добровольно принять волю рока. Ты шутил: «Человек подобен собаке, привязанной к повозке; если собака умна, она бежит добровольно и счастлива, если же она упирается, садится на задние лапы и скулит, повозка тащит ее». Я уподобился той собаке. Где-то у меня хватало ума идти за повозкой, а где-то я упрямился, садился на задние лапы, упирался, тогда повозка безжалостно тащила меня.
Сейчас я озадачен, обескуражен, сбит с толку. Клянусь Юпитером, я шел к иудеям с миром. Готовился стать – как истый твой ученик! – правителем справедливым, милосердным и добродетельным. А стал – палачом! Сейчас я много думаю о том, что ты говорил о божественной воле: будто в отличие от человеческой воли, она может быть только благой. Сначала мне казалось, что именно эта высшая воля и сделала из меня палача. Ибо твой ученик послал на казнь невиновного. И потому эта воля казалась мне злом. Кому во благо я, римлянин, игемон иудейский, пойдя на поводу у постоянно интригующего против Рима синедриона, обрек на смерть Галилейского мудреца, выдававшего себя за Сына Божия? Кому? – спрашивал я себя и не находил ответа. Но после того как распространился слух, что этот мудрец воскрес – да, да, воскрес! слыхал ли ты что-нибудь подобное? – и встречался со своими учениками, и его видели в разное время в разных местах, когда иудеи показали мне пророчества о нем в своих темных таинственных книгах и признались мне, что они ошиблись и подбили меня послать на смерть действительно Сына Божия, я увидел свою миссию в ином свете. Я вдруг понял, что учитель мой Сенека опять оказался прав: воля Проведения может быть только благой. Я понял, что это Проведение моими руками выстраивает один из своих великих религиозных проектов…
Да, да, любезный Сенека! Твой ученик Пилат не сошел с ума. Его руками закладывается фундамент чуждой нам сейчас веры, которой – поверь! – суждено покорить Рим. Разве не руками Александра, Цезаря, Августа Октавиана с какими-то неведомыми нам смертным, но обязательно, как ты считаешь, благими целями перекраивалась вселенная? Так и сейчас: на смену империи силы грядет империя любви Божией, о которой говорил мне перед казнью этот галилейский философ и которую, как выяснилось позднее, послал проповедовать в мир своих учеников. Поразительно то, что Он, как и ты, учил благодеянию. В благодеянии, как и ты, Сенека, Он видел спасение рода человеческого.
Зависть и эгоизм давно подточили Pax Romana. Ты же сам учил, что чиновник больше не служит римскому народу, он служит лицам! Его цель – как можно дольше удержаться у власти. Обогатиться. И нет больше – кроме корысти! – воодушевляющей римский народ идеи. А это конец империи! Империя без идеи мертва! Но мало кто понимает это.
Назарянин тот говорил мне и о равенстве в духе, и о милосердии, о всепрощении, о любви к ближнему, о том, что все люди – братья, и временами казалось, что этот Га-Ноцри, как его называли евреи, – лучший твой ученик. Заметь, мы оба твои ученики! Но плут первосвященник вынудил меня подписать приговор. Синедрион объявил, что Га-Ноцри, называвший себя Царем Иудейским, – враг кесарю. И если я не подпишу приговор, то синедрион объявит, что прокуратор пошел против кесаря, и тогда, как ты понимаешь, моя песенка спета. Ты знаешь положение дел на Палатине. Сеян пал. Его приближенные рассеяны и уничтожены. Многие уже напомнили мне о моей дружбе с Сеяном. И потому я вынужденно пошел на поводу у иудеев.
И вот – Галилеянин тот воскрес… Да, да – воскрес! Я никак не могу успокоиться по этому поводу. Думаю, и ты озадачен. А мне-то каково, представь! Вот ты, Сенека, великий римский философ, смог бы объяснить это Тиберию? Так вот, когда я провел расследование, собрал множество доказательств и тоже уверовал в это воскресение, я понял – то рука Проведения. Ибо пришло время, и миру больше не нужен мраморный римский Юпитер, а нужен Распятый, принявший на себя грехи человеческие и воскресший Сын Человеческий.
Выскажу крамольную мысль: миру нужен не бог-Громовержец, а Бог-Спаситель!
О, если бы ты знал, как много я думал над тем, что со мною случилось! Особенно когда готовил Риму доклад о событиях четырнадцатого дня нисана. Я старался быть в словах осторожен. Ты ведь знаешь императорскую камарилью. Это тебе, учителю своему, я могу открыться. А в докладе Тиберию я был сдержан. Минимум оценок и никаких прогнозов о нашем импер-ском завтра. Ведь, не случись воскресение этого странного проповедника Га-Ноцри, это была бы заурядная казнь бродяги, коими полны затхлые иерусалимские переулки… Цикута сделала Сократа Сократом. Распятие сделало проповедника Иисуса Христом!
