на другом
конце города, в Отрадном.
- Ты прямо сейчас к нему поедешь? - спросила она.
- Как же, разлетелся, - зло фыркнул Коротков. - Я и так целый час впустую
потратил. Я ему специально на "Чертановской" назначил встречу, у меня в
этом районе два дела, которые надо сделать. Одно, кстати, по твоему
душегубу. Вот закончу здесь все, что запланировал, потом, может быть, к
Никите загляну, если ноги еще носить будут. Все, подруга, побежал.
Это была классическая ловушка, которую расставляли сотни раз и в которую
попадались сотни людей. Более того, она была описана в десятках детективных
романов и показана в десятках кинофильмов. Но в нее все равно продолжали
попадаться.
Майор Коротков был опытным оперативником. Поэтому сначала он долго звонил
в дверь квартиры Никиты, потом осторожно толкнул ее. Убедившись, что дверь
открыта, он не стал заходить внутрь, притворил дверь и позвонил в соседнюю
квартиру. Ему открыла молодая женщина с годовалым карапузом на руках. Юра
показал ей раскрытое удостоверение.
- У вашего соседа дверь не заперта, - сказал он, - а на звонки он не
отвечает. Вы позволите мне позвонить в милицию?
- Так вы же сами милиция, - рассмеялась молодая мама.
- Один милиционер - не милиционер, - доверительно понизив голос, сообщил
Коротков.
- Как это?
- А вот так. Нам тоже свидетели нужны, как и всем остальным. А то я сейчас
зайду в квартиру к Никите, а окажется, что там воры побывали. И я никогда в
жизни не докажу, что сам тоже ничего не прихватил, воспользовавшись
случаем.
- Так давайте я с вами зайду, - с готовностью предложила соседка Никиты. -
И если надо будет, смогу подтвердить, что вы ничего не брали. Хотите?
Коротков не хотел. Совсем ни к чему втягивать эту милую молодую мамочку в
дело об убийстве. А то, что дело это именно об убийстве, а не о какой не о
квартирной краже, он уже не сомневался. Юрий Коротков был опытным сыщиком.
Валентин Баглюк всегда тяжело переносил похмелье. Вообще-то пил он
нечасто, только когда оказывался в хорошей теплой компании, но тут уж имел
обыкновение набираться под завязку, то есть до провалов памяти и полной
потери ориентации. И каждый раз следом за этим прекрасным вечером наступало
утро. Ужасное. Омерзительное. Такое тяжелое, что казалось Вале Баглюку
последним утром в его такой недолгой жизни.
Работал Баглюк в популярной московской газете, известной своим
пристрастием к скандальным разоблачениям и "жареным" фактам. Проснувшись
сегодня поутру, он подумал, что больше никогда уже не напишет в свою газету
ни одного Материала. По той простой причине, что сегодняшнее утро будет
последним в его жизни. Ну черт возьми, ну зачем он вчера так набрался? Вот
ведь каждый раз одно и то же: знает, каково будет на следующий день, но все
равно пьет, причем чем больше пьет, тем туманнее делается перспектива
утренних похмельных страданий. Утро - оно когда еще будет, а веселье и
душевный подъем - вот они, прямо сейчас.
Одним словом, плохо было Валентину. Мучился он. И даже почти плакал от
дурноты и собственного бессилия. Потому что одно он знал точно:
опохмеляться нельзя. Если начнешь по утрам опохмеляться, значит, ты уже
законченный алкоголик. И хотя по рассказам друзей Баглюк знал, что
опохмелочные сто граммов мгновенно приведут его в человеческое состояние,
он мужественно терпел и перемогался.
С трудом донеся тело до ванны, Валентин втащил себя под душ и сделал воду
похолоднее. Минут через десять стало чуть-чуть легче. Когда-то, еще при
советской власти, в аптеках продавались замечательные таблетки аэрон.
Теперь их уже давно не выпускали, но Баглюк еще в те давние времена
ухитрился закупить аэрон впрок, благо при правильном хранении срок годности
у таблеток был аж до девяносто восьмого года. Таблетка аэрона в сочетании с
таблеткой новоцефальгина давала неплохой эффект при похмельных головных
болях и тошноте.
Он уже вышел из ванной, достал заветные лекарства и приготовился запить их
водой, как зазвонил висящий на кухонной стене телефон. Баглюк решил не
подходить. Разговаривать сил не было. Звонки все не прекращались, а
телефонная розетка была неразъемной. Чтобы отключить телефон, нужно было
брать в руки отвертку, садиться на корточки, вывинчивать шурупы и
отсоединять клеммы. О таких сложных процедурах Валентин в его нынешнем
состоянии и помыслить не мог. Более того, аппарат был старый, регулятор
громкости звонка давно сломался, так что и сделать звук потише никакой
возможности не было. Разве что пойти в комнату и принести подушку... Да что
с ней делать, с подушкой этой? Телефон-то висит на стене, а не стоит на
горизонтальной плоскости. Нет уж, лучше снять трубку, а то у него от этих
душераздирающих звонков сейчас судороги начнутся. О Господи, зачем он вчера
столько пил!
- Алло, - умирающим голосом пробормотал в трубку Баглюк, надеясь сойти за
тяжелобольного и тем самым смутить настырного абонента.
- Валентин Николаевич? - послышался совершенно незнакомый голос.
- Да, я вас слушаю, - откликнулся Баглюк, представляя себя в этот момент
на сцене в роли Маргариты Готье в финале.
- Вас заинтересует материал об убийстве?
- Смотря о каком.
