«Очень кстати, – усмехнулась Дафна. – Как будто в одной-единственной ручке не хватит чернил, чтобы подписать книги всем желающим. Можно подумать, за автографом уже выстроилась очередь фанатов».
Несколько посетителей равнодушно посмотрели на Дафну и тут же отвернулись. Это напомнило ей танцы на выпускном вечере, когда она просидела все время у стены, неестественно улыбаясь, отчего прямо-таки сводило скулы.
Дафна сейчас была бы рада даже обществу прыщавого помощника менеджера, который подходил к столику каждые десять минут, проверяя, не нужно ли ей чего. Дафне хотелось крикнуть ему: «Дайте мне что-нибудь тяжелое – стукнуть по голове вас, а заодно и моего супруга».
Роджер погрузился в чтение какой-то книги в дальнем углу магазина и, казалось, забыл о ней.
Отец никогда не оставил бы маму в трудную минуту. С дочерьми он был суров – это верно, но жену боготворил. Трогательно-нежные отношения родителей всегда вызывали зависть друзей и знакомых. Они прожили вместе душа в душу вот уже сорок лет. Дафна попыталась представить себе сорокалетие их с Роджером супружеской жизни, но сейчас ей казалось, что их брак не доживет и до вечера.
Она еще раз взглянула на мужа и заметила, что тот разговаривает с какой-то женщиной – судя по всему, давней знакомой. Блондинка с короткой стрижкой, не красавица, но миловидная, вероятно, из пригорода. Роджер что-то сказал ей, она улыбнулась и кокетливо склонила голову.
Наблюдая за ними, Дафна все больше проникалась смутными подозрениями. Роджер, похоже, не спешил вновь вернуться к книге, которую держал под мышкой. В сторону Дафны он даже не взглянул. Если эта женщина его хорошая знакомая, почему Роджер не представил ее жене? Роджер отмахивается от нее, как от назойливой мухи, а для посторонних у него всегда находится время.
Роджер небрежно оперся о верхнюю полку и теперь нависал над своей собеседницей, будто собирался вот-вот обнять ее за плечи. В Дафне закипал праведный гнев.
Пять минут незаметно перетекли в десять, и вот незнакомка с сожалением взглянула на часы. Она что-то сказала Роджеру и уже собралась уходить, как вдруг он протянул ей свою визитную карточку. Исподтишка, как показалось Дафне. Или же ей только померещилось нечто вороватое в их движениях? Визитка исчезла в темно-синей дамской сумочке.
Дафна сидела как громом оглушенная. Неужели Роджер… Неужели у него интрижка с этой женщиной? Ее охватила паника.
В голове промелькнула, как вспышка молнии, полузабытая картина из детства (сколько ей тогда было – восемь, девять?): темная комната, из коридора доносятся гомон и шум веселого праздника, и силуэты пары в освещенном дверном проеме…
Дафна чуть не зажмурилась, как тогда. «Глупо, – ругала она себя. – Ты раздуваешь из мухи слона, потому что разозлилась на Роджера».
– Простите, вы мисс Сигрейв?
Дафна увидела перед собой пожилую даму, робко прижимавшую к груди экземпляр ее книги. Маленькая, седенькая, скромно одетая, немного сутулая – такие, как она, ни за что не станут скандалить, если кто-нибудь втиснется в очередь прямо у них перед носом. Женщина взглянула на фото на обороте книги и, с облегчением вздохнув, положила экземпляр на место.
– Так это в самом деле вы! – Она прижала ладони к раскрасневшимся щекам. – О Господи, не знаю что и сказать! Как я рада встретить вас! Я читала все ваши книги. Знаете, – она чуть подалась вперед, будто сообщая Дафне страшную тайну, – вы моя любимая писательница. После Айрис Мердок.
– Благодарю. – Дафна принужденно улыбнулась. – Это самый приятный комплимент за весь вечер.
Дама огляделась, отчего Дафна внутренне поежилась: сейчас она увидит, что, кроме нее, никто не проявляет интереса к писательнице. Но восторженная поклонница сбивчиво пробормотала:
– Я так боялась опоздать! Думала, чтение уже закончилось и вы уехали. Но вы здесь – какое счастье! Меня зовут Дорис. Дорис Уингейт.
– Рада познакомиться. – Дафна пожала робко протянутую ей сухонькую ручку. – Хотите, я подпишу вам одну из книг?
Дорис густо покраснела.
– О, конечно! Я не думала… ну да, как глупо с моей стороны, вы же приехали, чтобы продать книги. Мне бы очень хотелось… но я беру книги в библиотеке.
Желая приободрить смущенную поклонницу, Дафна шепотом призналась:
– Прекрасно вас понимаю. Я сама частенько спасаюсь в библиотеке. У меня двое детей: дочке три года, а сыну – семь. Порой дома трудно сосредоточиться на чтении. – Женщины сочувственно улыбнулись друг другу, и Дорис вздохнула свободнее. Повинуясь внутреннему порыву, Дафна достала из сумочки кошелек и вынула из него двадцать пять долларов, написала несколько слов на титульном листе одного из экземпляров «Прогулки после полуночи» и протянула книгу Дорис: – Возьмите. Я дарю ее вам.
