- Как раз теперь я чувствую, что ничего и не начинала, что пребывала
в летаргическом сне, целых пятнадцать лет сна. Хватит. Так больше не может
и не будет продолжаться. Я не хочу зачахнуть.
- Ты сейчас только придумала все это. Если бы мама не умерла, ты,
конечно, пожелала бы, чтобы все шло по-прежнему.
- Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, Джеймс.
- Ну ладно... Чтоб шло примерно, как раньше... Нет, ты придумала себе
новую цель не сейчас, раньше. Я знаю, что-то произошло с тобой с тех пор,
как ты побывала в Чикаго.
- А что такое произошло со мной в Чикаго? - Угроза прозвучала в
вопросе. Будто мускул напрягся - перед тем, как действовать.
- Я ни разу не спросил тебя об этом, не правда ли? И я не намерен
спрашивать. Я знаю только, что ты изменилась, когда этой весной побывала в
Чикаго.
Она оборвала его:
- Ты не спрашивал? Да потому, что тебе был дан замечательный совет -
не спрашивать!.. Кстати, я тоже могла бы кое о чем спросить тебя.
Например, о Фрэнсисе. Да мне уже известен ответ.
Минуту-другую он молчал. Я слышал его тяжелое дыхание. Наконец,
диалог продолжился.
Джеймс:
- Ладно, так мы ни к чему не придем. Чего ты хочешь теперь?
- Я скажу тебе, чего я хочу. Половину всего, что ты теперь получаешь
в собственность. И сразу же!
- Сразу? Смерть мамы оказалась тебе очень кстати, так, что ли? Если б
я не знал тебя, Мод, то был вправе подумать, что это ты виновата в смерти
моей матери.
- Не стану притворяться, будто очень уж опечалена случившимся. Как
только все эти неприятности закончатся и ты согласишься решить этот
вопрос, официально, мы идем в суд.
- Я сделаю, как ты хочешь, - слабо произнес он. - Ты достаточно долго
ждала доли моего состояния. Теперь ты ее получишь.
- И долю Кэти, - не сдавалась она. - Не забывай о Кэти. Она вот-вот
станет взрослой.
- Я ее не забыл. Кэти останется со мной, Мод.
- Она будет жить втроем, по-твоему? Я не думаю, что она согласится,
да и я не хочу. Фрэнсис...
Сделав над собой усилие, Джеймс сказал:
- Фрэнсис тут ни при чем. Он не вписывается в картину наших семейных
отношений.
- Фрэнсис или кто-нибудь вроде него... Я знаю твои склонности,
Джеймс.
- Нет, Кэти будет со мной - это все, чего я от тебя хочу.
- Я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь, чтоб рядом с тобой был здоровый
нормальный человек, чтоб обвиться вокруг него, подобно ползучему растению,
пить его соки. Ты пытался такое проделать со мной, но я разорвала твои
путы. И ты не будешь виться вокруг Кэти, Джеймс. Я уезжаю отсюда и забираю
ее с собой.
- Нет. Нет, - слово выползло из-под раздвижных дверей, сопровождаемое
хныканьем. - И ты... Мод, не должна оставлять меня одного.
- У тебя есть друзья, - заметила она не без иронии.
- Не покидай меня, Мод. Я боюсь оставаться один. Вы обе нужны мне,
намного больше, чем ты думаешь. - Мне показалось, что с Джеймсом сейчас
начнется истерика.
- Пятнадцать лет ты пренебрегал мной. Когда наконец у меня появилась
возможность уйти...
- Ты должна остаться, Мод. Это твой долг - остаться со мной. Я не
могу быть один.
- Будь мужчиной, - произнесла она твердо. - Во мне не просыпается
никаких чувств, если я слышу жалобный писк медузы.
- Ты привыкла... любить меня...
- Да неужели?
- Ты же хотела быть моей женой, заботиться обо мне.
- Это было давным-давно. Не могу вспомнить когда.
Я услышал, как в соседней комнате с шумом двинули стулом или креслом.
- Шлюха! - вскрикнул Джеймс, задыхаясь (это было то самое слово,
которое привлекло мое внимание в первый раз). - Шлюха! Распутная, холодная
потаскуха. Я ненавижу тебя!
- Любую женщину расхолаживает, - произнесла она нарочито четко и
ясно, - муж, который... фея.
- Негодная... развратница. - Цезуру между его словами заполнил,
кажется, удар, шлепок по живому. Потом что-то глухо стукнулось об пол. Его
колени, что ли? - Прости меня, о, прости меня, Мод, - услышал я внезапно.
- Ты ударил меня. Ты причинил мне боль! Ты?
- Я не хотел этого. Прости меня. Я люблю тебя, Мод. Пожалуйста,
прости меня, - рыдания с неудержимой силой прорвались сквозь бормотание,
становясь все более ритмичными. Довольно долго ничего не было слышно,
кроме этого плача, не похожего на плач мужчины.
И она... стала успокаивать его.
- Ну, все, все, Джеймс, ну хватит плакать. Дорогой Джимми, я останусь
с тобой. У нас еще будет хорошая жизнь...
