https://wodolei.ru/catalog/unitazy/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

– Но Бог свидетель, у тебя были для этого серьезные причины.
– Послушай, Уин, зачем вспоминать все заново?
– Затем, что… – он сглотнул слюну, – я подумал, что несмотря на все, что тогда произошло, у нас была чертовски хорошая жизнь.
– Часть ее была хорошей.
– Я утром завязываю галстук и ухожу из дома, раздумывая, подходящий это галстук или нет. Помнишь, ты всегда выбирала мне галстуки? И еще кофе. Я никак не могу сварить хороший кофе. Кладу столовую ложку на чашку воды, но он получается слишком крепким. Покупаю кофе в закусочной недалеко от моего офиса, но мне противно пить его из пластмассовых чашек.
– Да, кофе я делать умею, – согласилась Грейс. – А ты забыл, как у меня всегда подгорали английские сдобные булочки?
– Они все равно мне никогда особенно не нравились. И кто сказал, что ты должна была кормить меня?
– Уин… не надо.
– Грейс, пожалуйста. Я люблю тебя. И никогда не переставал любить.
Становится слишком горячо, подумала Грейс, слегка запаниковав. Но разве в последнее время Уин не вел дело к этому? И разве она до известной степени не поощряла его?
– Уин, мы больше не муж и жена…
Он прервал ее поцелуем, его губы мягко коснулись ее рта, словно неназойливо ища ответ на какой-то вопрос. Оторвавшись от нее, Уин прошептал:
– Позволь мне остаться на ночь.
– А как же Крис?
Она произнесла эти слова не думая. И только когда они уже сорвались у нее с языка, она поняла, что не сказала Уину «нет». Она должна была крикнуть: "Прекрати! Поезжай домой!"
– Крис с твоей матерью. Он ничего не подумает.
Иногда, когда у меня по горло работы, я остаюсь ночевать в офисе.
– Уин, это безумие.
Он снова поцеловал ее, на этот раз более страстно. Обхватив ее голову, Уин начал поглаживать ей виски. Грейс неожиданно для себя ответила на поцелуй, и жар, разраставшийся в ней, был больше, чем простое эхо того, что когда-то соединяло их.
Если бы Уин сказал в этот момент "Я люблю тебя" или попытался каким-то образом употребить силу, она бы пришла в себя и настояла, чтобы он ушел.
Но Уин просто стоял и ждал, его руки обнимали ее, а его теплое дыхание касалось волос Грейс. Она ощущала, как часто и тяжело бьется у него сердце, будто кто-то беспрестанно стучит в окно.
Ей казалось, что она парит в воздухе, как будто это происходит с кем-то другим или она видит это во сне. Ослабив узел его галстука, она протянула один конец через петлю. Тяжелый шелк проскользнул у нее сквозь пальцы как масло.
Боже, помоги мне, подумала она. И все же ей показалось вполне естественным провести Уина в спальню и раздеться у него на глазах. Он знал ее обнаженное тело в разных формах – когда она была юной невестой с плоским животом и маленькой грудью и когда она носила Криса – с огромным животом и набухшими грудями. Он видел багровые следы растяжек, превратившихся в тоненькие серебристые ниточки. И, увы, он видел также неизбежные последствия действия силы тяготения – чуть ослабевшую грудь и слегка отяжелевший зад.
А вот Уин, казалось, совсем не изменился. Он был таким же подтянутым, как в студенческие годы, в нем чувствовалось изящество силы, которое ассоциировалось у нее с пловцами и танцорами. Когда Уин разделся, Грейс увидела, что побледневший летний загар был несколько темнее над ключицами и ниже локтей, там, где заканчиваются рукава тенниски. Когда он подошел и привлек ее к себе, Грейс показалось, будто она наконец решила трудную головоломку. Она чувствовала, как в нем нарастает желание. Уин негромко застонал:
– Грейс, маленькая, мне хорошо с тобой. Так хорошо…
Грейс зажмурилась. Ей хотелось, чтобы он не говорил ничего, чтобы все это оказалось сном, от которого она очнется завтра утром без всякого сожаления.
Уин начал ласкать ее, дотрагиваясь до нее так, как, он знал, ей нравилось. Она села на край кровати, а Уин встал на колени на матрас рядом с ней и стал массировать ей плечи, чтобы снять с них напряжение. Нажим его пальцев был именно таким, какой требовался. Руки Уина – такие опытные, знающие, сильные…
Он принялся ласкать ее грудь, одновременно его рот находил наиболее чувствительные места сзади у нее на шее, затем Уин двинулся вниз вдоль позвоночника, легонько касаясь его языком. Он остановился, дойдя до талии, обнял Грейс и мягко опрокинул ее на спину. Теперь языком он ласкал соски, вызывая у нее острое и жгучее ощущение, схожее с тем, которое было, когда она кормила Криса грудью, – восхитительное ощущение теплого молока, вытекающего из сосков.