– Боже мой, не знаю как вас и благодарить! Это… это самый лучший подарок за всю мою жизнь. – В глазах Дорис блеснули слезы.
Дафна смотрела на пожилую даму и думала: «Неужели и меня ждет такая же участь? Неужели и я когда-нибудь вот так же униженно буду благодарить за малейшее внимание к своей особе? Как это похоже… на маму».
Дафна поспешно отбросила эту мысль. Мама не имеет ничего общего с бедной пожилой женщиной. «И сама я тоже. Надо поговорить с Роджером. Он должен успокоить меня».
Выждав удобный момент, она потихоньку выскользнула из магазина вместе с мужем и, усевшись в автомобиль, приступила к допросу.
– Кто эта женщина, с которой ты разговаривал?
– Какая? – Роджер, включив сигнал поворота, перестроился на соседнюю линию автомагистрали Лонг-Айленд.
– Мне показалось, вы хорошо знакомы.
Роджер усмехнулся:
– Просто не верится! Ты ревнуешь меня к Мэрианн Патранке?
– Что за глупости!
– Это мать моего маленького пациента. Мы не виделись несколько лет. – Роджер нервно забарабанил пальцами по рулю. Он не сказал Дафне, что дал Мэрианн свою визитную карточку. Если у них сугубо деловые отношения, то нечему удивляться. Если же нет…
– Ты мог бы меня представить, – холодно проговорила Дафна. – Я не отказалась бы поболтать с ней, не так уж я была занята.
– Ты продала одну книгу, я видел, – уклончиво заметил Роджер. – Это уже что-то.
Дафна не призналась мужу, что подарила книгу, ибо вдруг поняла, что предстать перед ним сейчас сентиментальной, отчаявшейся – значит окончательно признать свое поражение.
Она уставилась в окошко. Глядя, как потоки воды скатываются на обочину, Дафна думала не о предательстве Роджера и даже не о его возможной интрижке на стороне, а перебирала в памяти неотложные дела. Поскольку в пятницу они едут в Калифорнию, надо забрать свое атласное платье и смокинг мужа из чистки, немного отпустить брюки Кайла, который растет не по дням, а по часам, связаться с агентом из бюро путешествий и проверить, чтобы в Сан-Франциско их ждал именно четырехдверный седан. А еще позвонить сестре Китти и спросить, не согласится ли та посидеть с детьми, пока она будет помогать матери.
«И это твоя жизнь, – пронеслось у нее в голове. – Каждодневная рутина, тысячи неотложных дел, проблемы и планы на будущее…» Дафна аккуратно подгоняет их друг к другу, выстраивая прочный каменный домик, который не сокрушит даже злой волк из сказки. В этом домике-крепости она надеется забыть о той жизни, какую могла бы прожить… вместе с Джонни.
Может, поэтому она и не доверяет Роджеру? Ведь сама Дафна не раз изменяла ему душой, если не телом. Что, если она злится на холодность и небрежение Роджера только потому, что много лет назад ей пришлось выбрать его вопреки зову сердца?
«Выбрось это из головы, Дафна». Мамин голос, как прохладная ладонь, прижавшаяся к разгоряченному лбу. Познала ли она, как и ее дочь, горечь сожалений и несбывшихся надежд? Видит Бог, мать со многим могла примириться, а у отца характер не из легких. Но они любили друг друга все эти сорок лет и продолжают любить до сих пор…
То, что увидела маленькая Дафна в ту ночь в родительской спальне, вполне возможно, почудилось ей. Она могла неверно истолковать невинные объятия. В любом случае мать и отец давным-давно уладили все ссоры и недоразумения. Дафна гостила у них прошлым летом, и ее поразила, почти смутила трепетная нежность их отношений. Мама вся светилась от счастья, когда отец (в свои шестьдесят семь он все еще работает главным патологоанатомом в «Мирамонте дженерал») возвращался домой поздно вечером.
– Ну вот, дорога не слишком загружена, – проговорил Роджер. – Через несколько минут будет туннель, а там и до дома рукой подать.
Дом. Как ей хотелось сейчас очутиться дома! Но не на Парк-авеню. Больше всего на свете Дафна мечтала оказаться в своей спальне на верхнем этаже родительского дома на Сайприс-лейн, лечь на кровать и смотреть, как заходящее солнце золотит лужайки у Агва-Фриа-Пойнт.
Дафна представила себе, как идет по тропинке с мужем и детьми. На крыльце стоит мама, приставив ладонь козырьком к глазам, а другую руку прижимает к груди. А папа крепко обнимет ее и воскликнет басом: «Приехала? Молодец!»
Вечером того же дня, поднимаясь в лифте с мужем на двадцать четвертый этаж, где располагался их пентхаус, Дафна внутренне радовалась, что все неурядицы позади: несколько минут позора в книжном магазине, Роджер, любезничающий с какой-то женщиной, – все это ерунда по сравнению с тем, что она имеет. Не стоит гневить Бога – у нее прекрасный муж, двое детей. Родители пожилые, но все еще бодрые и любящие. Сестры – Китти и Алекс.
