Секундой позже вошла мисс Уиндховер, подобная все тому же лоскутку зари, затмевающая стодолларовое электрическое сияние.
– Ой, мистер Махмуд! Я… я… я…
Он ободряюще похлопал ее по руке: – Ну, ну, милочка! Право же, не стоит волноваться! Всегда помните, что вы талантливы, а это – достояние, которого не купишь ни за какие деньги. Помните. Это придаст вам уверенность в себе. Мисс Марлен Дитрих уверена в себе. Я хочу, чтобы и вы были уверены.
– Если бы вы знали, сколько я перенесла, мистер Махмуд. Борьба за крошечные роли. Дешевые меблированные комнаты. И папочка так сердится. А мамочка плачет. Почему родители всегда такие снобы? Они чудесные люди, конечно, чудесные старомодные люди. Почему родители всегда так старомодны?
– Полно, полно, милочка! Теперь все позади. Подумайте о большом экране. Богатство! Слава! Званые вечера на Биверли-Хиллс!
– И искусство!
– Да, да. Искусство.
– Оно прежде всего. И конечно, собачки.
– Да, в самом деле. Дорогой Ритим, мисс Уинд-ховер любит собак. Не могли бы вы?..
Не слишком польщенный, я снял телефонную трубку и вызвал Бюро Обслуживания.
– Собак. Для мисс Белинды Уиндховер.
– Очень жаль, сэр, но зоомагазины уже закрыты.
– Это называется «обслуживание»? Разве в отеле нет собак?
– Только собаки Миры де Фаль.
– Она вышла в тираж. Пришлите их в номер. Вскоре явился паж с двумя борзыми, четырьмя гордонами и мопсом. Белинда Уиндховер была в восторге: – Ой, собачки!
– Смотрите, как она их целует, дорогой Ритим. Станет она звездой, как вы полагаете?
– Слушайте, Махмуд, я вижу, вы избалуете эту девушку.
– Чепуха. Льщу себя надеждой, что я умею обходиться с людьми. Я хочу, чтобы вы куда-нибудь сводили ее, изучили ее психологию и написали бы для нее эффектную роль.
– Пусть она изучает роль. Психологию к чертям!
– Да будет вам, дорогой Ритим.
– Не стану, – заявил я. – Это мое последнее слово.
– Жаль! Жаль! Послушайте, взгляните-ка на паркет. Один квадратик вроде бы расшатался.
Пока я смотрел, он приподнял паркетину носком. Эффект был необычайный. Я как будто заглянул в бездонную глубину и увидел массу быстро-быстро двигающихся фигурок на сцене с декорациями огненного цвета. Мистер Махмуд водворил квадратик на место, и видение исчезло.
– Бррр!
– Как вы сказали, дорогой Ритим?
– Я сказал «да».
– Вы проведете вечер с мисс Уиндховер?
– Да.
– И изучите ее психологию?
– Да.
– Ага, вот и репортеры! Входите, джентльмены! Входите. Я хочу, чтобы вы все познакомились с мисс Белиндой Уиндховер. Она ушла из аристократического дома ради искусства. Запишите.
– Да ладно. Мы это знаем. Старомодные родители.
– Ну сфотографируйте ее. Вот она, готовится стать звездой кинофирмы «Махмуд пикчерс инкорпорейтед». Вот ее любимые собаки.
– Да ладно. Мы их знаем. Привет, Мирза! Привет, Бобблс! Ребята, помните время, когда они принадлежали Нэнси Норт?
– Она вышла в тираж.
– А Люсиль Лэси? Ее всегда снимали с мопсом.
– Она тоже вышла в тираж.
– Их, наверное, никто не дрессировал. Ладно. Наводи аппарат. А это что за тип?
– Я писатель.
– Чудненько! Придержи-ка штатив. О'кей. Снимаю. Мисс Белинда Уиндховер. А вы мистер Махмуд?
– Я изложу вам свои планы относительно возрождения Американской Кинопромышленности.
– Само собой. Давайте снимем Белинду с большими белыми псами. В них есть шик. Где ваши соболя, мисс Уиндховер?
– Соболей для мисс Уиндховер, дорогой Ритим.
