Благородные предки, камердинер,
гувернантка по утрам умывает, охранник до двери нужника провожает...
Что, ошибаюсь?
Марк молчал.
-- Ну и Слово... сам понимаешь. Откуда тебе его знать? Один ответ --
подарили.
-- И что?
-- Ничего. Мне-то какое дело? Марк ты, или Маркус, мне едино. Хочешь
расскажу, как все с тобой было? Отец твой граф или барон. Вряд ли принц
из Дома, хотя... А матушка, небось, попроще. Бастарду тоже всякая судьба
выпадает. Нет у папаши наследника -- вот и растят в роскоши. Мало ли как
сложится... вдруг придется род наследовать.
Мальчик молчал. Впился в меня темными глазами, выжидал.
-- А потом вдруг получилось у аристократа. Законная жена дитя родила.
И тут уж... стал ты обузой. Могли и прикончить. Но кто-то постарался,
верно? Думаю, папаша твой добрым оказался. Спрятал тебя... на рудники
отправил. Все лучше, чем помирать. Так?
-- Не... не совсем...
Глаза у Марка заблестели. Ну вот. Довел пацана до слез.
-- Перестань, -- я присел рядом, и рукавом его же рубашки утер
слякоть. -- Нечего жалеть. Жизнь крутит-вертит, а Искупитель правду
видит. Кого любит, того испытывает. У тебя все равно... такое сокровище
осталось, что мне и не снилось никогда.
Марк тут же затих.
-- Да не буду я Слово пытать... Скажи лучше, что ты чуешь при этом?
-- Холод.
-- И все?
-- И все. Словно руку в темноту протянул, но знаешь, что должен
найти. И находишь. Холодно только.
-- Понятно. Значит, все равно, что жратву с ледника воровать. Ничего
особенного.
И что это все мысли к еде сводятся? Марк уставился на меня. Удивленно
сказал:
-- Вы смеетесь. Вы же смеетесь!
-- Да. А что, нельзя?
Он неуверенно улыбнулся:
-- Нет, я не думал, что вы умеете. Вы все время такой мрачный.
-- Знаешь, Марк, брось свое "вы". Я тебе не граф, да и ты мне не
принц. Оба мы беглые каторжники, один молодой, другой старый.
Договорились?
Мальчик кивнул:
-- Ладно. Ты прав, вор Ильмар.
-- А ты молодец, бастард Марк, -- вернул я любезность. -- Дворцов,
может, и не наживешь, но и не пропадешь. Ты хоть что-то делать обучен?
-- Кое-что.
-- Например?
-- Фехтовать. Стрелять.
Я не сразу его понял. Кто же ребенку оружие доверит?
-- Из пулевика?
-- Да.
-- Тебя и впрямь в наследники готовили, -- признал я. -- Что ж,
полезное умение. Значит, воевать обучен. Дюжину-то начал?
Мальчишка сжал губы. Неохотно выдавил:
-- Не знаю. Может быть.
-- Это плохо, -- я покачал головой. -- Пока точно не узнаешь, считай,
что начал. Дюжине как счет ведут? Если ранил кого, и за неделю не помер
-- значит, не в счет. Если не убил, а дал помереть... ну, вот если бы я
тебя на улице страже бросил, -- так тоже не в счет. Это судьба. Но если
точно не знаешь -- считай, что убил. Так спокойнее.
-- Я знаю.
-- Хорошо. Диалектам обучен? Романский ведь тебе не родной, верно?
Марк промолчал.
-- Не родной, чувствую. Да не беда, ты на нем говоришь здорово, не
придерешься. Чуть по-ученому, словно выпендриваешься, но такое бывает.
Русский ты знаешь -- слыхал, как ты с кузнецом говорил. По-галльски
говоришь?
-- Oui.
-- Иберийский, германский?
-- Si, claro. Ich sprechen.
-- Небось еще языки знаешь? -- предположил я. -- А?
Мальчишка кивнул. И в глазах у него мелькнула легкая гордость.
-- Уже много, -- похвалил я. -- Вырастешь, так сможешь переводчиком
работать. Хорошие деньги, особенно если к аристократу в прислугу
устроиться...