Да, брат Сенека, всего, что произошло в те дни в Иерусалиме, не перескажешь. Было много всякого вздора. Но что потрясло – это выбор, сделанный иудеями. Мне же, поверь, хотелось сохранить жизнь этому проповеднику твоих истин, и я стал придумывать, как вывернуться, чтобы иудеи не смогли припереть меня к стенке. Все должно быть по закону. Но в эти минуты я уже понимал, что не я управляю происходящим. Происходящим управляет Рок. Проведение. И самое удивительное, но это я понял позднее: этот Га-Ноцри предвидел исход судилища, и мне даже казалось, старался избавить меня и себя от слишком затянувшихся разговоров.
Как прокуратор я мог отпустить ради праздника одного из приговоренных к казни. Этим и решил воспользоваться. Я велел привести к народу жестокого убийцу Варавву. Поставил его рядом с Га-Ноцри. Потом обратился к собравшимся вокруг претория иудеям и сказал им: «Вот Сын Человеческий, выдающий себя за Царя Иудейского. Он учит народ возлюбить ближнего, как самого себя, и прощать врагов своих. Он учит подставлять правую щеку, когда тебя ударили по левой. А вот другой арестант, известный вам разбойник Варавва. Он учит, как учил иудеев Моисей: око за око, зуб за зуб, руку за руку, ногу за ногу, ушиб за ушиб. Кого отпущу вам?»
И надо ли тебе подсказывать, кого они просили освободить? Ты угадал, брат Сенека! Разбойника Варавву. Я был расстроен. Я негодовал. Я искал, как освободить Га-Ноцри, но сделать это должен был так умно, чтобы в который раз не полетела депеша в Рим. Я не находил выхода. Был еще спор с первосвященником, где он заявлял, что, если я не вынесу смертного приговора выдающему себя за Царя Иудейского, я враг кесарю. Как понимаешь, мне только этого не хватало в моем положении.
В итоге Назарянина распяли. И представь, что этот Га-Ноцри точно жалел меня. Он сказал мне перед тем, как Его взяла стража: «Не отчаивайся, игемон. Спаситель всегда ждет и прощает тех, кто истинно раскаялся».
И на душу лег камень.
А теперь пойми мое состояние, когда мой личный иерусалимский осведомитель, явившись поутру в преторий шестнадцатого нисана, когда я уже собрался убраться от всех этих местных ужасов к себе в Кесарию, вдруг сообщил, что Га-Ноцри воскрес. И его воскресение подтверждают свидетели. Пьеса достигла кульминации. Исполнилась воля Божия. Прокуратор Пилат, первосвященник Каиафа, Сын Божий Га-Ноцри сыграли свои роли. Что дальше?
Ты понимаешь: долг обязывал прокуратора готовить доклад Тиберию. Но как объяснить Риму, что же, собственно, здесь, в Иерусалиме, произошло? Как объяснить воскресение? Как объяснить необъяснимое? То, что для иудеев проще простого, – римскому уму не постичь. А как быть с тем, чему учил Галилеянин?
Как добросовестный римский чиновник, я вник во все перипетии этого неординарного дела, изучил все похождения и проповеди Га-Ноцри, мои люди опросили свидетелей, и вот после долгих раздумий, как ученик великого Сенеки, я понял величие проекта, реализованного в Иерусалиме четырнадцатого нисана Проведением. В Риме же эта история будет воспринята как красивая сказка Пилата…
Итак, что же я понял? Я понял, что твои сентенции, о великий Сенека, как это ни печально, так и останутся в анналах истории, вызывая восхищение досужих моралистов вроде твоего почтенного слуги Пилата. А идеи Га-Ноцри, выраженные на языке плебса, легко угнездившись в сердцах страждущих спасения – сирых, обиженных, угнетенных, прорастут мощной порослью и породят веру, которая, как некогда рим-ские легионы, заполнит все ниши и пространства земных континентов. Тогда, поправ все пантеоны национальных богов, над пробуждающимся человечеством утренней светлой звездой воссияет Спаситель со своей проповедью братской любви и прощения. Вот что я понял. Понял и – растерялся: мне-то, прокуратору римскому, как быть, что делать?
Верить ли в то, что через меня исполнилась божественная воля, которая, как ты учил, может быть только благой, и радоваться? Или до конца жизни скорбеть, каяться и молиться, что послал на смерть праведника, освободив убийцу, и каждодневно смывать и смывать с рук невинную кровь Га-Ноцри?
Ответь мне, о великий моралист и учитель благородных римлян Сенека.

Глава 19
Видение Иоанну об отроке

После успения Богородицы Иоанн покинул Иерусалим и пошел проповедовать, создавать по берегам Средиземноморья христианские общины и церкви, крестить во имя Отца и Сына и Святого Духа, отвращать язычников от служения идолам, обращать праведных иудеев в новую веру, лечить больных, сирых, исцелять увечных, изгонять бесов, биться с волхвами и лжехристами, как это уже делали десять его братьев – первых учеников Иисуса – и семьдесят новых апостолов…
Днями вышла у него распря с Петром. Иоанн даже поразился: предопределено ему было, что ли, сталкиваться с Симоном Иониным, точно в давние времена на берегах Галилейских?