– Есть. – Раздраженный, я снова взялся за трубку: – Соболей.
– Очень жаль, сэр, но в такое время суток невозможно купить соболей.
– Что за паршивая забегаловка! Разве в отеле нет соболей?
– Есть, сэр, и много. Например, у мисс Полины Пауэлл.
– Она вышла в тираж. Пришлите их в номер. Вскоре все снимки были сделаны. Репортеры удалились.
– Итак, молодые люди, я отсылаю вас, чтобы вы подружились.
– Ой, мистер Махмуд, а вы с нами не пойдете? – вскричала Белинда, хитренько надув губки и вильнув бедрами.
– Зовите меня просто Николя, милочка. Сегодня, увы, я не могу. У меня еще куча всяких дел.
– А это ничего, что меня увидят вместе с писателем?
– Мистер Ритим – очень известный писатель, милочка. И что еще более важно, он – моя правая рука.
– Да, я буду изучать вашу психологию. Будущая звезда немного приободрилась.
– Я хочу узнать все-все про свою психологию, – щебетала она, пока мы шли к лифту. – Я ведь буду незаурядной актрисой, мистер Ритим? Я буду интеллектуальной актрисой. А в то же время больше всего на свете я люблю стряпать простенькие блюда в простеньком платьице. Как только прославлюсь, я приглашу Кларка Гейбла, и Кэтрин Хэпберн, и Гарри Купера и угощу домашними печеньицами.
– Чудненько! Не расставайтесь с этой идеей. Она мне нравится.
– А вы мне расскажете все-все про мою психологию?
– Непременно, – сказал я. – Мы нырнем в нее вместе. Идемте же.
На другой день я провел много времени с мистером Махмудом. Его номер был полон орхидей и телеграмм.
– Люди начинают нервничать, – сказал он, потирая руки.
– Да.
– Нас ждут великие дела.
– Да.
– А как там наша Белинда? Придумаете роль под стать ее психологии?
– О да. Ручаюсь.
– Она… она вчера обо мне что-нибудь говорила?
– Говорила. Она считает, что вы потрясающий парень.
– Потрясающий парень, вот как? Ритим, нас ждут великие дела. Великие! Ну, бегите.
Я побежал в ресторан, где должен был встретиться с Белиндой. За ночь она, как видно, набралась уверенности в себе.
– Здравствуйте, мистер Ритим!
– Послушай, киностудия – самое демократическое заведение в мире. Можешь называть меня Чарли. – Ладно. Я ведь простая душа. Люблю стряпать. А как мистер Махмуд?
– Белинда, он от тебя без ума.
– Скажи-ка, он вправду крупный продюсер?
– Крупнейший. Ни у кого нет таких денег, как у него.
– Да, Чарли, так-то так. Но есть на свете кое-что, чего не купишь ни за какие деньги, по крайней мере в Англии. Или это я сама придумала?
– Ты имеешь в виду талант. Я ведь читаю твои, мысли, Белинда.
– Не смей. Понимаешь, у меня старомодные родители. Мне бы хотелось сыграть Джульетту.
– Это уже было.
– Не так, как сыграю я. Ты напишешь новый сценарий, специально для меня.
– Ладно. Мы его модернизируем. Квартира Капулетти находится в одном из небоскребов Нью-Йорка. Ромео – молодой оперативник из ФБР, он окончил Гарвард, но притворяется, будто учился в Йейле, чтобы сбить с толку гангстеров. Все Капулетти тоже учатся в Гарварде. Это создает почву для примирения и счастливого конца. Ромео увлекается альпинизмом; это создает почву для сцены на балконе. На балконе небоскреба. Только героя зовут не Ромео, а Дон.
– Разве он тогда не получится какой-то другой?
– Ты ведь знаешь, что Шекспир сказал: «Зачем Ромео ты?»– Это Джульетта сказала.
– Вот видишь, значит, были сомнения.
– Ты прав. А я вот что придумала: записывай мои мысли о Шекспире в книгу, а я потом поставлю свою подпись. Не хочу быть заурядной актрисой.
– Не будешь. Но нам пора к Махмуду. Он от тебя без ума.