Меня слегка пошатывало. Я слышал разговор у микрофона,
вмонтированного в стену, за которой находится ад. Не замедляя шага, я
прошел мимо запертой двери соседней комнаты, прошел коридором, холлом и
верандой выбрался на лужайку. На черном небе все время что-то двигалось,
мерцали какие-то отблески, длинные серые тени текли через зазубрины гор к
морю, струились, подобно реке.
Я направился к месту, где гости поставили автомашины, и тут вспомнил,
что моя-то машина припаркована на одной из улиц Нопэл-Велли. О черт! Как
теперь поступить? Войдя снова в дом, через другую дверь, прямо в кухню, я
увидел там то ли экономку, то ли кухарку. Миссис Стрэн, пожилая женщина с
вытянутым лицом, поседевшими волосами и добрыми глазами, что-то готовила,
суетясь около стоящей на плите кастрюли.
Она чуть не упала от страха, заслышав мои шаги.
- Господи! Как вы меня напугали...
- Прошу прощения. Я Арчер, друг Мод Слокум.
- О да, вы звонили, я помню. - Ее губы дрожали.
Я спросил:
- Как себя чувствует Кэти?
- С ней все в порядке. Я дала ей горячего молока, чтобы она уснула.
Бедному ребенку нужен отдых после всех этих ужасов.
Я не мог отказаться от своей ответственности за Кэти, хотя бы потому,
что больше здесь никто не чувствовал такой ответственности. Я да вот
миссис Стрэн. А родители полностью поглощены своей собственной войной,
переговорами по поводу временного перемирия. Возможно, так было всегда в
этой семье.
- Вы и впредь позаботитесь о Кэти? - спросил я миссис Стрэн.
Она ответила мне не без гордости:
- Я постоянно забочусь о ней, мистер Арчер. И она того стоит.
Некоторые ее учителя говорят, что она гений.
- Насколько я понял, этот дом просто кишит гениями...
Тут же я покинул кухню, не давая миссис Стрэн развернуть дискуссию.
Спустившись через кухонную дверь на лужайку перед домом, я увидел в
темноте за гаражами какие-то вспышки. Вроде капель побелки, падающих с
кисти. Видно, около бассейна все еще фотографировали.
Надсон вместе с тремя работниками своего ведомства осуществлял
необходимые для следствия измерения. У кромки бассейна лежало тело,
накрытое одеялом, терпеливо ожидающее, когда его заберут отсюда. Подводную
подсветку не отключили, так что вода в глубине выглядела
бледно-изумрудной, неспокойно мерцала, притягивая к себе.
Надсон увидел меня первым из группы. Когда я подошел ближе, спросил
своим низким голосом:
- Ну, что она сказала? - и без перехода: - Так будете сотрудничать с
нами?
- Ее я не видел. Она заперлась в какой-то комнате со своим мужем.
Его ноздри раздувались, рот дергался в усмешке, непонятной, но,
по-видимому, не относящейся ко мне.
- Я послал наши машины с передатчиками на поиски Ривиса. Вы могли бы
помочь нам, раз уж вы его видели.
- Это несколько выходит за рамки моей компетенции, вы не считаете?
- Это уж вы знаток таких тонкостей. - Надсон повел плечами. - Но мне
кажется, на вас лежит определенная ответственность...
- Возможно, и так... Не могли бы вы подбросить меня в город? Только
не с Фрэнксом.
- Идет. - Надсон обернулся к фотографу, стоявшему на коленях около
тела: - Заканчиваете, Виновский?
- Да. Еще пара снимков. - Виновский скинул с трупа одеяло. - Надо,
чтобы все было в ажуре, как того требует моя профессия.
- Возьмите с собой в город Арчера.
Виновский согласно кивнул. Потом изогнулся над телом, включил
лампочку, прикрепленную к верхней части камеры. Белый магниевый свет
выхватил из темноты мертвое лицо, белую, как известь, кожу. Обильная
белесая пена запеклась у ноздрей и широко раскрытого рта. Мне вдруг
вспомнились существа подводного мира... Но незакрытые зеленые глаза в
полном изумлении глядели в темное небо - совсем по-человечески живо.
- Еще один снимок, - сказал фотограф и перешагнул через тело. -
Смотри-ка, сейчас вылетит птичка.
Лампочка вспыхнула снова, еще раз осветив неподвижное лицо.

9
Большое, - новое и уродливое, - здание покрыли розовой штукатуркой.
Над боковым входом зажгли красным неоном: "Бойкое место". Стена почти
слепая, если не считать дверь и пару круглых, вмонтированных в стену
вентиляторов. Оттуда доносился изнутри шум: грохот оркестра, взявшего
какой-то ускоренный темп, шарканье множества ног.
Когда я, потянув за ручку, открыл тяжелую дверь, шум со всей силой
ударил в уши.
