-- Эй, ты чего? -- удивился стражник.
-- Удушится мальчишка, если между двумя взрослыми будет стоять, --
объяснил я. -- Ему первому придется идти.
-- И впрямь... -- стражник зашарил взглядом по каторжникам. Видно
соображал, кого бы поставить сразу за Марком, чтобы ростом поменьше был.
Но каторжники как на подбор были рослыми. Я и впрямь казался самым
низким... особенно сейчас, когда старательно сутулился.
-- Ладно, вставай за ним, -- озабоченно сказал стражник. -- И
аккуратнее иди, задохнется пацан -- получишь плетей!
Теперь ни о какой добровольности не было и речи, маленький рост Марка
лишил стражников ожидаемого развлечения. Каторжников сортировали по
росту, поругивая судей, определивших мальчишку во взрослый этап.
Наверное Марк был прав, говоря, что попал на рудники случайно -- обычно
сюда ссылали крепких и рослых мужчин. Для детей есть наказания по силам
-- золотой песок на севере мыть, или в отвалах старых железных рудников
остатки руды выискивать...
Я встал за Марком, и, пользуясь общим шумом, прошипел:
-- Ты что творишь?
-- Сами же сказали -- между двумя взрослыми удушусь, -- шепотом
ответил мальчишка.
Врал он. Это только после моих слов оправдание придумал. А дело-то в
другом было -- не хотел нож из рук выпускать...
-- Тебе замок не открыть!
-- Сами откроете.
Я ждал, кипя от злости. Наконец, всех нас нанизали на канат, а концы
его зажали в деревянных брусках на тяжелые замки. Так... ключ большой,
бородка двойная, три прорези, поворачивается влево...
На двадцать секунд работы, если ножом. Много. Надо быстрее. Пусть
стражники здесь службы не чтут -- все равно, за двадцать-то секунд любой
заметит неладное.
-- Вперед, хватит бездельничать! -- когда все мы оказались на запоре,
тон стражников неуловимо изменился. Вроде та же насмешливость, но теперь
она стала злее, раздраженнее. -- Пошли!
И мы двинулись к трапу.

Глава вторая, в которой все бегут, но немногие знают куда и зачем.
Ох, нелегкое дело -- ходить на канате! Жесткий он, смоленый, лежит на
плече как шест, не гнется. Чуть замешкаешься, чуть ускоришь шаг, или,
того хуже -- в сторону подашься, -- петля дергается, грозит затянуть
шею. Если кто упадет -- может и убиться.
Неуклюжей человеческой гроздью мы развернулись поперек палубы, Марк
первым ступил на сходни. Шел он почти что на цыпочках, чтобы хоть как-то
ослабить натянувшуюся петлю. Сестра-Покровительница, Искупитель -- не
дайте ему упасть! И сам пропадет, и мне конец...
Не зря нас на канате водят, ох не зря! Могли бы в колодки забить,
куда надежнее, так нет! Только веревка -- напоминанием о позорной казни.
Чтобы почувствовали себя униженными, будто уже готовыми в петле
болтаться. Чтобы поняли -- каторга не сахар. Если мне помять не
изменяет, нас еще мимо площади Кнута проведут, покажут, как упрямцев
наказывают. Давненько я не был на Печальных Островах, лет пятнадцать
прошло. Попал сюда чуть старше Марка, хорошо хоть по мелочи, и на
неполный год.
-- Шевелись! -- покрикивал стражник, что рядом со мной шел. На лицо
добродушный, пузатый, ему бы по базарам ходить, с торговок оброк
взимать. Ан нет, приставили к каторжникам, вот и пыжится, силу
почувствовал. Я голову опустил, шел старательно, в землю глядя. Стражник
поглядывал на меня, потом дальше вдоль ряда двинулся.
-- Зачем стал впереди? -- шепнул я Марку. Мальчишка, не оборачиваясь,
хоть на это ума хватило, ответил:
-- Я сам. Разрежу канат, и убежим.