Войдя в комнату и увидев бледную, растерянную няню у телефона, Дафна сразу почувствовала, что ее ждет ужасная новость. Сьюзи передала ей трубку и дрожащим голосом сказала:
– Это ваша сестра. Она чем-то расстроена.
Китти. И она не просто расстроена – она в истерике захлебывается рыданиями и что-то пытается прокричать в трубку. Смысл ее сбивчивых слов был настолько страшен, что сознание отказывалось воспринимать его.
– Папа… наш папочка, – рыдала Китти на другом конце провода. – Мама застрелила его. Полиция. Ее увезли. Приезжай, Дафна. Скорее.
Глава 2
В тот роковой понедельник, который стал водоразделом между прошлой и будущей жизнью целого семейства, Китти Сигрейв месила тесто для булочек с корицей.
Празднование сороковой годовщины родительской свадьбы было назначено на ближайшие выходные в клубе, и она вызвалась испечь трехслойный торт «Леди Балтимор». И только сегодня Китти сообразила, что забыла заказать для него масло и яйца. Минувшая неделя окончательно выбила ее из колеи – Китти стыдно было признаться даже себе, что в последнее время она совсем не думала о родительском юбилее.
Это на нее не похоже. Китти Сигрейв всегда пекла к Рождеству сдобные булочки и, помня все дни рождения, рассылала родственникам поздравительные открытки. Китти – любящая тетушка и примерная дочь (последняя из ролей имела мало общего с настоящей Китти).
Но как она может думать о чем-то еще накануне судьбоносной встречи? Сегодня днем Китти встретится с шестнадцатилетней девушкой, которая способна подарить ей самый драгоценный на свете подарок или сделать глубоко несчастной.
Китти взглянула на круглые кухонные часы на стене. «Ровно через девять часов и тридцать шесть минут я увижусь с матерью моего будущего ребенка, – подумала она. – Если только все пройдет хорошо…»
А вдруг девушка, едва взглянув на нее, бросится бежать куда глаза глядят? Китти прекрасно понимала, какое впечатление она производит на людей незнакомых: незамужняя дама живет в Мирамонте одна и довольствуется обществом домашних животных. Впрочем, у нее хватило здравого смысла превратить свои кулинарные таланты в нечто, приносящее доход (Китти открыла чайный салон и продает там свою выпечку). Словом, такой женщине можно доверить детей на пару часов, но растить их и воспитывать… вряд ли.
А что, если переставить мебель наверху? Или спрятать подальше шелковый полог с бахромой?
Какая разница? Это ничего не изменит.
Есть вещи, которые стали частью тебя самой, как тембр голоса или отпечатки пальцев. Каждое утро Китти видела в зеркале тридцатишестилетнюю женщину, внешне мало изменившуюся с тех пор, как ей минуло четырнадцать. Ее лицо уже утратило свежесть юности, но в остальном это была все та же Китти Сигрейв с огненной гривой до пояса и весом не более ста фунтов (ей и Дафне повезло в отличие от Алекс, которая постоянно измеряла талию, злясь и завидуя сестрам).
Глаза у нее незабываемого оттенка – темно-темно-синие, как спелая слива. Бывший друг как-то сказал Китти, что цвет ее глаз напоминает ему воду в ночном пруду, и она приняла это за комплимент.
Однако Китти не слишком заботила собственная внешность. Веяния моды обходили ее стороной. Она предпочитала практичную, удобную одежду – джинсы, футболки, свитеры ручной вязки, шелковые топики с рукавами-крылышками. Любимые разношенные сандалии были ее верными спасителями после утомительного дня, проведенного на ногах.
«О Господи, хоть бы я ей понравилась! – взмолилась Китти, погружая руки в тесто. – Во мне столько нерастраченной любви и нежности». То, что очевидно для нее, совсем не очевидно для незнакомки: вряд ли девушка понимает, что этот ребенок не просто заполнит пустоту в сердце Китти, но станет смыслом ее жизни.
Китти так яростно месила тесто, что облачко муки поднялось к потолку. Предрассветный туман плотным покрывалом окутал дома вдоль Харбор-лейн, спускающейся к гавани, но наверху, где был расположен ее дом, почти рассеялся. Сад засверкал под первыми лучами солнца, наполняя воздух благоуханием жасмина, жимолости и настурций, тимьяна и розмарина, лимонов, которые Китти выращивала для тортов, чайных хлебцев и пирожков, не говоря уже о галлонах лимонада.
И все это великолепие Мирамонте она с радостью подарит своему ребенку: ее домик на побережье океана почти весь год согревает ласковое солнце, за исключением холодных зимних месяцев, когда наступает сезон ледяных ветров. Китти представила себе, как ее дочка (она почему-то была убеждена, что родится именно девочка) подрастет и будет сидеть в ненастные вечера рядом с ней на уютном плюшевом диване и пить горячий шоколад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40