- Убийство совершено вчера. А убитый - осведомитель Петровки. Вспомните, в
ряде газет прошли публикации о том, что милиция вербует людей, использует
их, а потом бросает, как отработанный материал. Осведомитель становится
никому не нужен, более того, даже тайна его имени перестает охраняться. И
вот результат. Почему-то ваша газета, такая популярная и любимая
москвичами, эту тему ни разу не затронула. Вам это что, неинтересно?
Баглюк стал быстро оживать. Пожалуй, он еще не в финале пьесы, когда
Маргарита умирает от чахотки. Действие отодвигается ближе к середине.
- Нам это интересно, но у нас не было материала. Таких случаев, о которых
вы говорите, было немного, и каждый раз другие газетчики оказывались
первыми. А когда материал неэксклюзивный, это уже все не то.
- Тогда тем более вас это должно заинтересовать, - произнес незнакомый
собеседник. - Потому что вы - первый, кто узнал, что убитый вчера Никита
Мамонтов был осведомителем и состоял на связи у сотрудника отдела по борьбе
с тяжкими насильственными преступлениями.
- Но мне нужны доказательства, - осторожно сказал Баглюк. - Вы же знаете,
наша газета и без того была втянута в несколько судебных процессов из-за
публикаций, построенных на непроверенных данных.
- Разумеется, - спокойно ответил незнакомец. - Доказательства я вам
предъявлю. Мы будем договариваться с вами о встрече, или вы хотите
подумать?
- Я хочу понять, в чем состоит ваш интерес. Почему вы предлагаете материал
именно нашей газете и именно мне? И что вы хотите взамен?
- Объясню. Ваша газета - единственная из ежедневных Изданий, где могут
потянуть материал такой степени сложности. Конечно, в "Совершенно секретно"
или "Криминальной хронике" есть профессионалы, которые лучше вас разберутся
в материале и подадут его более эффектно, но эти издания выходят раз в
месяц. А остывшее блюдо теряет всю свою привлекательность. Теперь что
касается моего личного интереса. Я работаю в правоохранительных органах, и
мне небезразлична судьба агентурно-оперативной деятельности. К сожалению,
при существующем сегодня положении вещей судьба эта незавидная. И я хочу
сделать все, чтобы переломить сложившуюся тенденцию, в том числе и
организовать кампанию в средствах массовой информации, которая заставила бы
наших руководителей наконец задуматься о том, что система раскрытия
преступлений и розыска преступников разваливается на глазах.
Это показалось Баглюку убедительным. Во всяком случае, ему уже приходилось
встречать таких людей, которые пытались бороться за идею при помощи
скандалов в прессе. Правда, эти идеи были всегда политическими, а не сугубо
профессиональными... Зато материальчик можно будет сделать - прелесть!
Пальчики оближешь.
* * *

Юра Коротков приходил на работу очень рано. Обстановка дома была
невыносимой, и он обычно старался встать, позавтракать и уйти до того, как
проснется жена, чтобы не нарываться на очередной скандал и не портить себе
настроение на весь день. Сегодня он тоже пришел пораньше и уже без четверти
восемь сидел в кабинете, который занимал вместе с Колей Селуяновым, и
переписывал на чистые листы ту информацию, которую сумел собрать за
вчерашний день. Информация эта записывалась по ходу на самые разнообразные
клочки и обрывки бумаги, сигаретные пачки, обертки из-под шоколадок и
прочие "бумажные носители".
В десять минут девятого звякнул внутренний телефон.
- Юрий Викторович, - послышался голос Мельника, - зайдите ко мне.
Коротков с удивлением глянул на часы и отправился к начальнику. Владимир
Борисович встретил его ледяным молчанием. Только швырнул на длинный стол
для совещаний какую-то газету и встал у окна, повернувшись к Короткову
спиной. Юра взял газету, недоуменно пробежал глазами по заголовкам и
наткнулся на тот, который был выделен ядовито-зеленым маркером: "Трупы на
свалке". Материал был приличным по объему, занимая целый "подвал" на второй
полосе. И начинался довольно эффектно.
- Он мне сказал: "Я знаю, что это ты убил. Может быть, я не сумею это
доказать, но я все равно это точно знаю..."
Красивый оборот, не правда ли? Перед вами расшифровка диктофонной записи
признания в убийстве, совершенном в девяносто пятом году. Молодой человек
по имени Никита (фамилию мы пока не называем) сразу же попал в поле зрения
уголовного розыска, был задержан и в течение почти месяца интенсивно
допрашивался. Более того, как мы с вами теперь знаем, сотрудники милиции
были уверены в том, что убийца - он. Знали это совершенно точно. Знали -
и... отпустили Никиту.
"Как же так?" - спросите вы. Почему же отпустили, если точно знали, что он
виновен? Разве Никита был крутым мафиози и сумел всех купить? Нет. Он был
обыкновенным молодым человеком, связанным с криминальной группировкой, но
далеко не самой мощной. Может быть, у него влиятельные родители, которые
сумели организовать давление в духе хорошо известных традиций "телефонного
права"? И снова я отвечу: нет. Мама у Никиты работает врачом в детской
поликлинике, а отца нет уже много лет. Так в чем же дело? Почему он
оказался на свободе?
Ответ прост. Никиту завербовали. Милиционеры сделали вид, что не могут
найти доказательств его вины, скрыли эти доказательства от следствия и
отпустили убийцу. А взамен получили информатора, осведомителя, который
держал их в курсе дел той группировки, к которой принадлежал. Видите, как
все просто?
Никита честно работал на милицию, трудился в поте лица. Постепенно
группировка некоего Усоева (а принадлежал Никита именно к ней) начала
распадаться. Некоторых членов очень удачно брали с поличным на всякой
ерунде. В рядах преступников начались разброд и шатание, группировка
ослабевала на глазах, и ее несколько месяцев назад прибрал к рукам другой
авторитет, покруче и помощнее. Никите в новой "семье" места не нашлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10