-- Побрякушки себе отрежь! Ты смоляные тросы резал когда?
Марк покачал головой.
-- Его мечом с размаха не перерубишь! Лезвие завязнет!
Мальчишка сбился с шага. Провел ладонью по канату, обернулся. В
глазах теперь была растерянность, понял, значит. Потом коснулся
накинутой на шею петли. Стянуть-то ее нелегко, никто и не пытается,
удушишься, а вот ножом порезать -- запросто.
-- Только не вздумай поводок сечь, -- напомнил я то, что объяснял ему
вечером. -- Один далеко не уйдешь, надо чтобы все... сразу...
Конечно, иному дай нож поострее, да времени минут пять -- сможет
канат рассечь. Если сила немеряная, если Искупитель улыбнется, если
стражники глаза отведут.
Только не бывает такого, чтобы все сразу случилось -- и нож острый, и
умение великое, и сила дурная, и стражники подкупленные.
-- Я открою... замок открою...
Мимо нас прошел другой стражник. Глянул подозрительно, но спросил
спокойно:
-- Что разболтались, тля рудничная?
-- Страшно пацану, успокаиваю, -- сказал я.
На миг в глазах стражника появилось сочувствие. Не мне, конечно, а
мальчику.
-- А нечего разбойничать... -- самого себя одергивая, изрек он. --
Закон -- он для всех писан. Хватит болтать!
Но следить не стал, пошел вперед, где по улице толпа скопилась.
Арбалетом помахал -- расходитесь, мол... Толпа, конечно, только на метр
и сдвинулась. Не боялась его толпа, стражнику тут еще жить, вечерами по
улицам ходить. Своего развлечения островитяне не упустят.
-- Душегубцы! -- тоненько взвизгнула в толпе девчонка. Знаю я таких,
истеричек с горящими глазами, сама, небось, каждый год в чреве плод
травит, потому и других обвинить всегда готова. -- Убийцы! Насильники!
Чтоб ваши руки-ноги отсохли! Чтоб у вас...
Это ничего. Эта толпа мирная была. Даже девица -- покричала,
покричала, да и пошла по своим делам, корзинкой плетеной покачивая.
Видно, на базар собралась. Шла бы с базара -- не пожалела бы мятой
помидорины или яйца давленого...
-- Замок тебе не открыть, -- сказал я. -- Слышь, Марк? Тут умение
нужно.
Молчал он. Сам все понимает, сопляк.
-- Чуть вперед подайся, -- велел я. -- Чтобы брус тебе на плечи лег.
-- Поймут...
-- Что плетешься как вошь! -- завопил я в полный голос. И пнул
мальчишку по заду. Марк дернулся, рванулся вдоль каната, прижался к
деревяшке, что его канат щемила.
Стражники захохотали. Ясное дело, у каторжников нервы не выдерживают.
Все развлечение.
Я продвинулся вслед за мальчишкой, впился взглядом в замок. Эх, не
везет, германская работа, с таким всегда трудно справиться...
-- Не усердствуй! -- бросил мне возвращающийся стражник. --
Задохнется пацан...
Отмычку бы мне, тонкую отмычку, да с двойным изгибом, тогда бы
справился...
А мы уже к площади Кнута приближались. Самое место бежать. Дальше по
холмам потянемся, там места голые да безлюдные, не укрыться...
Эх, германская работа, хорошая сталь, тугая пружина, ключ в три
прорези...
Никогда мне такой замок ножом не открыть!
И когда я понял это, так сразу и начал действовать. Нельзя панике
поддаваться.
-- Нож! -- прошипел я в спину Марку.
Хоть сейчас не ослушался.
Повел рукой -- будто потянулся куда-то, далеко-далеко... Даже на меня
холодом дохнуло, когда в руке у пацана кинжал сверкнул.
Хороший клинок.
За такой клинок домик в пригороде отдают без торга.
Протянул я руку Марку через плечо, нож взял -- у парня пальцы
задрожали, но отдал, смирился. И даже -- хоть я и не просил, придержал
брус, приподнял, чтобы мне орудовать было легче.