– И он действительно самый крупный продюсер?
– Действительно. Но дай я шепну тебе на ушко. – Господи! Ушко как раковина! Прелестная розовая раковина! – Я хотел сказать: помни, что ты талантлива. Вчера вечером тебя только-только открыли. Сегодня ты то, что есть сегодня. Ты быстро проявляешь себя. Мысли в крупном масштабе. Никому не давай сковывать твой стиль. Даже Махмуду.
– Ни за что не дам. Ради искусства. Оно священно.
– Молодец!
Когда они вошли в номер, мистер Махмуд сжал обе ее руки в своих.
– Очень, очень мило со стороны очень, очень прелестной дамы навестить бедного старого кинопромышленника в его трущобе в «Биверли-Ритц»!
– Ники, Чарли придумал мне роль, Джульетту, но гораздо лучше.
– Отлично. А кого вы метите на роль Ромео, дорогой Ритим?
– Да кого угодно.
– Он должен карабкаться по фасаду небоскреба, Ники. Чтобы я могла сыграть сцену на балконе с розой в руках.
– А вашим голливудским героям-любовникам это под силу, Ритим? Они ведь все не так молоды, как хотелось бы.
– Конечно. Вскарабкаются куда угодно. И вот еще что, при создании роли надо выработать кое-какие черты Жанны д'Арк. Она спасет Нью-Йорк.
– От чего?
– От гангстеров. А знали бы вы, из-за чего зритель валом повалит.
– Ну?
– В фильме будут стрелять настоящими пулями.
– Эх, Ритим! Полно, полно! В конце концов, знаете ли, в каждой игре есть свои правила. Даже я…
– Выслушайте меня! – вскричал я. – Этого требует роль. Ты согласна, Белинда? Как может она вжиться в образ, выложить всю себя, если вы жалеете для нее пули?
– Мне кажется, пули должны быть настоящие, Ники.
– Конечно, – настаивал я. – Вы думаете, стала бы Теда Бара играть Клеопатру без настоящих жемчужин?
– Играла же без настоящего аспида, – ухватился за соломинку Махмуд. Этот довод я разбил: – Аспид был настоящий, только старый. С вырванными зубами. Можете употребить старые пули. Можете даже пригласить старых гангстеров, а потом пустить слух, что они умерли от разрыва сердца.
– Вы что-то решительно настроились, дорогой Ритим.
– Решительно? Дайте мне добраться до павильона!
– Может, там будет паркетный пол?
– Все может быть, – ответил я подавленно. – Может быть, мы будем стрелять холостыми патронами. Может быть, я пойду за настоящими жемчужинами. Потому что я хочу придать роли некоторые черты Клеопатры, когда ее приносят закутанную в ковер.
– Пожалуйста, дорогуша. Автор у нас талантливый, Белинда.
– Чарли в порядке, вот только быстро уступает. Ну пожалуйста, Ники, мне хочется настоящих пуль.
– Вот что, – объявил я. – Я пойду куплю жемчуг. А вы тут пока все обговорите.
На обратном пути меня одолевали дурные предчувствия. Не слишком ли далеко я зашел? Жемчужины казались слишком вульгарными. Я решил отправиться сначала к себе в номер и посмотреть, что получится, если вынуть две-три самые крупные. Когда я шел по коридору, лифт с гуденьем опустился вниз. Оттуда вышел мистер Махмуд. Одними губами он произнес: «Она изумительна!» И его не стало.
Чуть позже я поднялся к нему в номер. Там в одиночестве сидела Белинда, обрывала лепестки орхидей.
– Похожи на конфетти, – сказала она. – По-моему, он о-очень ми-илый, ваш мистер Махмуд.
Про себя я отметил ее среднеевропейский акцент. Получила свои пули?
– Чарли, ты сделаешь так, чтобы я спасала город от Красного Флота. Настоящие снаряды.
– Правильно, Белинда, милая. Ник мировой парень. Он белый человек, Белинда. За ним стоит многое. Был бы я девушкой, я бы по Нику с ума сходил. Но не забывай: талант-то у тебя. Никому не давай сковывать твой стиль. Перед тобой блистательное будущее. Ты, может, думаешь, что купаешься в деньгах? Детка, это крохи по сравнению с теми деньгами, что у тебя еще будут, если только ты не дашь испортить себе стиль.