Вот, опять. На этот раз он заплакал. Молча, но по-настоящему. И
впрямь, чем я его обрадовать вздумал? Что он будет занюханному барону
прислуживать, когда себя графом или герцогом мнил?
-- О прошлом не плачь, о будущем думай! -- гаркнул я, пытаясь
грубостью прервать слезы. -- Здоровый уже парень!
Марк продолжал реветь. Моего тона он не испугался -- оно, конечно,
приятно, но как успокоить-то?
-- Тебе думать надо, как вырасти! -- резко сказал я. -- А там лови
счастье, повезет, так и титула добьешься! Вот выберемся с Островов, -- я
постарался вложить в эти слова такую уверенность, которой вовсе не
испытывал, -- чем зарабатывать станешь?
Он дернул плечами.
-- Голова у тебя умная, -- вслух рассуждал я. -- С такой головой на
мануфактуру наниматься -- Искупителя гневить. В монастырь? Ты не
калечный, чтобы монахи пригрели... да и паршивое это дело, монашеская
любовь, они там через одного извращенцы, покарай их Искупитель... В храм
Сестры не предлагаю тем более, сам понимаешь.
Марк торопливо кивнул. Он словно всерьез решил, что сейчас решается
его будущая судьба. Да и я увлекся этой игрой. Надо же, Ильмар
Скользкий, вор из воров, о брошеном бастарде заботится!
-- Есть у меня пара купцов знакомых. Хороших купцов, крепких, -- я не
стал уточнять, что крепость их проистекает из скупки краденого. -- Могу
поговорить, чтобы взяли тебя в ученики. Не насовсем, конечно, подрастешь
-- уйдешь. Заодно подзаработаешь немного. Математике ты хорошо обучен,
не сомневаюсь. Диалекты знаешь. И сам парень крепкий. Если попрошу, тебя
не обидят. Могу сказать, что ты мой сын, -- я ухмыльнулся. -- По
возрасту впритык, но можно наплести. Будет крыша над головой, сыт
будешь. И опять же -- в языках практика, в математике, интересные люди
каждый день приходят, с охранниками сдружишься -- будет с кем на мечах
тренироваться...
Я с таким увлечением начал живописать радости купеческой жизни,
словно сам вырос в лавке, и ушел оттуда по несчастливой случайности.
Марк плакать перестал. Зато спросил:
-- А что же вы... ты, Ильмар, торговлей не занимаешься?
-- Я птица вольная.
Марк усмехнулся.
-- Еще я взрослый человек. Ясно? Меня даже душегубцы боятся, мне
везде приют.
-- Странный ты, Ильмар, -- очень серьезно сказал Марк. -- Я вначале
думал, ты ловкий дурак. Не обижайся!
Ох и приложил! Я проглотил обиду:
-- А чего тут обижаться? Ворье -- оно такое и есть, мальчик. Ловкое,
хитрое, да глупое. Сколько не прыгай, а конец один -- или от чахотки в
руднике, или на мече солдатском.
Марк кивнул.
-- Я о том и говорю. Ты же сам диалекты знаешь. И вообще -- всему
ученый. Я же видел, как ты нож держал...
Я вздрогнул.
-- Воевал я, мальчик. Довелось.
-- Простым солдатам стальной клинок не положен, -- спокойно возразил
Марк. -- Да и не в этом дело. Тебя и впрямь всякие бандиты слушаются, и
стража побаивается. Не силы, ума боятся. Неужели ничего другого не
нашел, кроме как воровать?
-- Воры разные бывают, -- стараясь оставаться спокойным, ответил я.
-- Одни на ярмарке карманы чистят, другие с кистенем по большой дороге
гуляют, третьи дома грабят.
-- А ты этим не занимался?
-- Бывало, -- признал я. -- С голодухи чего только не сделаешь,
парень. Только у меня другое умение.
Марк ждал, и я, почему-то, решился на откровенность:
-- Я то ворую, что уже никому не принадлежит. Думаешь почему Ильмара
Скользкого, о чьей ловкости и фарте песни поют, на виселице не
вздернули?
