Постарайся связаться с сестрой как можно быстрее. Скажи, что им нужно подумать о другом месте для встреч.
Ларвия кивнула с несчастным видом. Ей казалось, что она бросает в беде Юлию, но понимала, что Вериг прав.
Они не могли себе позволить терять время.
– Может, попытаться дать тебе свободу? – предложила Ларвия. – Ведь юридически я владею тобой и, следовательно, могу дать тебе свободу. Конечно, мой дед может возражать, но…
Она замолчала. Вериг отрицательно качал головой.
– Не можешь дать мне свободу, – сказал он. – Ты не прочитала документ, который Каска составил у весталок, а я читал его. Твой дед передал меня тебе в собственность, но оставил за собой право самому распоряжаться моей судьбой. Свободу мне может дать только он лично, а в случае его смерти, согласно его завещанию.
Ларвия про себя послала проклятия Каске.
– Ты же не думаешь, что он предвидел…
– Нет, конечно. Хотел владеть ситуацией.
– И ты все это время знал об этом? – спросила Ларвия.
– Да.
Она облегченно вздохнула, что не осталось незамеченным Веригом.
– Ты думала, что я преследую тебя в надежде получить свободу? – хмуро спросил он.
– Эта мысль иногда приходила мне в голову, – призналась Ларвия.
– Неудивительно, что тебе так было трудно уступить мне, – нежно произнес он. – Ларвия, я всегда знал, что это невозможно. Мне не нужны ни особняк, ни деньги, ни титул вдовы Сеяна – мне нужна ты сама.
Ларвия уткнулась ему в плечо.
– Небо начинает светлеть, – с сожалением проговорила она. – Слуги скоро проснутся – тебе нужно вернуться в свою комнату.
Он сел и достал одежду, лежавшую в ногах постели, натянул брюки и тунику. Затем, встав на ноги, протянул ей руку.
Она взяла его руку, и он ее, обнаженную, прижал к себе. Когда поцеловал, она крепко прижалась к нему и в следующую же секунду оба оказались в постели.
– Нет, – сказала себе Ларвия, хотя сама жаждала его. – Тебе нельзя здесь дольше оставаться, иначе нас раскроют. Сегодня ночью. Приходи сегодня ночью.
Вериг неохотно отпустил ее, поцеловав на прощание долгим поцелуем.
– Сегодня ночью, – прошептал он и вышел через галерею.
Ларвия буквально упала на постель и потянулась, как кошка, затем провела руками вдоль тела, которое еще пело от его прикосновений.
Они убегут вместе. Жизнь, лишившая ее и так многого – заботливого отца, любящего мужа, ребенка, – может быть, сжалится над ней, хотя бы в этой любви.
Она натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза.
* * *
Юлия стояла в кругу других весталок, наблюдая, как Ливия Версалия заливала водой священный огонь: зашипев, он погас, облако пара поднялось над алтарем – Верховная Жрица поклонилась, а зрители одновременно вздохнули. Затем Ливня протянула руку к Юнии Дистании, и та подала ей зеркало – подарок Цезаря на ее юбилее. Две других весталки чисто вымели очаг, а затем настала очередь Юлии со щепками в руках. Алтарь был готов, она уложила щенки, а Ливия, держа наготове зеркало, ожидала, когда первые лучи солнца проникнут через окно над алтарем и зажгут огонь. Зрители в храме, наблюдавшие за церемонией, затаив дыхание, ожидали появления едва заметного дымка – начала нового пламени. Разгорелся огонь – все закричали и захлопали. Ливия, подождав, пока не утихнет шум, пала ниц перед алтарем и начала молиться о счастливом новом годе.
Юлия всматривалась в толпу, ища Марка. Он стоял впереди всех рядом с Цезарем и Марком Антонием, Септимом Гракхом и Тиберием Германиком, не сводя с нее глаз. Каждый раз, оглядываясь, она сталкивалась с его взглядом: для нее было необычно видеть его в полной форме, в официальной обстановке, по правую руку от Цезаря. По сложившемуся у нее представлению, Марк, тайно встречающийся с ней, овладевший ею так страстно, что полностью изменил ее одинокую жизнь, – ее возлюбленный и больше ничего. Но он, оказывается, еще и солдат, сделавший головокружительную военную карьеру, соратник человека, наделенного огромной властью, герой войны, кумир народа.
Ливия, закончив мольбы к богине Весте, поднялась на ноги и обернулась лицом к толпе, вознося руки вверх и обращаясь к присутствующим торжественным голосом.
– Я восхожу к алтарю Весты… – Она декламировала знакомые всем слова.
Все слушали ритуальные слова, некоторые шевелили губами вместе со жрицей, ожидая заключительного аккорда.
– Наилучшие пожелания мира и процветания в новом году, – закончила Ливия, и все закричали в ответ, повторяя последние слова.