Одно хорошо -- стражники сейчас на нас не смотрели, в хвосте колонны
порядок наводили. И впереди толпы не было. Только маленькая
девочка-замарашка на углу стояла, сосала грязный палец, да на нас
смотрела. Будь постарше -- сразу бы крик подняла. А так только глазенки
вспыхнули, уставилась на нож, руки опустила, рот закрыть забыла...
Смотри, смотри, маленькая, только не кричи, прошу тебя!
Сестра-Покровительница не велит беглецов выдавать! Не кричи, прошу,
пошлет тебе Сестра куклу фарфоровую, платье новое, как вырастешь -- мужа
богатого и дом -- полную чашу. Только не кричи!
Так я про себя девочку заклинал, а сам в замке орудовал, и вроде
нащупал что-то, только вот сталь скрипела, и нож блестел на солнце,
значит времени у меня -- до пяти сосчитать, не больше...
За спиной уже поняли. Славко-дубина рык издал -- приготовился. Вот
такие всегда из чужого умения пользу получают! Кузнец крякнул, с шага
сбился, видно решил что-то сказать, да никак с языком управиться не
мог...
-- Эй, чего творите? -- крикнул кто-то из конвоя. Еще не увидел, но
почувствовал, -- все, пропадаю, что же ты, Сестра, за что так
насмеялась...
И стоило мне Сестре взмолиться, как замок проклятый щелкнул, дужка
раскрылась, из прорезей вылетела, деревяшка разошлась и под ноги упала.
Марк запнулся, я подпихнул его -- он мигом с каната слетел, -- и сам
следом рванулся. А дальше уже напирали -- и Славко, и кузнец, и все
остальные. Кто и впрямь бежать решил, кого напором понесло.
На это я и рассчитывал.
Как рыбешки с порвавшегося кукана, рассыпались каторжники по улице.
Те, кто подурнее, вперед кинулись бежать. Ага, на площадь, прямо толпе в
лапы. За поимку беглого -- три монеты плата. А если голову, руку или
ногу беглого принесешь -- две. Ох, не дура же толпа, умеет складывать.
Умеет и отнимать. Толпа, она чудовище, но никак не дура.
Те, кто позлее, да поотчаяннее, на стражников бросились. Того, что с
пулевиком, сразу с ног сбили. Может, и остальных задавят толпой. Все
бывает. Может, и корабль потом в порту отобьют.
Только поднимут с гарнизона пару планёров, да и сожгут их вместе с
кораблем...
А я, как последний идиот, с мальчишкой боролся. Марк у меня нож
выдирал, уже пальцы изрезал, но не отпускал.
Нет, парень, мне с тобой умирать не с руки!
Я выпустил нож -- пусть натешится, может, зарезаться успеет, -- и
бросился в узкую боковую улочку, на ходу петлю с шеи сдирая. Рядом
бежали кузнец и Славко -- это ж надо, кто умнее всех оказался!
И тут Славко, по своей злобе и общей тупости, ошибку совершил. Прямо
на пути оказалась та девчонка, по малолетству не додумавшаяся убежать.
-- С дороги! -- завопил Славко и отшвырнул девочку. Ну зачем,
спрашивается? Времени больше потратил, чем если бы обежал ее!
-- Женщин обижаешь! -- взвыл кузнец. В голосе не только ярость была,
еще и восторг. Наконец-то он убедился, что Славко -- мерзавец.
Через миг здоровяк уже прижал душегубца к стене какой-то лавки и
молотил головой о стену, выкликая:
-- Нельзя женщин трогать! Грех! Нельзя женщин трогать! Винись перед
малышкой! Нельзя...
Я пробежал мимо вопящего Славко, гневающегося кузнеца и ревущей
девочки. Ничего с ней и не случилось страшного...
Ах Сестра, спасибо Сестра! Не оставь и кузнеца в заботах своих,
хороший он человек, просто темный. Сейчас народ набежит, стражники из
порта подтянутся -- может, и не убьют его? Бежать вроде не пытается,
стоит, душегубца колотит. Может и уцелеет. В рудниках нужны работники.