-- Ты откупился, -- спокойно ответил Марк.
-- Не без того, -- признал я. -- Рассказал кое-что судье, когда
писарь отлить ушел. Только, будь на меня жалоба от какого лорда, не
помогло бы это. А вот -- нет обиженных.
-- Ты грабишь могилы?
Голова у него работала.
-- Не совсем могилы, мальчик. Мертвых тревожить -- гнусное дело.
Знаешь, сколько старых городов по миру раскидано? Пустых, заброшенных.
Городов, храмов, курганов, склепов. Всеми они забыты, никому не нужны. В
склепах тех уже не мертвецы -- тлен, и никому с моего воровства обиды
нет. Найти такие места, древние, непросто, нетронутые -- того труднее, а
уж сделать так, чтоб никого по своему следу не навести... А ты знаешь,
как раньше люди жили? Ты видел когда железные двери? Железные двери в
склеп, где мертвые лежат? Я -- видел. Сил унести не было, а так... сидел
бы я тут.
-- Повезло мне, что у тебя сил не хватило, -- сказал Марк.
-- Значит, повезло, -- согласился я. Мне было очень интересно,
попросит мальчик взять его в подручные, или нет? Я бы на его месте --
попросил. Точнее, я в свое время -- попросил.
-- А почему ты мне это рассказываешь, Ильмар?
-- Это не тайна, Марк. И я не один такой, может удачливее других --
вот и все. Ну, знаю кое-что полезное. Языки древние, например.
Мальчишка молчал. Сейчас он сидел, подтянув колени к груди, опустив
на них подбородок, и, казалось, о чем-то глубоко задумался. Лицо у него
умное, даже под размазанной слезами грязью. Если попросится в
подручные... а ведь возьму, точно возьму! Смышленый, не подлый, да еще
со Словом. Знай я Слово -- ох, что бы тогда было! Сбил бы железные
ворота с петель, коснулся, да и отправил в Холод. А потом...
Меня обожгло припоздалой мыслью.
-- Марк, мальчик, а можешь ты еще что-нибудь в Холод спрятать?
Он грустно посмотрел на меня. Словно я сказал ужасную глупость,
отрывая его от важного дела:
-- Кирпичик железный?
-- Например. Можно не один.
-- Нет, Ильмар. Честное слово, нет, Слово не то, -- он улыбнулся, то
ли своему незамысловатому каламбуру, то ли моей огорченной физиономии.
Будем считать, что каламбуру.
-- Тяжело тащить?
-- Да нет, что ты. На Слово можно что угодно подвесить, разницы не
чувствуешь. Дело в том, какое Слово.
-- Понятно. У тебя -- слабое.
-- Тут не в силе дело, я же говорю. И от Слова зависит, и от
человека. Может, кто другой с тем же Словом сумел бы все эти кирпичи...
Марк замолк и съежился под моим взглядом.
А мне пришлось несколько раз глубоко вдохнуть, вспомнить, что Сестра
заповедала, да представить себе ад, куда Искупитель подлецов отправляет.
-- Знаешь что, Марк... Пойдем мы, пожалуй. Подальше от этих
кирпичиков.
Я встал сам, помог подняться мальчишке. Ступал он уже неплохо, может,
с перепугу, -- но не морщась.
-- Только если нас поймают... не ляпни стражникам про Слово, --
посоветовал я. -- Видел я однажды мужика, из которого Слово пытали...
-- Ильмар...
Вытащив факел -- тот уже начал потрескивать и чадить, я посмотрел на
Марка. За эти мгновения мальчишка словно повзрослел года на три.
-- Спасибо тебе, Ильмар. Пусть Сестра тебя отблагодарит. А я никогда
не забуду. Что хочешь для тебя сделаю, Искупителем клянусь!
Я не стал ловить его на клятве и просить Слово. Вместо того потрепал
по плечу и стал подниматься по лесенке. Кинжал я взял в зубы, опасливо
поджав язык. Полезная предосторожность, от многих бед избавляет.
Еще бы и Марк это понял...
Марк шел сзади, с факелом. Он хромал, и оттого шумел, но шел довольно
быстро. А я крался впереди, вне круга света. Бесшумно, никто не учует.