Ливия улыбнулась, все громко и радостно кричали приветствия, а затем направились к выходу из храма и далее вниз по лестнице. Юлия видела, как они уходили, и Марк среди них. Мысль о том, что они оба принимали участие в подобной церемонии в прошлом году и не знали друг друга, казалась ей неправдоподобной.
Храм опустел, весталки вышли через открытые двери и остановились наверху лестницы, на виду у собравшихся внизу граждан. Цезарь вышел на середину платформы для ораторов, сооруженной только сегодня утром, и поднял руку, привлекая внимание толпы, – все сразу же замолчали, с восхищением взирая на своего повелителя.
– Добрые граждане Рима, – начал он с обычного обращения, которое Цицерон саркастически окрестил «гласом народа».
Его слова лишь отдаленно доходили до сознания Юлии: прошлые триумфы, сделавшие возможным сегодняшний праздник… будущее, которые еще больше возвеличит Рим… В своей торжественной речи император напоминал слушателям, что их настоящее процветание достигнуто, в основном, благодаря его успешной деятельности, взывал к их гражданской гордости – краеугольному камню Республики. Но красноречие Цезаря мало трогало Юлию, ее мысли были заняты совершенно другим: бросались в глаза стоящие рядом ее дедушка, Марк Брут и Гай Кассий – эта троица тоже слушала речь Цезаря, но на их лицах не отражался восторг, оратор был их ярым врагом, и его очевидная власть над аудиторией пугала их, приводя в уныние. Юлия отвела взгляд от Каски, ей не хотелось думать о политических интригах, в паутинах которых запутались эти люди. Ее собственный мир необычайно сузился, включая только ее саму и Марка.
Цезарь, закончив свою речь под восторженные крики толпы, в окружении боевых соратников сошел вниз по лестнице и оказался на улице – толпа двинулась за ним. На площади перед храмом их ждали священники, облаченные в одежды древних воинов, символизирующих победоносную римскую армию. Первого марта отмечались не только день Нового года, но и начало месяца, посвященного Марсу – богу войны. Празднуя это событие, священники, пританцовывая, шли по городу, размахивая щитами, освященными первосвященником. Эта церемония официально означала начало сезона военных действий. Щиты не вернутся в дом первосвященника до октября, когда военные действия обычно завершались.
Цезарь и его окружение шли за подпрыгивающими священниками, приветствуя толпу, которая присоединялась к процессии, идущей по улицам города к резиденции первосвященника, где его жена совершит жертвоприношение Юноне – богине всех счастливых начинаний. После этого народ начнет праздновать и отдыхать, поскольку считалось грехом работать в такие дни. Благоразумнее отложить все дела и праздновать вместе с большинством, чтобы не навлечь на себя беду, так как ослушников боги наказывали: вздумает человек посадить дерево, а в будущем его обязательно поразит молния и оно упадет на крышу его дома; решил он забить свинью – мясо непременно испортится и отравит его. Боги требовали к себе внимания во время праздничных церемоний, и, если кто не уделил его, пеняй на себя.
Ливия Версалия подала знак, и весталки вернулись в храм. Позади слышались звуки музыки и радостные крики толпы, покидающей площадь.
* * *
Рим только что отпраздновал Новый год, а впереди – иды, день пятнадцатого марта, середина месяца; затем отмечался праздник Анны Перенны, богини, знаменующей смену времен года, извечное возрождение природы; следом наступит праздник богини Минервы, покровительницы ремесел и искусств. Март, таким образом, самый обильный на празднества месяц, и обычно с наступлением апрельских праздников – богини зерна и весенних ритуалов – у римлян уже не было сил. Но ничто не останавливало граждан Рима от соблюдения этих дней, игнорирование богов могло привести к несчастью в будущем.
В следующий базарный день – он пришелся на время между первым марта и идами – Марк наблюдал за домом Сеяна, ожидая, когда уйдет Парис. Его не покидала тревога: интересно, как отреагирует оппозиция Цезаря на известие о том, что восемнадцатого марта он отправляется в Парфию с передовым отрядом. В связи с изменениями планов, Каска и верные ему когорты могут что-нибудь предпринять, но он не мог себе представить, что это случится. Популярность Цезаря так велика, что открытое выступление против него очень опасно, однако все может быть – они могут решиться на какие-то действий до его отбытия из Рима.
Он вздрогнул, увидев открывающуюся дверь в доме Сеяна, – на пороге появился врач в сопровождении раба. Подождав, пока он скрылся из виду, Марк направился по холму к саду Сеяна. При приближении к дому его сердце громко стучало, как это всегда происходило перед встречей с Юлией.
Как прекрасно выглядела она на зажигании огня в храме Весты. Во время этого ритуала для него, кроме Юлии, никого не существовало.
Им нужно бежать отсюда.
Марк, будучи практичным человеком, не станет оплакивать свою горькую судьбу и безвыходность создавшейся ситуации, а она такова, какова есть. Пусть все будет по Цезарю – «жребий брошен»: то, что совершилось, уже не изменишь. И ему нужно действовать в связи со сложившимися обстоятельствами, а не желать изменить их.