А дело было такое. Случилось раз быть Иоанну в Лидде, где они с Петром на собранные общиной деньги возвели Храм, который Богоматерь освятила. И увидел он: недалеко от Храма сидят на земле мальчик и девочка и горько плачут. Иоанн остановился возле детей и стал спрашивать. Люди рассказали, что родители этих детей умерли враз, ибо жестоко согрешили. Иоанн стал расспрашивать: велик ли грех. Ему поведали. Некто Анания и жена его Сапфира обратились к Петру с просьбой принять их в общину. Петр сказал: продайте имение и передайте деньги общинникам. Ибо сказано: «Пойди, продай все имущество свое, раздай бедным и получишь сокровище на Небесах, и приходи, следуй за Мной». Те пошли, продали то, что имели, и принесли деньги, утаив по неразумению своему и суетности своей малую часть их для своих личных нужд. Обман вскрылся. Видя такую неправедность, горячий Петр сильно осерчал. «Анания, – сказал он, – для чего ты допустил сатане вложить в сердце твое мысль солгать Духу Святому и утаить из цены земли? Ты солгал не человекам, а Богу». Услышав такие слова, Анания упал бездыханен.
Скоро пришла жена Анании, Сапфира, и Петр спросил ее, за сколько они продали землю. Жена, не зная о случившемся, простодушно повторила слова мужа. Тогда Петр сказал: «Зачем искушаете вы Духа Святого? Вот входят в двери погребавшие мужа твоего, и тебя сейчас вынесут».
И женщина упала у ног его и испустила дух.
Услышав эту историю, Иоанн сильно огорчился. После ухода Учителя Симон Ионин, забыв, что трижды предал Иисуса в Страстную пятницу, возомнил себя среди апостолов большим и не раз действовал поспешно. Все, кто был в последние часы с Учителем в Гефсимании, помнят, как набежала стража с мечами, с факелами и как Петр выхватил меч и отрубил одному из нападавших ухо. Иисус же, подосадовав, остановил Петра и, коснувшись уха, тотчас исцелил его. И с Ананией и его супругой, конечно, Петр опять погорячился. Не призвал согрешивших к покаянию, к исповеди. Не произнес, как истый служитель Ключей: «Я прощаю». А Учитель учил прощать. Видно, забыл Симон Ионин, как простил ему Господь троекратное отречение, какой мягкой была епитимья оступившемуся Петру. Иисус не корил отступника, лишь трижды вопросил его: «Симон Ионин! любишь ли ты Меня?» И Симон трижды подтвердил, что – любит. Трижды обещал пасти агнцев и овец Его. И достоинство оплошавшего в Страстную пятницу Симона было восстановлено в глазах братьев его. Учитель всегда оберегал лад и доверие между братьями. И с тех пор Иоанн понял, что Бог есть любовь.
И поняв это, он так и судил дела мирские.
Огорчившись гибелью Анании и Сапфиры и не понимая, за что те были наказаны смертью, он пришел к Петру и, ни в чем не упрекая Кифу, повел себя так, как, наверное, повел бы себя их общий Учитель. Ибо Иоанн со времен Галилейских всегда и во всем старался подражать Ему.
Иоанн сказал Петру: «Брат Симон, давай вспомним, как Отец наш небесный наказывал человеков. Откроем Писание и прочтем, как возопил Авраам к Господу: „Судия всей земли поступит ли неправосудно?“»
И Иоанн стал читать Петру из Писания, как внимателен, как осмотрителен и как осторожен был Господь, назначая грешникам наказание. Никогда не рубил с плеча.
«И сказал Господь: вопль Содомский и Гоморрский, велик он, и грех их, тяжел он весьма.
Сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко Мне, или нет; узнаю.
И обратились мужи оттуда, и пошли в Содом; Авраам же еще стоял перед лицом Господа.
И подошел Авраам, и сказал: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым?
Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нем?
Не может быть, чтобы Ты поступил так, чтобы Ты погубил праведного с нечестивым, чтобы то же было с праведником, что с нечестивым; не может быть от Тебя! Судия всей земли поступит ли неправосудно?
Господь сказал: если я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу все место сие.
Авраам сказал в ответ: вот, я решился говорить Владыке, я, прах и пепел:
Может быть, до пятидесяти праведников не дотянет пяти, неужели за недостатком пяти Ты истребишь весь город? Он сказал: не истреблю, если найду там сорок пять.
Авраам продолжал говорить с Ним, и сказал: может быть, найдется там сорок. Он сказал: не сделаю того и ради сорока.
И сказал Авраам: да не прогневается Владыка, что я буду говорить: может быть, найдется там тридцать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36