– Я пока подыщу ему чистую одежду.
Не говоря больше ни слова, Генри нагнулся над телом Феникса, взял на руки, отнес в дом и положил на диван. Речел достала несколько полотенец и ушла на кухню нагревать воду. Вскоре появилась Роза с аккуратно сложенной стопкой белья и одежды.
Генри прихватил с собой молоток, пилу и гвозди и отправился в сарай, где хранились доски. Время текло незаметно, пока он приставлял отпиленные доски одну к другой и прибивал со всей аккуратностью, на которую был способен. На лбу Генри выступили крупные капли пота, но он продолжал работать, не замечая усталости.
Он услышал, как в сарай вошла Речел. Она нашла две узких доски – одну покороче, другую подлиннее. Затем села на кучу соломы и начала делать крест.
Муж и жена не смотрели друг на друга. Когда Речел стала вырезать на кресте имя, Генри вспомнил о том, что она почти не умеет читать. И тут же вспомнил другое – ночной разговор на крыльце.
Мама, – так назвала Речел проститутку.
Не выдавай себя, – шептал ей Феникс. Генри слышал его слова и теперь понял, что они значат.
Она вырастила дочь и дала ей приличное воспитание, – говорила Речел недавно о своей матери. Генри стало ясно, почему жена терпела присутствие проститутки. Почему Речел искала мужа по объявлению. Порядочного мужа.
Ее вполне устроил человек, ничего не знавший о ее прошлом и обладавший благородной фамилией. Конечно, Речел охотно помогала Люку шантажировать будущего мужа, пользуясь его отчаянным положением и полнейшей душевной апатией. И уж, конечно, Речел, которая всегда все понимает, показала мужу то, что он хотел увидеть, то, во что он желал поверить. И он поверил.
Любовница отца надругалась над его телом, но Речел своим предательством наругалась над его душой.
ГЛАВА 23
Речел стояла под густой кроной ели, одиноко растущей на высоком холме, и бросала комья земли на крышку деревянного гроба. Казалось, что вместе с Фениксом она хоронит свои надежды на новую жизнь. Генри тоже бросал в могилу горсти земли. Выражение его лица было мрачным, он до сих пор так и не заговорил с Речел и даже ни разу не взглянул на нее.
Однако они с женой целый день были рядом – с той минуты, как она вошла в сарай. Тогда, закончив делать гроб, Генри сел на землю, закрыл глаза и стал ждать, пока Речел допишет имя Феникса на кресте.
Они вместе вернулись в дом, держа гроб с двух сторон. Речел постелила на дно пуховую перину и положила подушку.
– Феникс однажды сказал, что ему нужна жизнь, а в конце – спокойная смерть, – объяснила она.
Он ничего не ответил. Когда покойника осторожно положили в гроб, Генри закрыл его крышкой и начал заколачивать, стиснув зубы и вздрагивая при каждом ударе молотка, как будто вбивал гвозди в собственное тело.
А вечером были похороны. Когда жители Промиса уже начали расходиться, а Хорас и Клетус торопливо закапывали могилу, Генри взялся им помогать. Речел видела, с какой силой и яростью муж вонзал лопату в землю, и могла лишь догадываться о том, насколько тяжело страдает Генри от потери совсем недавно обретенных дружбы, доверия и, возможно, любви.
Теперь все кончилось. Скоро Речел придется похоронить еще одного друга. И умрет ее надежда.
Положив лопаты на плечи, Клетус и Хорас побрели прочь. Генри остался стоять у могилы и глядеть на свеженасыпанный холм. Речел всхлипнула и мягко позвала:
– Генри, посмотри на меня, пожалуйста! Обними меня…
Она почувствовала, как на ее плечи легла чья-то рука, как ее обняли и начали тихонько укачивать. Она вдохнула запах жасмина и еще крепче прижалась к матери. Всю жизнь Речел мечтала о том, чтобы Роза обняла и начала баюкать ее, как сейчас…
Сквозь слезы она увидела, как Генри тоже положил лопату на плечо и пошел домой. Речел плакала, потому что Феникс был мертв… потому что сейчас она тоже умирала. После нескольких месяцев мук и сомнений Генри уже готов был полюбить ее, а теперь возвращался в прошлое, такое же темное и холодное, как могила Феникса.
Он встретил их на крыльце и загородил вход. Роза выдержала его презрительный ледяной взгляд и, ничего не сказав, ушла, оставив Речел наедине с мужем. Генри тотчас повернулся, прошел в гостиную и сел на тот самый диван, где еще недавно лежал Феникс. Речел последовала за ним и произнесла спокойным и отрешенным голосом:
– Если бы я могла изменить то, что сделала, то изменила бы…
Генри поднял на нее глаза:
– И что же ты сделала, Речел? Я хочу услышать твой ответ, хочу чтобы ты сама обо всем рассказала.
В груди Речел поднялась волна гнева, но она сдержалась:
– Я скрыла от тебя, что моя мать – про… была проституткой.