Ах, Сестра, дай мне уйти...
-- Ильмар!
Я обернулся на бегу. Надо же, Марк тоже сообразил, куда бежать. И
бежал хорошо, догнал. Ножа у него в руках уже не было, конечно, и от
петли он тоже избавился.
-- Щенок сопливый! -- выдохнул я. -- Чуть все не попортил...
-- Не бросайте меня!
Хотел было я огрызнуться, но передумал. Нельзя, после того как судьба
смилостивилась, в помощи другим отказывать. Вмиг все переменится.
Я просто продолжил бежать, с легкой надеждой, что пацан сам отстанет.
Но мальчик явно был не из слабаков.
Дважды навстречу попадались люди. Но первый, крепкий, но умный мужик,
не рискнул нас останавливать, а не в меру воинственного старика с клюкой
я, скрепя сердце, уложил на мостовую одним ударом.
Не дело тебе, дедуля, чужой крови жаждать. Не по возрасту.
-- Ильмар...
Мальчишка начал отставать. Ноги у него может и быстрые, молодые, зато
я всю жизнь в бегах провел.
-- Ильмар...
Направление я правильно выбрал. Дома вокруг тянулись все плоше и
плоше, а потом и вовсе пошли развалины, давним пожаром оставленные. Под
ногами уже не мостовая, а просто земля утрамбованная, трава кое-где
лезет. Полгорода такие вот, заброшенные. Даже на Печальных Островах
шахты пустеют, вот народец и разъезжается.
И когда я совсем уж было поверил, что ушли мы, Марк сзади вскрикнул.
Остановившись я посмотрел на него. Марк пытался встать, хватаясь за
левую ногу. Сломал, что ли?
Никого вокруг не было, и, проклиная себя за глупость, я все же
вернулся к мальчишке.
Марк жадно ловил ртом воздух.
-- Больно?
-- Да...
Штанина вся в крови была -- неужели кость наружу вышла? Тогда все,
тогда конец ему. Потом я сообразил, что у мальчишки ладони изрезаны, вот
сам себя и замарал. Засучив брючину, прощупал кости. Да, вроде целы.
Мышцу потянул сильно.
Только какая разница -- сломал, потянул, -- если погоня следом, и
медлить нельзя?
-- Попробуй встать.
Он встал. И даже шаг сделал, перед тем как рухнуть.
Мы оба молчали.
-- Судьба твоя такая, Марк, -- сказал я. -- Понимаешь?
Он кивнул. На глазах уже слезы блеснули -- не от боли, от страха.
-- Может, и обойдется, -- утешил я. -- Вон, в развалины отползи, и
укройся. К вечеру нога отойдет, дальше сам думай...
Марк молчал.
Я плюнул с досады.
-- Ну не могу же я тебя тащить! Сам посуди! Тут уж так... каждый за
себя, один Искупитель за всех... Не поминай злым словом.
Мальчик начал медленно отползать к развалинам.
-- Если духу хватит, так соври стражникам, что я туда убежал, -- я
махнул рукой к морю. -- Тебе все равно, а мне поможет.
-- Я... -- он замолчал.
Ну и правильно. Чего уж тут. Я б его не гнал, даже помог бы. Сам
виноват, надо под ноги смотреть.
Развернувшись, я пошел по улице, восстанавливая дыхание перед новым
рывком.
-- Ильмар!
Все-таки я обернулся.
Марк взмахнул рукой, и в воздухе сверкнула сталь. На мгновение я
уверился, что нож летит мне прямо в лоб, и сейчас я улягусь рядом с
пацаном.
Нож упал к ногам.
-- Мне... ни к чему теперь...
Приловчившись, Марк на четвереньках потащился к выбитым, осевшим на
прогнивших деревянных петлях дверям. Вот дурашка. След за ним тянется,
только слепой не заметит.
1 2 3 4 5 6 7 8