Неудивительно, что у него было плохое настроение.
– Когда это все случилось, в самый первый день, вы приходили ко мне? – требовательно спросил Вериг.
– Конечно. И вызвала Париса.
– Нет, до этого? Помню, вы были здесь, но не уверен, во сне это было или наяву, – он внимательно следил за выражением ее лица.
Ларвия почувствовала неловкость.
– Возможно, и приснилось.
– Вы что-то говорили?
– Просила не разговаривать, уверяла, что мне уже все известно, и вызван врач.
– Вы дотрагивались до меня?
Она понимала, к чему клонится этот вопрос, особенно теперь, когда миновал кризис, и в нем снова пробудился упрямый, полный собственного достоинства человек. Ему незачем знать, что произошло, когда лежал в бессознательном состоянии, лучше удерживать его в постели.
– Пытался встать, но я удержала тебя, – уклончиво объяснила Ларвия.
– Но помнится…
В дверях появился Менандр, и Вериг замолчал.
– Нестор в гостиной, как вы приказали, госпожа. Ларвия сразу же поднялась, обрадовавшись, что можно избежать его допроса.
– Зайду позже, – бросила Ларвия и буквально вылетела из комнаты.
Нестор, ожидая хозяйку, стоял посреди комнаты и смотрел в пол. Она остановилась перед ним, он не смел поднять на нее глаза.
– Ты непростительно превысил свою власть в отношении Верига, – сурово произнесла Ларвия. – Я никогда не разрешила бы такое наказание, тем более, что не приветствую такое жестокое обращение со слугами. С тех пор как умер мой муж, передав всю власть мне, в этом доме ни разу не наказывали плетьми.
– Но, госпожа…
Ларвия предостерегающе подняла руку.
– Я дала тебе несколько дней, чтобы мог обдумать свой поступок, но не вижу твоего раскаяния: ты относился к Веригу с подозрением с самого первого дня, а приказав наказать его плетьми, излил на него свою злобу.
– Он на вас плохо влияет, – сухо произнес Нестор, – и это видно не только мне, многие слуги заметили ваше пристрастное отношение к нему.
– Это касается только меня, Нестор, а не тебя! С этого часа ты освобождаешься от всех обязанностей и теперь должен находиться в своей комнате. Всеми делами в доме займется Менандр. Потом решу, что делать с тобой. На этом все.
Старик не двигался. Казалось, его ноги приросли к полу. Ларвия заметила, что его бьет дрожь, и ей стало не по себе: некоторые безжалостные хозяева отказывались от старых слуг, когда те уже не могли хорошо исполнять свои обязанности. Судьба стариков иногда складывалась плачевно: их иногда продавали в более бедный дом или даже выбрасывали на улицу. Возможно, именно поэтому Нестор опасался нового раба с самого первого дня его появления. Отличавшийся умом и способностями Вериг, благодаря своему положению, постоянно находился рядом с хозяйкой.
– Все будет хорошо, – добавила Ларвия, смягчившись. – Ничего плохого с тобой не произойдет. Необходимо время, чтобы все обдумать. Должно быть, я плохо управляю домом, если такие вещи могут случаться под моей крышей. Еще поговорю о твоей последующей жизни, когда все станет на свои места.
Нестор поклонился и быстро вышел, явно успокоенный.
Ларвия села на диван и стала размышлять, что ей делать со старым слугой, с Веригом, с запретной любовной связью Юлии и о том, какой тревожной и опасной становится ее жизнь.
* * *
Юлия стояла на коленях перед сундуком с одеждой, перебирая платья, и, наконец, извлекла нужное.
– Вот оно, – показала она Марго, – Я знала, что оно здесь.
Она подала служанке отделанное золотой каймой одеяние, которое использовалось только раз в году на первое марта.
Марго внимательно осмотрела платье.
– Нужно отпарить, я отдам служанке в гардеробную, – она сложила вуаль на туалетный столик. – Тебе также нужно приготовить пурпурную накидку. Где она?
Юлия указала на лежащую на стуле тунику. Обе женщины готовились к новогодней церемонии, которая должна состояться на следующий день. Она заключалась в погашении и разжигании священного огня богини Весты. Во времена этрусских царей огонь зажигался от трения друг о друга деревянных палочек; теперь использовались солнечные лучи, которые фокусировались с помощью вогнутого зеркала. В старинные времена, если вдруг огонь – основа самой жизни поселян, так как использовался для разжигания домашних очагов – угасал, беспечную весталку наказывали плетьми. Но во времена Юлии огонь уже играл символическую роль, за ним следили постоянно. Священный очаг гасился только один раз и совершала это Верховная Жрица-весталка на Новый год в присутствии внимательных глаз римлян.
Специальные одеяния Юлии составляли часть ритуала. Ливня Версалия сама зажигала огонь в присутствии остальных весталок, одетых в древние одежды. Редко кто из простых римлян помнил истоки этой церемонии, но она являлась одной из любимых старинных традиций, ритуалом, объединяющим римский народ.