– Значит, это правда! Даже не верится, что ты, сама прямота и откровенность, скрывала от меня такое! Ведь именно честностью ты привлекла и удержала меня. Когда я женился, то не знал, что ты говоришь одно, а думаешь о другом. Возможно, ты скажешь, что не лгала мне. Но твоей ложью было молчание. Если бы я спросил, кто твои родители, что бы ты ответила?
– Я бы не стала тебе лгать, – ответила Речел.
– Да, ты разумно предпочла помалкивать и делала это весьма умело, ибо твоя чистота и невинность чуть не свели меня с ума. Я готов был пять лет жить с тобой и не замечать обмана… – Генри покачал головой. – Каким же я был идиотом, что обо всем тебя расспрашивал, переживал, волновался! В конце концов, открыл тебе свои тайны, но ты не спешила открывать свои. И как легко заставила меня поверить, что ты особенная, хотя, в сущности, ты такая же, как все!..
– Я не такая, как моя мать, Генри!
– О, нет, не такая, – согласился он и поднялся с дивана. – Ты превзошла ее в умении торговать своим телом. А самое отвратительное то, что Роза поступает намного честнее, чем ты. По крайней мере, она открыто называет свою цену!
Генри повернулся и пошел к себе в спальню. Его шаги были медленными и почти бесшумными – так падала земля на крышку фоба. Дверь с лязгом захлопнулась за спиной Речел, и она вспомнила, как с похожим звуком лопата в последний раз вонзилась в могильный холм.
Стоя посреди гостиной, Речел думала о холодном презрении в глазах мужа и стремительно погружалась в одиночество и безысходность. Мысль о том, что Генри покинет ее, казалась невозможной, невероятной. Речел готова была потерять все, что угодно, но только не его.
Она машинально проделала то, что обычно делала перед сном: умылась, почистила зубы, распустила волосы, сняла блузку и юбку. Оставшись только в сорочке, нижней юбке и чулках, она пошла в спальню мужа и открыла дверь.
Генри сидел на краю кровати, согнувшись и уронив руки на колени. Речел остановилась на пороге, прислонилась к дверному косяку и соблазнительно потянулась, выставив грудь. Затем подняла подол нижней юбки и подоткнула его за пояс, показывая, где кончаются чулки и начинаются завитки волос между обнаженными бедрами.
Он смотрел на нее бессмысленным взглядом. Затем произнес:
– Я не могу жить с еще одним кошмаром…
– Я знаю о твоих кошмарах, Генри. И заплачу за них остатком своих дней… – качнув бедрами, Речел пересекла комнату и опустилась перед ним на колени. Ее пальцы расстегивали одну за другой пуговицы его брюк, голос звучал игриво и соблазнительно: – Вот так, еще немного… – Расстегнув последнюю пуговицы, она стянула с Генри брюки и, низко склонившись начала гладить его освободившуюся плоть, которая становилась все тверже и напряженнее, с каждым словом вбирая тепло ее дыхания. – Сейчас ты узнаешь райское наслаждение, о котором мечтает каждый мужчина…
Она коснулась языком нежной и чувствительной кожи, ощущая, как Генри задышал тяжело и прерывисто, как дрожь пробежала по его телу. Пальцы Генри вцепились в волосы Речел, с силой оттягивая назад ее голову. Оторвать, отшвырнуть подальше эту…
– Убирайся! – прохрипел он.
Корни волос пронзила резкая боль, шея занемела, но Речел, улыбаясь, взяла в руку его плоть, несколько раз погладила, осторожно сжала, потом снова погладила.
– Нет, не сейчас… Сначала я покажу тебе, чему научилась в доме моей матери…
Резким движением Речел освободила свои волосы из его мгновенно разжавшихся пальцев и снова склонилась, захватила губами его плоть и нежно коснулась ее краями зубов.
– Ты хочешь этого, Генри! Посмотри, как сильно ты этого хочешь. Я думала, что мужские формы безобразны… отвратительны… пока не увидела тебя. – Она провела языком по пульсирующей коже. – Я боялась мужских ласк, пока ты не коснулся меня. Ненавидела собственное тело, пока ты не посмотрел на меня… пока не показал мне, как сильно желаешь меня…
Его ладони легли ей на затылок и начали лихорадочно блуждать в чаще ее растрепанных волос, в то время как голова Речел равномерно покачивалась в завораживающем ритме, возбуждая и без того переполнявшее его желание. Ее собственная страсть таяла где-то внизу живота.
Генри сорвал ее сорочку и дотронулся до груди. Речел подняла глаза и улыбнулась раскрытыми и влажными губами:
– Это не кошмар, правда, Генри? Ведь нет ничего ужасного в том, что ты со мной, в том, что ты касаешься меня. В том, что я это делаю…
Она чуть-чуть сжала зубы.
– Скажи, чтобы я перестала, Генри… Или скажи, чтобы я продолжила…
Он глубоко вздохнул, лицо исказила мучительная гримаса.
– Назови свою цену, – выдавил он из себя.
– Скажи, что ты хочешь. Скажи это, Генри. Я хочу быть уверена, что ты сам этого хочешь.