На эстраде, удаленной от входа, группа молодых людей, одетых во
фланелевые костюмы, усердно пыталась сломать фортепиано, гитару, тромбон,
трубу и барабан. Фортепиано гремело от ужаса, тромбон ревел, труба
пронзительно кричала. Гитара крошила хроматическую гамму и, не прожевывая,
выплевывала все ее ступени горящими порциями. Парень-ударник колотил во
все, что попадалось под руку: барабаны, подставки, тарелки, прикрепленные
к полу, лупил по ножкам своего стула, по серебристо-хромовой подставке
микрофона. На боку самого большого его барабана красовалась надпись:
"Неистовая пятерка".
Мерный шум шел в зал еще из кабинок, вытянувшихся вдоль стен, и с
танцевальной платформы посередине помещения, где два-три десятка пар
толкались, извивались, пыхтели в облаках пыли и запахов, пробуждающих у
подвыпивших женщин и мужчин животные звуки разных регистров - от басовых
урчаний до визгливого хихиканья. Столпотворение вавилонское!
Невозмутимая огненно-рыжая девица в переливающейся шелковой блузке
готовила напитки в баре, расположенном недалеко от двери.
Покачивающиеся ее груди в вырезе блузки были похожи на огромные яйца,
если уж не всмятку, то помятые изрядно, с облупленной скорлупой.
Официантки подходили к ней и удалялись от нее муравьиным, без перерывов,
ручьем. Улучив удобный момент, я тоже вклинился в шествие к бару. Девица
как раз швырнула под стойку пустую бутылку из-под виски и, тяжело дыша,
выпрямилась.
- Я Хелен, - сказала она с дежурной улыбкой. - Вы хотели бы выпить?
Подыщите свободное место, а я пришлю к вам официантку.
- Благодарю... Я ищу Пэта.
- Пэт? Она здесь не работает.
- Это мужчина. Молодой, высокий, с темными волнистыми волосами.
- Послушайте, друг, у меня своих забот хватает. Впрочем, вам не стоит
уходить таким озабоченным... Так посылать официантку?
Хелен так глубоко вздохнула, что ее груди подпрыгнули чуть ли не до
подбородка.
- Две бомбы! - Подошедшая официантка нас торопила.
Я спросил, обернувшись к ней:
- Гретхен здесь?
- Гретхен Кек? Вы ее знаете? - Официантка указала пальцем на высокую
девушку среди танцующих: - Вон она, блондинка в голубом платье.
Я прошел в свободную кабинку. Некоторые пары, лишь кончился
оркестровый номер, остановились там же, где были, держась друг за друга, а
иные так и просто повиснув друг на друге. С высокой блондинкой сцепился
мексиканец в синих джинсах и белой рубахе. Насколько Гретхен была светлой,
настолько парень был темноволос, темнокож (темная бронза! красивый),
высокая прическа, прибавляла ему роста. Ноги обоих - и ее, и его - все еще
выписывали какие-то круговые па, а как только снова грянула музыка, пара
кинулась выделывать такое, чего и я не видывал. Точнее - он, парень.
Блондинка крутила попой и бедрами без особой выдумки, мексиканец то
вращался вокруг нее по-индюшачьи важно, задирая ноги, то вскидывал руками
ничуть не хуже, чем петух крыльями. Он прыгал и топал. Его голова и шея
двигались горизонтально, от одного плеча к другому и обратно, он на
восточный манер танцевал на каблуках, а то вприсядку, словно казак, он на
глазах изобретал всевозможные вращения бедрами, а порой руки и ноги его
дергались в различных ритмах по отношению друг к другу. Она же так и
оставалась на месте, иногда слегка копируя его движения, а круги мужчина
описывал все ближе и ближе к ней. И вот он приник, она замерла у него на
груди, руки ее бессильно повисли вдоль его вибрирующего тела. Они
выключились из танца, и музыка уже была без них.
В кабинке рядом с моей женщина, выругавшись колоритно по-испански,
призвала тут же Матерь Божию в свидетельницы и защитницы ее, бедной,
обманутой... и так далее, которая свершит сейчас свою страшную месть
негодяю, ее обманувшему, завлекшему и так далее, - худая
девушка-мексиканка вылетела из кабинки, с развевающимися пышными и черными
как смоль волосами. В правой руке она сжимала нож, дюйма в четыре длиной.
Я тоже кинулся вперед - и во время! Левой ногой я успел подставить
ревнивице подножку, и она рухнула лицом вниз. Нож выпал из ее руки, со
стуком шмякнулся на пол. Словно по сигналу, темнокожий парень и блондинка
отпрыгнули друг от друга. Блондинка едва устояла на высоких каблуках.
Парень посмотрел на нож, потом на женщину, с трудом поднимавшуюся на
колени. Его глаза потухли; ссутулившись, с удрученным видом, не
оглядываясь на блондинку, он подошел к мексиканке, сделал неуклюжую
попытку помочь ей подняться. Та разразилась потоком испанских слов. Будто
раздался выстрел хлопушки. Ее поношенное черное платье запачкалось.
Болезненное, покрытое мелкими оспинами лицо выглядело зловеще. Потом вдруг
она принялась плакать. Он приобнял ее и сказал:
- Ну, пожалуйста, не надо... Я прошу прощения.
И вместе они пошли к выходу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29