– Ты прав, Чарли. Это ведь искусство. Оно священно.
Вечером я застал Махмуда одного.
– Она изумительна, Чарлз! Но… послушайте…
– Да?
– Говорила ли она с вами о снарядах?
– Она сказала, что это вы с ней говорили о снарядах.
– Возможно, так оно и было. В приливе чувств. Тяжело, Чарли. Настоящие снаряды! Неприятностей не оберешься. Я не хочу, чтобы меня затаскали по судам.
– А вам-то что за дело?
– Мне дело до моих стремлений в области кино. Более того, Чарлз, мне не нравится ваш сценарий. Не сердитесь, старина. Сценарий великолепный, но мне он не нравится. Откровенно говоря, он слишком накладен.
Он не смотрел мне в глаза. Я видел: ему стыдно, что его миллионы не так уж неисчерпаемы. Я рассудил, что если одной из сторон, заключивших контракт, не чуждо подобное тщеславие, то у другой стороны еще есть надежда. Тут я стал его подначивать: – А я-то думал, что вы владеете всеми сокровищами мира. Я думал, вы надежная фигура. Есть ведь поговорка «Богат как дьявол».
Ему не хотелось откровенно признаться, что он не самый главный Дьявол. Он пробормотал что-то вроде «бюджет есть бюджет».
– Могу сделать вам вестерн, – саркастически предложил я. – Разоритесь на живую лошадь?
– Я уже разорился на живой капкан, дорогой Ритим.
– Может, вы и правы. Ладно, пойду набросаю что-нибудь начерно.
На другой день спозаранку я навестил Белинду.
– Ну вот, красотка, наш сценарий погорел. Пишу тебе историческую вещичку из жизни провинциального городка. Ты носишь такую здоровенную шляпу, знаешь, из тех, что закрывают все лицо.
– Чарли, не может быть! Я хочу, чтобы меня принесли в ковре, с тремя большими жемчужинами.
– Жемчужины исключаются, цыпочка. Мы перешли на режим экономии. Представляешь, даже снарядов не стало. Остались только ты да лошадь.
– Не пиши ни слова, Чарли. Подожди, пока я увижусь с Ники.
После ленча раздался телефонный звонок: меня вызвали к мистеру Махмуду. У него сидела Белинда, разрумянившаяся и счастливая.
– Настоящие снаряды, Чарли! – И наряды. Мы с Белиндой женимся. Правда, малютка?
– Да, я получу настоящие снаряды.
– И настоящие броненосцы, – вставил я. – Как вам нравится эта идея? Давайте я введу их в сценарий. Они пойдут вверх по Гудзону, изрыгая адский огонь! Мой подарок невесте.
– Слышишь, что он предлагает, Ник? Ой, Чарли, ты умеешь писать сценарии! Настоящие броненосцы!
– Боюсь, что Чарлз шутит, дорогая. Он любит шутить с адским огнем. А мы с тобой… поговорим лучше о нашей свадьбе.
– Ладно, Ники. Полетим в Нью-Йорк. Зайдем в первую попавшуюся церквушку…
– Я не ослышался? К первому попавшемуся судье?
– Нет, голубок, в церквушку.
– Это не для нас, голубка. Мы устроим тихую свадьбу, пусть нас обвенчает судья.
– Что? За кого ты меня принимаешь? Кто я – твоя собственность? Рабыня? Кинозвезда я или нет?
– Но ты ведь и хорошая женушка, голубка. Помни, ты простая девушка. Собачки… печеньица… Ее поклонники хотят, чтобы она стала идеальной женушкой, не так ли, Чарлз?
– Да, Ники. Но я ведь еще не законтрактовалась на роль жены. Я не играю роль, пока на нее не подписан контракт. Моя мать готворит, что девушка не должна изображать жену, пока она еще не жена. Моя мама старомодна. Почему родители так старомодны?
– Я тоже старомоден, моя радость, – сказал Ник. – Я не могу войти в первую попавшуюся церквушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60