Теперь уже не было ничего легче, чем раздвинуть ноги и помочь Уину войти в нее. Легче, чем все, что она пыталась сделать или сделала за недели, месяцы, годы, прошедшие с того дня, когда они с Уином были близки в последний раз. Грейс чувствовала, как учащенно дышит Уин, уткнувшись ей в шею, и как ее собственное тело движется в такт с мощными, великолепными, точно рассчитанными ударами его тела.
И только когда утихла дрожь, когда она лежала в объятиях Уина, пытаясь отдышаться, ей пришло в голову, что оргазм был таким еще и потому, что она старалась достичь его быстрее, чем обычно. Грейс не хотела продлить наслаждение – она боялась.
Боялась того, что может произойти, если она полностью отдастся близости с Уином.
19
Нола выглянула в окно, и остатки сна тут же улетучились. Репортеры! Она насчитала, по крайней мере, с полдюжины. Многих сопровождали операторы с мини-камерами. Они толпились на тротуаре, переговаривались друг с другом, пили кофе из бумажных стаканчиков. Один из них – коренастый, в утепленном полушубке – посмотрел наверх и сощурился, пытаясь разглядеть высокую темную фигуру, выглядывающую из-за полупрозрачной занавески.
Боже всемогущий, еще только семь часов утра, она еще не почистила зубы, а они уже кружат вокруг, готовясь наброситься. Наверное, это Грейс или Бен, или кто-либо из того издательства проболтался о маме и Джине.
Ты сама напросилась на это, напомнил холодный голос внутри нее.
– Мама? – Таша, не снявшая ночную пижаму, подошла, позевывая, к окну. – Кто эти люди?
– Мы их не знаем, – ответила Нола, притянув к себе маленькое теплое тельце, пахнувшее постелью.
– Но чего они хотят? – настойчиво спросила Таша. Хотят содрать с меня шкуру, подумала Нола.
– Они хотят поговорить с твоей мамочкой, – ответила Нола, стараясь придать голосу беззаботный тон. – Как было бы хорошо, если бы ты и твоя сестра уделяли мне столько внимания.
Таша широко раскрыла глаза и поднесла большой палец ко рту.
– Это из-за Бена? – спросила она.
Нола почувствовала, как внутри у нее что-то екнуло, как будто она находилась в лифте, который только что без остановки пролетел шесть этажей. Устами младенца глаголет истина. Таша правильно думает, что любая неприятная и даже страшная вещь должна быть связаны с новым осложнением в жизни матери – Беном Гоулдом.
– Конечно, нет, – ответила Нола.
– Мама?
– Да, солнышко?
– А Бен будет нашим новым папой?
Дочь задала вопрос точно таким же тоном, каким спрашивала, когда педиатр собирался сделать ей укол: "А мне будет больно?"
– Нет, малышка, – сказала она мягко, – Бен не будет твоим папой. А это, – она показала рукой на окно, – об этом совсем не стоит беспокоиться.
Таша и Дэни знали о своем дедушке только то, что он умер задолго до их рождения. Она не сказала им – пока не сказала, – кто был их дедушкой. Она должна сделать это раньше, чем намеревалась, может быть, даже сегодня. Но не сейчас.
– Эй, а где Дэни? Она еще не встала?
– Я ей сказала, что она опоздает в школу, но она не хочет вылезать из кровати.
– Знаешь что? – Нола ослепительно улыбнулась. – Дэни может спать дальше. А ты можешь посмотреть телевизор, если хочешь. В школу сегодня не пойдем.
Таша прищурилась.
– А почему учительница не сказала нам об этом?
– Потому что не учительнице решать, что хорошо для вас. – Нола легонько хлопнула Ташу по попке. – А теперь иди переоденься, пока я готовлю завтрак.
Через сорок пять минут, когда девочки поели и оделись и Флорин уселась с ними перед телевизором, Нола приготовилась вступить в бой. Она надела длинную черную шерстяную юбку и приталенный красный жакет-френч, уже лет пять как вышедший из моды. Выходя из парадной двери, она увидела, что толпа репортеров увеличилась. Теперь их была по крайней мере дюжина. И они ринулись к ней, тыча в лицо камеры и микрофоны.
– Мисс Эмори, вы утверждаете, что сенатор Траскотт был вашим отцом?
– Знаете ли вы, что вдова сенатора опровергает ваши утверждения?
– Почему вы так долго не предавали это гласности?
– Правда ли, что вы сговорились с «Кэдогэном» поделить доход от публикации книги?
Нола резко обернулась, чуть не налетев на приземистую женщину со впалыми щеками, державшую в руках диктофон.
– Мне нечего сказать! – Она повысила голос, чтобы перекричать шумящих репортеров. – За исключением того, что сенатор Траскотт действительно был моим отцом. И еще. Нет, я не заключала никакой сделки. А теперь, если позволите… Мне нужно ехать на работу.
Она попыталась пробиться сквозь толпу, но репортеры не отпускали ее.
– Были ли у сенатора другие внебрачные дети, о которых вы знаете?
– Вы связались с его семьей?
– Считаете ли вы, что имеете право на часть наследства вашего отца?
– Верно ли, что ваша фирма была выбрана для проектирования библиотеки Юджина Траскотта?