Если вдруг есть в доме засада -- кинутся на мальчишку, тут и настанет
черед кинжалу поработать.
Но никого в доме не было. Видно, сработали мои уловки. Отбил крысиный
помет нюх собакам, замела ветка следы. Двинулись стражники по улице,
уткнулись в арык, да и решили, что по воде мы ушли...
У дверей я дождался Марка. Молча забрал факел, затоптал. Крепко взял
мальчика за руку, и повел за собой. Темно было, очень темно, луну тучи
закрыли, Опять спасибо Сестре. В темноте мне любой стражник не помеха.
Для меня -- едва контуры домов проступают, а для солдат -- непроглядная
темень.
-- Хорошо складывается, -- прошептал я на ухо Марку. -- Теперь в горы
пойдем. Там отсидимся -- неделю, две... да и двинемся к порту. Морякам
приработок не лишний будет. Заплатим -- укроют, отвезут.
Марк замотал головой:
-- Нет! Нельзя в горы!
-- Это еще почему? Меня боишься?
-- Нет... Ильмар, меня искать будут!
-- Неделю, не больше. Солдатам дел больше нет, как по горам...
-- Ильмар, милый! -- он схватил меня за руку, впился ногтями до боли.
-- Ты же умный! Поверь! Я на каторгу по ошибке попал... как поймут в чем
дело, пошлют за мной! И тогда весь остров перероют, горы снесут, шахты
наизнанку вывернут... Ильмар, поверь!
От такого напора я остолбенел. А Марк все цеплялся за меня, и шептал
не переставая:
-- Ты же хорошо людей понимаешь, я вижу. Так подумай, правду я
говорю, или нет!
-- А сам-то ты себя понимаешь? Ну с чего тебя искать будут?
Марк тихонько застонал. Безнадежно сказал:
-- Ну вот...
Я закрыл ему рот ладонью -- уж очень голос повысил. Спросил:
-- Мальчик, а что делать прикажешь? Солдат всех перерезать, да власть
на островах держать? Корабль штурмом взять, да черный флаг на мачте
выкинуть? Планёр в крепости захватить, да улететь как птицы?
-- Можно и планёр.
-- А летуна попросим, чтобы вез куда надо?
-- Я сам поведу. Я умею.
-- Да ты с ума съехал... -- я легонько тряхнул мальчишку. -- Планёры
водить лет семь учатся, лучшие из лучших! Это тебе не из пулевика
стрелять, это наука тонкая, ее и в Доме не всякий знает!
-- Я знаю!
-- Марк, -- я постарался, чтобы в голосе сейчас появилась вся
строгость, от природы отпущенная, и несложно это было сделать, честно
скажу. -- Я дурью страдать не намерен, и голову в петлю не суну. Не
хочешь в горы -- уходи, куда знаешь. Нож я тебе... нет, нож не отдам.
Тебя не спасет, мне поможет. А в остальном преград не ставлю. Решай.
Он всхлипнул.
-- Марк, говори!
-- Я... я пойду... с тобой.
-- Вот и хорошо. Умный мальчик. Идем.
Двинулись мы по улице, и Марк сразу затих. Не стал на слезы сил
тратить, и шуметь не стал. У меня даже подозрение закралось, что все
всхлипы были для того, чтобы меня растрогать.
Нет уж, дружок. Я не злой, видит Искупитель. Даже добрый, наверное.
Но по глупости умирать не собираюсь.
В горах нас никто не достанет, и с голода там не пропадешь -- в
холмах кроликов, как на болоте комаров. Холода тоже бояться нечего,
Печальные Острова -- они теплые, не чета материку. Отсидимся в горах,
доберемся до побережья, найдем корабль с жадным капитаном, вернемся
домой. Поумнеет парнишка, так и впрямь не брошу, пристрою к лысому Жаку
или Пейсаху-иудею. Все хорошо будет. Если уж Сестра с этапа вытащила,
так теперь...
Слишком я расслабился. И почуял засаду шагов за двадцать, хотя должен
был за пятьдесят.
1 2 3 4 5 6 7 8