Зулусский водевиль

Мы не взяли в кадр индусов. Потому что мы угробились на широкомасштабное создание чисто африканской реальности.
Вдобавок наконец прилетела достаточно великая певица. И все прояснила. Ну, в смысле, кого брать в кадр, кому стоять за кадром и для чего мы все здесь собрались и вторую неделю кормим клещей и дразним своей упитанностью крокодилов.
Первый эпизод великой дивы должен был начинаться так: прямо посреди девственной саванны садится самолетик в стиле ретро, из него (приплясывая), выходит дива и движется (приплясывая) в сторону аутентичной деревни. Где все (включая воинов, дев, детей, коров и прочую живность) ликуют, подтягивают припев и, естественно, приплясывают.
Раздолбанный самолетик нам поставили безбашенные русские летчики, непонятно как дотянувшие его до Южной Африки восемь лет назад. Последние семь лет самолетик был прикован цепью к ограде аэропорта. Как средство непонятного передвижения. По мнению местных специалистов – точно уж не летного. Но безбашенные русские летчики ночью подпилили цепь, тайком загрузили в кукурузник певицу и несколько клевретов-администраторов и теперь мчались в нашу сторону уже четвертый час на предельной (для этого средства) скорости.
По стерне дикой африканской саванны в истерике метался Мишаня. Он не знал, кого снимать, когда откроются двери самолета. Потому что он далек от попсы. Режиссер успокоил его. Он сказал: как увидишь незнакомое лицо – снимай. Остальные – наши администраторы.
Мишаня снимал, бегая вокруг картонного рыдвана и собирая на себя клещей, как спаниэль.
Но тут со стороны деревни в кадр попал Белый Зулус. Он размахивал руками и, как нарочно, был белее обычного.
Это он побледнел от ужаса. Потому что из деревни накануне съемок унесли не только одеяла. Из деревни увели коров.
Режиссер (продолжая съемку особо душераздирающего приплясывания дивы) скомандовал немедленно найти коров.
– Как их найти? – опешил Зулус.
– Ну, бежать к местным и отбить наших коров! И?живо!!!
Ни Зулус, ни каптенармус, ни даже гений Шилов наших коров в лицо не помнили.
Они сели в грузовик и под восьмой дубль третьего куплета добрались до ближайшего пастбища.
Где и отловили в огромной спешке первых попавшихся коров.
Встреча в деревне прошла отменно. Обретенные не совсем честным путем коровы уже приплясывали в загоне, дети уже размазывали сопли по кричащему наряду дивы, а девы и воины уже встали на полупальцы, чтобы ломануться вперед в своем неистовом вакхическом танце.
Но.
Все дело испортил Белый Зулус!
Прямо не знаю, что на него нашло.
Возможно, у него сдали нервы после того, как он вероломно похитил коров у зулусов, которым беззаветно посвятил последние десять лет своей жизни. Но, я допускаю, что он заранее спланировал свой коронный выход. Он выносил эту бредовую идею и воплотил ее с неистовством истинного воина.
Потому что он вдруг опять появился в кадре! Он вынырнул в кадр из темного зева юрты. И он был неузнаваем в своем исконно зулусском великолепии.
На нем была юбка, пошитая из хвостов тушканов. Его запястья украшали цветные резинки от носков. На шее у него болтались пестрые тесемки от купальника какой-то зулуски. А в его белесых англосаксонских волосах красовались кисти от аутентичных пледов из юрты.
Как-то угрожающе вытягиваясь и сокращаясь своим худосочным телом, он двинулся к диве, по дороге обвиваясь вокруг всех столбов покосившегося плетня. Истинные зулусские воины в страхе и недоумении расступились перед своим духовным учителем. Вдохновленный всеобщим почтением, Белый Зулус вдруг стал срывать с себя резинки, тесемки и выдергивать кисти из спутанных волос.
Он подкрался к диве, схватил ее руку и прижал к своей груди. Он елозил рукой вконец потерявшейся дивы, и на теле у него оставались пыльные разводы.
А что вы хотите, Доктор? Он уже прямо замшел за столько лет простоя в исполнении стриптиза!
Но навыки истинного актера взяли свое. Потому что другой рукой Белый Зулус начал с чувством отрывать от своей юбки хвосты. Он их отрывал и бросал. Отрывал. И бросал. А мы только тупо уворачивались. Все. Включая онемевшего режиссера.
Мы так стояли, пока Зулус не оторвал все хвосты (справедливости ради надо сказать, что он управился с ними за считанные секунды). Он остался в чем мать родила. И что совсем уж скандально, это сильно бросалось в глаза на фоне черного населения. Дива покачнулась и рухнула.
Какой-то администратор крикнул: «Воды!» А режиссер, наконец, сказал севшим голосом: «Стоп, мотор!»
Мишаня сказал: «Я не хочу всего этого видеть. Я не хочу знать правды».
И выключил наконец свою дурацкую камеру.