Вопрос этот, прозвучавший весьма невинно, поразил Нолу, как удар молнии. Руки и ноги ее задрожали, и кровь прилила к щекам. Откуда они прознали про это? Ведь результаты конкурса еще не были объявлены. А может быть, ее просто провоцируют?
– Обратитесь к моему боссу, я не участвую в этом проекте, – ответила она коротко, зажмурившись от света вспышки.
Ложь. Почему она должна лгать?
Нола знала почему. Потому что если она не сохранит в тайне этот последний секрет, ее библиотека никогда не будет построена. Корделия Траскотт и остальные члены отборочного комитета отвергнут ее проект, и для этого им потребуется гораздо меньше времени, чем для того, чтобы хлопнуть дверью.
– Мисс Эмори…
– Всего один вопрос…
– Знаете ли вы…
Нола рванулась вперед, преследуемая их возбужденными голосами, запахом мокрой шерсти и горячего кофе, исходившим от них. Она не осмеливалась остановиться и оглянуться назад, не осмеливалась даже показать им лицо. Потому что по его выражению они смогут понять, что она вовсе не то воплощение правдивости, каким старается себя показать.
– Я видел тебя в шестичасовом выпуске новостей. Это было потрясающе! Ты не позволила им одолеть себя и одержала верх.
Бен, лежавший рядом с Нолой на широкой кровати, гладил горячей ладонью внутреннюю часть ее бедра, остановившись, чтобы провести легонько пальцем по еле заметной полоске от трусиков, которые сорвал с нее незадолго до этого.
Нола задрожала. Они только что закончили заниматься любовью, а он все еще возбуждает ее. Девочка, возьми себя в руки.
– Тебе нравится, когда я наверху? – поддразнила она его.
Бен засмеялся. Его рука двинулась дальше к жестким волосам на лобке, все еще влажным после любовного акта. Но Нола отстранилась от него.
Хватит безрассудных метаний. Пора начинать работать головой.
Сегодня утром озабоченное выражение, появившееся на лице Таши, когда та спросила о Бене, укрепило решимость Нолы. Их связь с Беном не может больше продолжаться. Каким бы прекрасным любовником он ни был.
Нола вздохнула.
– Хочешь, скажу правду? Я не одержала верх, как ты думаешь. На самом деле я была здорово напугана.
– Это поможет распродать книгу. Жаль, шумиха началась рановато. Даже если мы поспешим с публикацией, все равно потеряем часть инерции.
Он умолк с задумчивым видом. В последнее время это выражение стало часто появляться у него на лице – серьезное, почти угрюмое. Не размышлял ли он так же, как и Нола, об их взаимоотношениях?
– Бен, что случилось?
Пусть он сам скажет это, подумала она. В этом случае не она будет виновата в их разрыве.
– Ничего, – ответил он, перевернувшись на спину. Нола уселась на кровати и посмотрела на него.
– Перестань. Вот уже пару недель ты такой. То веселишься, то вдруг ведешь себя так, будто аятолла угрожает тебе смертной казнью. Что происходит?
Но она знала, что происходит. Под обаянием и хладнокровием Бена таился страх. Играть роль папочки для быстрорастворимой семьи – "просто добавьте мужчину и хорошенько размешайте" – это точно не для него. Нола вспомнила, как на прошлой неделе Бен водил их в кино и полдороги Дэни хныкала, что устала и хочет домой. Бен выглядел таким раздраженным – казалось, он еле сдерживается, чтобы не ударить Дэни, – что Ноле захотелось ударить его самого: "Приятель, если тебе не по нутру жар от плиты, выметайся из кухни!"
В любом случае Нола не могла допустить, чтобы Бен превратился в подобие Маркуса, который заявлялся к ним только тогда, когда у него появлялось настроение – в основном когда он вспоминал о днях рождения дочерей.
– Я просто думал, – ответил Бен, обращаясь к потолку.
– О чем же?
– О том, насколько легче было бы все, если бы ты с самого начала послушалась меня.
– Ты хочешь сказать, если бы я избавилась от писем? Спустила бы их в унитаз? Или бросила в костер? Бен, они имеют значение. И не только для меня.
– А как насчет меня? – Он говорил спокойно, но в голосе звучала угрожающая нотка. – Как я укладываюсь в твою грандиозную схему мироздания?
– Я не знаю, Бен, – тихо произнесла Нола. – Почему ты сам не скажешь мне об этом?
А что, если я скажу ей правду? – подумал Бен. Что я совсем не тот хороший парень, за которого себя выдаю.
Но он знал, что и это не будет полной правдой. Более чем факт передачи Нолой писем Грейс – что в свое время привело его в ярость, но теперь он немного отошел, – его выводила из себя мысль, что он, вероятно, по-настоящему влюблен в нее. И что если он не выговорится сейчас, эта мысль взорвет его разум.
– Господи, Нола, неужели ты не поняла?! – Его глаза в полумраке спальни сверкали. – Я использовал тебя! Надеялся, что ты отдашь эти письма мне, чтобы я смог сыграть в героя в "Кэдогэне".
Сердце Бена колотилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61


А-П

П-Я