– Чьи это сандалии? – спросила Марго, оборачиваясь к Юлии и указывая на сандалии госпожи Гракх.
– Сестры Ларвии, – не моргнув глазом, выпалила Юлия. – Днем шел дождь, и мои туфли промокли, она дала свои.
– Нужно было принести их сюда, – нахмурилась Марго. – Возможно, еще сгодятся, ведь за твой гардероб платят римляне, и ты не можешь быть расточительной.
Юлия улыбнулась про себя: Марго так давно прожила в атрии, что начала рассуждать, как Ливия Версалия, – долгие годы службы наложили на нее свой отпечаток, и она едва уже помнила, откуда родом.
– Почему вчера пришла так поздно? – задала вопрос Марго. – Ливня осведомлялась о тебе.
– Осмотр врача занял много времени.
– Он считает, что лечение помогает?
– Ему виднее.
– Ты в самом деле чувствуешь себя лучше?
Юлия кивнула.
– Хорошо. Значит, визиты к врачу скоро прекратятся, хотя я считала, что должна ходить с тобой, но ты же знаешь, Ливия всегда находит для меня какую-нибудь работу, когда тебя нет.
Юлия, действительно, хорошо знала Ливию: Верховная Жрица распоряжалась временем Марго как своим, считая, что рабыня должна заниматься делами и хозяйством, а не сплетничать со слугами в доме Сеяна, пока Юлия навещала сестру. Ей оставалось благодарить судьбу за это: если бы Марго получила разрешение сопровождать Юлию, хитрость с врачом стала бы бесполезной – она не осталась бы на улице в паланкине с носильщиками, ждала бы в доме, следя за каждым шагом своей подопечной, словно заботливая мамаша, кем она и была на самом деле, исключая лишь сам акт рождения.
Встречи с Марком стали бы невозможны, а она теперь только этим и жила.
Казалось, что следующий базарный день отделяет вечность. Лежа по ночам без сна, вспоминая его сильное тело, нежные прикосновения, она испытывала приступы желания, которое мог удовлетворить только он, Марк, поэтому не находила себе места, плохо спала и худела. Марго, следившая за ней, словно страж, отвечающий головой за солнечные часы, замечала изменения в поведении весталки, но не могла определить, чем они вызваны. Юлия тоже понимала это и пыталась убедить служанку, что причиной всему ее «болезнь». Вот почему Марго так внимательно расспрашивала ее о мнении врача – рабыня выискивала признаки улучшения в состоянии своей госпожи и не находила их.
А всему причиной была любовь Юлии.
В дверях апартаментов появилась Данута.
– Юлия Розальба, тебе нужно идти в храм, скоро начнется очищение.
Юлия поднялась с колен, отряхнула руку и последовала за рабыней в зал. Накануне Нового года все весталки мыли место поклонения водой из священного источника, готовили храм к завтрашней церемонии. Для совершения ритуала запрещалось использовать воду из водопровода. Марк в свое время и воспользовался походами весталок за водой к источнику и впервые заговорил с Юлией.
– Все уже ждут тебя, – добавила Данута тоном, который подчеркивал, что Юлия опаздывает.
Юлия вздохнула. В последнее время она уже не могла, как раньше, терпеливо исполнять долг весталки, требовавший так много времени и казавшийся ей теперь не таким уж важным.
Ее мечты – это побег с Марком.
Но пока до этого далеко, надо продолжать исполнять свой долг и ежедневно хитрить.
Следом за Данутой Юлия вошла в храм.
* * *
Вериг, сидя на краю постели, надевал тунику, морщась от боли, раны на спине затянулись, но нельзя было делать резких движений. Он встал, осторожно потянулся, причесал волосы, вышел из комнаты и направился в зал.
Была середина ночи – все спали.
Ему нужно было немедленно переговорить с Ларвией.
Ее изменчивое поведение измотало его: ей можно обманывать себя, но не его, хорошо помнившего ее приход в его комнату после зверской экзекуции, и знавшего, что слова любви, ее ласки не были сном. А теперь, когда он выздоровел, она снова отдалилась, стараясь сделать вид, что заботится о нем так же, как о всяком другом.
Этому пора положить конец.
Вериг шел по дому в полной тишине, факелы, бросая тусклые отблески на полированный пол, указывали ему путь к комнате Ларвии. В приоткрытую дверь было видно, что ее постель пустовала. Взглянув в сторону галереи, в лунном свете увидел ее сидящей на скамейке с поднятой головой, – очевидно, рассматривала звезды, надеясь получить успокоение. Он пересек спальню и вышел наружу, остановившись за ее спиной. Ларвия подняла голову. Увидев его, замерла.
– Что ты здесь делаешь? – проговорила она. – Должен спать.
– Как и вы.
Ларвия поднялась – сквозь прозрачную ночную рубашку из рифленого шелка в свете луны просвечивалось ее стройное тело. Она торопливо скрестила руки на груди.