Юлия ждала его в комнате. Увидев ее, он не стал предаваться предварительным ласкам, а поднял ее на руки и понес в постель.
Марк нежно опустил ее и лег рядом, прижимая ее к себе. Юлия наблюдала, как он развязал накидку, обнажил ее до талии и стал сразу же страстно целовать и ласкать ее груди. Она вздохнула и закрыла глаза.
Не в силах ждать дольше, он поднялся, быстро скинул с себя одежду и почти мгновенно вернулся к ней, протягивающей руки ему навстречу.
Их движения, уверенные и целеустремленные, быстро привели к изнеможению и насыщению. Только тогда, лежа в его объятиях, Юлия вдруг вспомнила, что они пока не обмолвились ни единым словом.
– Марк, – нежно позвала она. Неяркий свет бросал тени на его лицо, подчеркивая высокие скулы. Черные волосы, отросшие со дня их первой встречи, опускались на лоб, густые ресницы отбрасывали тени на щеки, такие же темные, как и волосы. Он слегка улыбался, и белые зубы поблескивали на загорелом лице.
У Юлии перехватило дыхание, и она не смогла произнести ничего больше.
Она любила его так сильно.
– Что, Юлия? – спросил он.
Она чуть привстала, посмотрела в лицо.
– Необходимо придумать что-то другое: мне нельзя больше продолжать встречи с врачом.
– Почему?
– Ливия Версалия стала очень подозрительной, а кроме того… – она замолчала.
Марк внимательно смотрел на нее, слегка покрасневшую.
– Сегодня пришлось попросить Ларвию прекратить прием – Парис намеревался осмотреть меня более тщательно. Если продолжить встречи с ним, он обнаружит, что я уже больше не девственница.
Марк задумался. Она права.
– Он уже проверял… – начал он, но Юлия прервала его.
– Нет, в этот раз я постаралась, чтобы он этого не сделал, но боюсь, что в будущем не смогу избежать этого. В конце концов, это его предположение, что у меня женское заболевание.
Марк пожал плечами.
– Ну что ж, хорошо. В любом случае, опасно встречаться в одном и том же месте. Благоразумнее что-то придумать другое.
– Что же?
– Еще не знаю, но что-нибудь придумаю.
– Может, Септим поможет нам?
Марк задумался.
– Может быть.
– Он хороший друг? – спросила Юлия.
– Да, всегда был хорошим другом, но…
– Что но?
– Мы же не просим его одолжить нам лошадь с плугом, Юлия. Связь с нами может привести к очень серьезным последствиям.
– Он уже помогал нам – спрятал меня, когда я потеряла туфли.
– Это не одно и то же: ему придется регулярно прятать в своем доме тайных любовников.
– Именно это и делает Ларвия.
– Септим – не Ларвия, – сухо отозвался он.
– Что ты имеешь в виду? – недовольно спросила Юлия.
Марк сжал ее плечо.
– Успокойся, это комплимент. Твоя сестра – женщина редкого мужества. Как, впрочем, и ты. Не могу поверить, что этот хитрый и осторожный Каска – твой дед. И, как я слышал, его сын был не лучше.
– Но ты не знал мою мать, – тихо проговорила Юлия.
– Счел бы за честь познакомиться с ней, – улыбнулся Марк. – Какой она была?
– Ларвия похожа на нее. Она могла противостоять отцу. Наверное, он бы развелся с ней, чтобы найти более угодливую жену, если бы не знатная семья и уже использованное им ее приданое для своего богатства. А в случае развода пришлось бы выплатить стоимость приданого отцу матери, да ему также очень хотелось сына. Она умерла, родив мальчика.
– А ребенок?
– Умер тоже.
– Очень жаль.
– Если бы она была жива, я никогда бы не стала весталкой.
– В самом деле? Она обладала таким влиянием?
– Может быть, несколько преувеличиваю и отец все равно бы принял это решение, тем более, что Каска принуждал его к этому. Но у моей матери было свое мнение по этому поводу, и отец, возможно бы, прислушался к ней. Иногда так и происходило.
– Значит, он любил ее?
– Да, любил. А понял это слишком поздно, только после ее смерти.
Вдруг послышался какой-то шум в зале. Марк насторожился и мгновенно сел.
– Там кто-то есть, – прошептал Марк. – Надеюсь, это Ларвия.
– Возможно, Вериг.
– Вериг?
– Раб из Галлии, который убил твоего друга Антония. Сейчас он телохранитель Ларвии. Она рассказала мне все о нем.
Марк изумленно уставился на нее.
– Ему известно, что мы здесь? – недоверчиво спросил он.
– Да.
– Юлия, ты сошла с ума. Этот человек – галл, у которого есть все основания ненавидеть меня. Я сдал его магистратам за убийство римского воина!
Юлия кивнула.
– Как ты можешь доверять ему?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32