– Я хочу тебя… – простонал он, как будто эти слова были ножами, режущими его на куски.
Ее голова стала подниматься и опускаться быстрее и резче. Генри интуитивно подавался вперед или назад, словно отвечая каждому движению ее губ и языка – и вдруг замер. Речел ощутила во рту вкус и расплавленный жар его мощно излившейся страсти.
Она пила ее глоток за глотком, потрясенная силой экстаза Генри. Пальцы скользнули вниз, ощущая собственную горячую влагу. В момент наивысшего возбуждения Речел почувствовала, что задыхается, а глаза застилает пелена… Но в тот же миг Генри оттолкнул ее, и она упала у его ног.
Ей нужно было собраться с силами, чтобы взглянуть на него, чтобы заговорить:
– В доме Розы они делали это везде: в гостиных, в коридорах, в спальнях при открытых дверях. Когда я впервые это увидела, то потом долго не могла ни есть, ни пить. Но мне невольно приходилось проходить мимо и видеть, что они делают друг другу… – Речел глубоко вздохнула и продолжила: – После того как один клиент попытался залезть мне под юбку, Роза начала запирать меня на ночь в любой из свободных комнат – как правило, в кладовке или туалете. Позднее мы перебрались в дом Грэйс, где был просторный чердак. Мне только оставалось слушать звуки и представлять то, что происходило внизу. Вскоре я перестала испытывать тошноту и отвращение.
Речел хотела рассказать мужу обо всем, хотя вряд ли можно было надеяться, что он поймет ее. Она вспомнила, как в доме Розы стало появляться все больше новых девушек. Как она дружила с ними, выслушивала их исповеди. Речел долго говорила о Лидди и ее последнем дне в доме Розы.
– Я мечтала стать такой, как городские леди, я завидовала уюту их домов, добропорядочности их фамилий, которые всегда произносились с уважением. Я хотела выйти замуж за человека, который будет приходить в наш с ним дом, будет держать меня за руку, когда мы отправимся на прогулку, будет открывать передо мной двери. Когда я подросла, то поняла, что такие жены платят за свои семейные очаги и известные фамилии тем, что готовят, стирают, убирают и сидят в одиночестве, пока их мужья посещают дом моей матери. Мне стало ясно, что в жизни этих женщин мало радости, но я бы лучше согласилась быть такой, как они, чем стать проституткой… – ее голос задрожал, она отвела глаза. – Можешь осуждать меня, Генри, за то, что я продала свое тело и купила почтенную фамилию, но не суди строго, потому что когда-то один мужчина обещал моей матери достать луну с неба, а вместо этого оставил ее одну с ребенком…
Речел оперлась было ладонями о колени мужа, чтобы подняться, но Генри с ненавистью оттолкнул ее.
– Будь ты проклята!.. – процедил он сквозь зубы, как будто жевал землю и пытался выплюнуть.
Она сдержалась и заставила себя посмотреть ему в глаза.
– За что ты так со мной? За то, что я перестала быть твоей женой и стала твоей шлюхой? Разве ты не хотел этого – доказать, что шлюхи рождают шлюх? – Речел шагнула к двери, распрямив плечи и высоко подняв подбородок. На пороге она остановилась и обернулась, бросив через плечо: – А ведь тебе очень понравилось то, что я тебе только что сделала! И это было совсем не похоже на кошмар.
Для Генри это было хуже кошмара. Всю ночь он, как ни старался, не мог избавиться от воспоминаний о ласках жены, словно наяву ощущая ее прикосновения, ее теплый влажный рот. Даже понимая, что Речел воспользовалась его слабостью, он не мог остановиться сам и остановить ее, был не в силах прервать долгую сладостную пытку, мучительное наслаждение. Эта женщина заставила его потерять способность держать себя в руках и тем самым приобрела над ним власть. Генри чувствовал себя изнасилованным.
Но теперь, когда к нему вернулось самообладание, он снова превратился в мужчину, готового к отпору, отвергающего соблазны. Речел больше не посмеет унижать его, заставлять делать то, что хочет она. Даже если его плоть окажется предательски слабой, дух придет ему на помощь и победит в этой борьбе. Если Речел подобна чудовищу в женском обличье из его юношеского кошмара, или если она такая же, как Роза, он сумеет выбросить ее из своей жизни.
О, Господи, почему он сразу не смог разглядеть ее, понять, какая она есть?
Такая же, как Роза… Генри положил руки на колени и покачал головой, пораженный внезапной мыслью. Роза, несмотря на возраст и поношенную одежду, очень походила на дочь. Большие, немного испуганные глаза, лицо без следов румян или помады, даже нежный аромат свежего лавандового мыла – все напоминало о Речел. От Розы никогда не пахло дешевыми духами, как от большинства проституток. Но это сейчас… А раньше она торговала собой, и неизвестно, какое количество мужчин прошло через ее постель…
После того, как один из клиентов попытался залезть мне под юбку, Роза начала запирать меня на ночь в любой из свободных комнат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35