Южный крест пожизненно

В какой-то момент каждый из нас признается себе в этом.
Признается в трусости. Потому что в какой-то момент количество у нас переходит в качество, как ни самонадеянно это звучит.
И мы вдруг больше не хотим видеть той правды, которую наплодили силой своего профессионализма, воображения и интеллекта.
Мы хотим забиться в пустующий лагерь на океане. И, преодолев две дюны, пустынные, как лунный ландшафт, выходить к океану. И становиться к нему лицом. Чтобы оставить за спиной всю эту искусно привитую к местной почве аутентичность.
Мы поворачиваемся к океану, чтобы вмениться.
Здесь никогда не бывает штиля и никогда нельзя плескаться без риска для жизни. Здесь нет бирюзы, берлинской лазури и ультрамарина. Здесь есть только стальное бескомпромиссное равнодушие. На фоне которого все – просто все – представляется вульгарным водевилем, поставленным по-барски: за непозволительное бабло. Включая марганцевый завод, дайвинг и даже борьбу с апартеидом.
Ну разве только Южный крест не кажется водевилем. Потому что он висел здесь всегда. И потому что он всегда висел как-то неприметно. Южный крест – это очень маленькое созвездие.
А берег пустынного океана в заповеднике – очень большой.
По нему в одну сторону можно дойти до Мозамбика, а в другую – до Кейптауна. И никого не встретить.