– Иди спать, Вериг. Ты еще не выздоровел. Что будет, если кто-нибудь увидит тебя со мной?
– Мне все равно. В любом случае, уже поздно, и все спят.
Ларвия собралась уходить – он схватил ее за плечи, а потом за запястье и повернул к себе.
– Ларвия, я хорошо помню, что ты говорила в тот день, когда меня высекли, знаю, это был не сон. Помню, что ты делала, как касалась и что говорила.
Женщина смотрела на него широко раскрытыми светлыми глазами.
– Ларвия, ты меня любишь? – решительно спросил он. – Признайся?
На ее лице читался ответ, но она молчала, отказываясь признать правду.
– Если любишь, скажи об этом сейчас, а если нет, я сегодня же ночью покину этот дом, и ты никогда не увидишь меня. Мне все равно, даже если никогда не получу свободу или ты пошлешь за мной всех ищеек Рима. Не могу оставаться здесь дольше и видеть тебя и не владеть тобою.
Ее била дрожь, словно лист на ураганном ветру.
– Или считаешь, что унизишь себя своей любовью ко мне? – спросил Вериг. – Да? Так? Или волнуешься, что скажут люди? Как можно рисковать, помогая сестре, а самой оставаться такой трусливой?
Ларвия пыталась вырваться, но он крепко держал ее за руку.
– Неужели боишься потерять все это? – он кивнул в сторону дома. – Доверенные твоего мужа могут лишить тебя всего, узнав, что ты спишь с рабом?
Она закрыла глаза.
Возмущенный, Вериг оттолкнул ее от себя так грубо, что она пошатнулась.
– Я ухожу, – произнес он. Лишь слабая дрожь в голосе выдавала бурлящие внутри его страсти. – Если что-то еще значу для тебя, не посылай ищеек. Еще лучше – скрой мое исчезновение в течение нескольких дней, это поможет мне надежно скрыться.
Он успел уже пройти половину галереи, когда она бросилась за ним и загородила дорогу.
– Пожалуйста, не уходи, – прошептали ее губы, а слезы текли по лицу.
Вериг резко остановился, сердце его бешено забилось.
– Ты не представляешь, что они могут сделать с тобой, – добавила она, утирая ладонью слезы.
– Кто? – тихо спросил он.
– Магистраты. Если узнают, осудят за сексуальное преступление, то есть незаконные половые отношения с благородной женщиной – приговорят к смерти.
– Думаешь, меня это волнует? Сколько раз меня приговаривали к смерти? День кажется скучным, если это не случается.
Ларвия улыбнулась сквозь слезы, покачав головой в ответ на абсурдность его слов.
– Ларвия, не сдерживай своих чувств, сейчас очень поздно, нет ни единой души, кроме нас, никто не увидит, если поступишь так, как хочешь, а не так, как обязана.
Ее глаза закрылись, а когда вновь открылись, выражение лица сделалось решительным и одновременно страстным.
Вериг протянул руки, и она бросилась в его объятия.
ГЛАВА 7
– Как-то неловко, – прошептала Ларвия. – Это было так давно, да и тогда не очень-то получалось.
– Со мной будет все хорошо, – заверил Вериг и, подняв ее на руки, как бесценную амфору, внес в дом.
Ларвия в его объятиях испытывала огромное счастье, уступив судьбе, – надоело тревожиться и переживать из-за своей любви к нему, спорить с собой, взвешивать все «за» и «против». Как давно ей грезилось это, и наконец счастливый момент наступил. Какое это чудо, что можно коснуться и чувствовать его тепло, силу и полную безопасность. Вериг опустил ее на постель, и его большое тело как бы окутало ее небольшую фигурку, а поцелуи заставили забыть о всех страхах и тревогах – желание заполнило ее всю, не оставив места другим мыслям. Открыв губы, она ответила на его поцелуй и почувствовала, как мгновенно откликнулось на ее ласку все его тело.
Вериг полностью завладел инициативой, делая это мастерски, впервые поменявшись ролями, и Ларвия с радостью подчинялась его сильным рукам, крепко прижимавшим ее к себе, гладившим спину, распущенные волосы, шелковые пряди которых льнули к ладоням. Крепко сжимая ее, не давая двигаться, он буквально впивался в ее губы с такой силой, что она прильнула к нему с новой страстью, – все вокруг для нее исчезло, кроме его одного. Вериг издал звук – полустон, полувздох, его руки опустились к ее бедрам, с неистовой силой прижимая их к своему телу. Ларвия вскрикнула, почувствовав его возбуждение.
Сплошные контрасты дурманили ее: стройные сильные руки, ноги и удивительно мягкие губы; запахи чистого тела, волос и его шерстяной домотканой туники. Никогда ей не доводилось испытывать такого наслаждения: погружать пальцы в его густые светлые волосы с завитками на затылке; ощущать себя беспомощной, безвольной и не имеющей желания сопротивляться; не помнить, кто из них раб, а кто хозяйка, обязанная оберегать свое имя;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32