Зулусский водевиль. После антракта

Режиссер сказал, что надо снимать. Невзирая на потрясение. Потому что шоу должно продолжаться.
Шоу, по сценарию водевиля, должно было продолжаться в точке на океане и в точке на реке. Начать решили с океана. Потому что на океане мы быстрее отходили от шоу, когда оно заканчивалось.
А в ставку на реке пока решили удалить Белого Зулуса. И каптенармуса. Охранять и то, и другого. Зулус расстроился, а каптенармус ликовал. Потому что он опять почувствовал себя разведчиком. Он опять оказался в засаде.
Ночью, пока дива хоронилась за колючей проволокой, мы, сидя на океане, разработали план. Съемочный. По задумке режиссера, дива должна была появиться, несомая в портшезе. Несомая воинами. Они несли бы ее по пустынному берегу, а она бы надрывно пела в своем ящике с ручками. А потом навстречу к ней бросались бы с дюн радостные девы и оставшиеся воины. И – последний куплет.
Пока мы разрабатывали план, поднялся ветер. Ветер был с дождем, так что нам всем пришлось выскочить из укрытия и дослушивать обрывки реплик режиссера под хлобыстание брезента, которым мы пытались укутать камеры и реквизит для засадного полка зулусов.
К утру дождь прекратился, но ветер не утих. Нам прокаркали в рацию, что дива на месте – в самом дальнем углу берега.
Мы ударили в гонг – чтобы засадные зулусы готовились к последнему куплету, а сами кинулись снимать приход дивы.
Мы скатились с дюны к океану и онемели.
Вдоль берега мела песчаная буря. Песок летел параллельно земле и обдирал кожу похуже наждачки.
В клубах песка появилась достаточно нелепая процессия. Скорчившиеся воины тащили певицу. Они пытались прикрыть свои мужественные лица от колючего песка, отпуская время от времени ручки и опасно бултыхая певицу на ее насесте. Лицо певицы временами деревенело от ужаса. К счастью, это не сильно бросалось в глаза во мгле непогоды.
Если честно, при смутном свете дня идея режиссера казалась не столь уж гениальной. А точнее, она казалась идиотской. Было совершенно неясно, откуда и куда прут по необитаемому берегу первобытные люди истерично кричащую женщину.
Вдобавок ко всему, засадный отряд зулусов и не думал подставлять свои шкуры под полировку песчаной наждачкой. Засадный отряд продолжал сидеть в надежной засаде соломенных юрт за дюной. А воинам с портшезом ничего не оставалось, как смиренно тащить заламывающую руки в печальной песне женщину дальше. Предположительно – в Мозамбик.
Но певица нашлась! В последний момент, когда воины были готовы обреченно скрыться за дюной, она выскочила из ящика и бросилась вверх по песчаному склону. Это было новым и более драматичным поворотом. Она нашла жмущихся друг к другу зулусов и вывела их на просторный брег, к новым горизонтам.
После последнего куплета Мишаня выключил камеру и пошел перекурить с вождем. Вождь объяснил, что зулусы – сухопутная культура. Они к океану вообще отродясь не ходят.
Но им пришлось. Потому что у нас оставалось еще несколько морских эпизодов.
У нас был эпизод, как дива плещется в прибое с самым мужественным воином. Диву Мишаня снимал на длинном фокусе, чтобы не бросались в глаза мурашки размером с фурункул.
А еще у нас был эпизод, как дива разговаривает с одиноким деревом на дюне. Как в мультфильме про Покахонтас. Зулусы, видимо, мультфильма не видели. И?после случая с деревом стали диву сильно сторониться, хоть она и мечтала раздать им автографы.
Когда же великая певица сильно поистерлась в песчаных бурях и на терке прибоя, стало ясно, что зрителя крупным планом уже не пленишь. И режиссер собрал нас всех (включая сухопутных зулусов) на дюне. Прямо на песке он нарисовал экспликацию.
По его мнению, теперь надо было бить не на карамельность и романтизм. На этот раз дива должна была вызвать легкую героическую аллюзию на агента 007.
Она должна была появиться из морской пучины в гидрокостюме и ластах, вырыть из песка секретный чемоданчик, достать из него секретный план спасения и – отправиться спасать местное население от происков гипотетического противника. И – рефрен (спасенные зулусы на полупальцах).
Зулусы согласно кивали. Их можно понять: режиссер на вершине дюны смотрелся весьма величественно. По чайльд-гарольдовски.
Но тут робко подал голос администратор. Он спросил: «А что сделает агент 007 с кислородными баллонами?»
Потому что дайвингистское оборудование арендовано за приличные деньги. И если певица, пусть даже и великая, его просрет, отвечать придется ни в чем не повинному администратору.
Режиссер посмотрел на администратора, как на зловредную букашку.
– Отвергаешь, – угрожающе сказал режиссер, – предлагай!!!
Администратор предложил. Может, откопав чемоданчик, агент 007 закопает в этом месте ценные баллоны? Ведь надо же ей будет потом плыть обратно? По сценарию?
– Куда – обратно? – опешил режиссер.
Съемка отплытия обратно не была заложена в смету.
– Ну, откуда она приплыла… – совсем скис администратор.
– Да, кстати, – спросила я (на свою голову), – а откуда она приплыла? Тут напротив ближайшая суша – Индия…
– К черту Индию! К черту баллоны!!! Пусть певица приплывет без них. Пусть она будет в бикини и ластах. Так даже эротичней. И покончим с этим.
Но тут в дело встрял Мишаня. Он сказал, что выход из океанской пучины будет не того. Неэффектным. Потому что, вылезши из воды, в ластах идти неудобно. В?ластах по песку можно идти только спиной вперед.
– Ок, – согласился с доводами профессионала режиссер. – Пусть она выйдет на берег в одном бикини.
– Не-ет, – задумчиво заметил администратор. – Без ласт она из Индии не доплывет. Это нежизненно.
Режиссер посоветовал администратору впредь работать на документалистике, а не соваться в грандиозные проекты. А пока он предложил ему пойти и закопать на берегу чемоданчик с секретными документами.
Тут администратор конкретно подставился. Он втянул голову и сказал, что чемоданчика нет. Что он забыл чемоданчик в Ричардз Бэй. В который даже безбашенный Дэн доезжает за полтора часа.
В итоге агент 007 вышла из воды в бикини, отрыла из песка сухие трусы и пошла спасать местных. Это было очень жизненно. И очень драматично! Она приперлась ради спасения человечества из Индии в чем мать родила. И пошла спасать человечество с совершенно пустыми руками!
Все. Снято.
Остались только эпизоды на реке.
Но к нам они не имели никакого отношения. Потому что мы все волевым решением взяли общую ответственность за океан. Даже гений Шилов сюда перебрался. Потому что зулусы в зулусской деревне вполне без него освоились. Сказалась, наверное, генетическая память. Они больше не нуждались в экскурсоводе по аутентичности.
Ну не на реку же гению было идти? С рекой у него были связаны печальные воспоминания о крокодилах, это раз.
А во-вторых, там прижились Белый Зулус и каптенармус.
Каптенармус просто расцвел на реке. Потому что к нему вернулись его навыки разведчика. Он по ночам выслеживал крокодилов.
А у Белого Зулуса тоже нашлись профиты.
На реке планировалось снять пасторальную сцену.
Прекрасная певица в образе невинной, но изнуренной Красной Шапочки (и в одноименном головном уборе) несет пирожки сквозь непролазные джунгли и гнилостные болотины Южной Африки. Она несет их уже не первые сутки. И башмачки ее истоптались. Она прямо выбивается из сил. О чем и сообщает во втором куплете. И тут ей навстречу из бурелома выскакивает суровый зулусский воин (далее – поют каватино. То есть каждый – свое).
Белый Зулус возлагал серьезные надежды, что роль лесного воина все-таки достанется ему.

Южный крест посмертно

А мы никаких надежд не возлагали. В отличие от Белого Зулуса. Потому что мы иногда имели мужество становиться лицом к океану. А этот океан очень вменял.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35