(495)988-00-92 магазин Wodolei
Рафаэля нам вручили, как посылку. У него были глаза Маркоса, и они обвиняли нас. Фелипе не мог в них смотреть.
- И тогда вы передали его Рамону и Люсии. - Саре стало плохо, настолько плохо, что она больше не могла этого скрывать. Теперь она поняла все. Люсия, жестоко униженная и брошенная отцом Рафаэля, и Рамон, неожиданно лишенный всего по милости племянника.
- Рамон согласился. Кому-то надо было позаботиться о ребенке, - извиняющимся тоном сказала донья Исабель, но не смогла выдержать напряженного взгляда Сары. Ее тонкие пальцы на перекладине напряглись еще больше. - Я все еще переживала из-за Тони. А Рафаэль заставлял меня чувствовать себя виноватой. Мне было легче отвернуться от него и притвориться, что его нет. Фелипе... он был уверен, что Рафаэль не сын Маркоса... но я-то знала... я знала, - пробормотала она упавшим голосом.
Сара поджала губы и медленно глубоко вздохнула.
Ее собеседница откашлялась.
- Когда мы поняли, что у них творится, - продолжала она уклончиво, мы отправили его в интернат. Нет, даже тогда мы не собирались искупать перед ним свою вину. Но он прекрасно учился. Он блистал по всем предметам. Он мог заниматься всем, чем угодно, и мог стать всем, кем угодно. Мы не могли его больше игнорировать.
- И что же произошло? - поинтересовалась Сара.
- Ребенком он рисовал на стенах, когда Люсия не давала ему бумагу. Он рисовал не переставая, - хмуро сообщила она. - Думаю, что для него это было своеобразной отдушиной. Мы не дали ему любви, не приняли его в семью. И когда мы попытались сделать из него одного из нас, было уже поздно. Нам нечего было ему дать, кроме свободы, а свободу он взял сам. Он не захотел заниматься бизнесом, бросив нам всем вызов. Я поняла... старая женщина явно устала, - что Рафаэля можно удержать или привлечь к себе только любовью. Другие путы он не признает, а нам это было не под силу.
Саре послышался намек, и ей стало не по себе. После продолжительной паузы она с трудом прошептала.
- Вы его хорошо понимаете.
Но бабушка Рафаэля уже не слышала ее. Донья Исабель крепко спала.
Английская медсестра ждала за дверью. Сара извинилась за то, что переутомила ее пациентку.
- Донья Исабель сама устанавливает продолжительность своих аудиенций, - сухо заметила Алиса. - Я никогда не вмешиваюсь, если только у меня нет особых на то оснований.
Сара спросила, где студия, и отправилась в сад. Дождевальные установки на ровных, словно бархатных, лужайках отдыхали в полуденной жаре. Минут десять Сара поднималась по склону с террасами и наконец укрылась в неровной тени акаций, окружавших то, что здесь официально называлось садом. К открытой двери каменной, с красной черепичной крышей студии вела едва приметная в высокой траве и среди полевых цветов тропинка. Изнутри раздавались голоса детей.
Сразу несколько дверей выходило в прохладный отделанный плиткой холл. Студия, расположенная слева, представляла собой просторную комнату с окном во всю стену. Противололожная стена была увешана многочисленными картинами. Дети стояли на коленях, рисуя пальцем на огромном листе бумаги, а Рафаэль подавал им краски с самозабвением человека, занятого высоким искусством. Откуда в нем этот дар общения с детьми? - с неудовольствием подумала она. Да еще с одной чрезвычайно глупой, но любящей его особой? Прошлой ночью Рафаэль заставил ее сдать часть своих позиций, и эта сдача оказалась мучительной и несказанно сладкой. На что еще она его воодушевит?
Наблюдая за тремя черноволосыми головами, склоненными над одной картиной, она наконец поняла, что Рафаэль не сделает близнецам ничего плохого. Дети для него всегда будут превыше всего. Он ей с самого начала об этом заявил. И сказал, что им придется пойти ради них на определенные жертвы. Вот ею и пожертвовали, разве не так?
Рафаэль был полон решимости обеспечить детям безмятежное и спокойное детство, которого сам был лишен. Но тут он никак не мог обойтись без Сары. И она вдруг с горечью поняла, что все постельные сцены были лишь практической реализацией его плана. Рафаэль помешан на сексе. И решение, которое он теперь принял, характеризовало его как человека высокоморального, поскольку из двух возможностей удовлетворить свою потребность - семья и бесконечные любовные похождения - он ради детей выбрал первое.
Повеса, сознательно приковавший себя к брачному ложу ради детей... И вчерашний скандал из-за ее якобы нескончаемых любовников был просто бурей в стакане воды. По крайней мере это вовсе не означало, что он ее ревновал или что разлука, якобы развязавшая ей руки для удовлетворения того, что он называл ненасытным аппетитом на мужчин, причинила ему боль. Чужие недостатки легко критиковать. Рафаэль ухватился за ее так называемое "прошлое" с единственной целью - дать выход своему разочарованию. Чувствуя себя в клетке, он, как любое дикое животное, начинал царапаться.
Бен увидел ее первым.
- Мама! - он вскочил на ноги, размахивая размалеванными во все цвета радуги руками. - Мы позавтракали с папой, а потом он учил нас плавать.
- В реке мы видели рыбу, - вмешалась Джилли.
- Мы забрались на дерево и на стену... на большую-пребольшую стену, похвалился Бен.
Джилли сделала пируэт.
- Папа говорит, что завтра я стану еще красивее, если перестану хвастать, какая я красивая. - Смысл этих слов до нее еще не дошел.
- Ну, а теперь отправляйтесь мыть руки.
Рафаэль легко вскочил на ноги, и поношенная мягкая ткань его джинсов собралась в некрасивые складки на стройных мускулистых бедрах.
- У вас было очень напряженное утро, - заметила Сара.
- Они хотели разбудить тебя, но я отдал распоряжение, чтобы тебя не беспокоили.
Он, как нарочно, разжигал ее мелкие обиды.
- Я только что разговаривала с твоей бабушкой, - поторопилась сообщить она.
Рафаэль вытер длинные пальцы о тряпку.
- Как она тебе понравилась?
- Насколько серьезно она больна?
- После смерти Фелипе с ней приключился удар, но благодаря терапии и своей собственной воле она сможет передвигаться на инвалидном кресле, пояснил он. - Но она потеряла интерес к жизни, и чем дольше она лежит, тем меньше у нее шансов когда-нибудь встать на ноги.
- Похоже, что ты ей очень нравишься, - заметила Сара.
- Ты так думаешь? Я бы сказал, что она меня уважает. - Его большой чувственный рот искривился в усмешке. - Она слишком много времени уделяет прошлому, вспоминая своих развенчанных кумиров, и это причиняет ей много горя. О чем вы говорили? Дай-ка я попробую отгадать. О Тони? Жаль, что я не знал своего покойного дядюшку. Столько совершенства в одном человеке - это такая редкость.
- Ты не очень-то ему симпатизируешь...
Он громко рассмеялся.
- Ему хватает симпатий abuela! - Смех замер в его глазах. - Она была помешана на Тони, и у нее не оставалось времени на других детей. Ей нет дела до оставшихся четырех.
- Как четырех? - удивилась Сара.
- Она даже не упомянула о моих трех тетках? - Он улыбнулся. - В ее табели о рангах женщины стоят на очень низкой ступени.
- Рамон стоит ненамного выше.
- Она ненавидит слабость.
- Это вообще характерно для сильных натур, - произнесла Сара уже не столь спокойно. - Ты тоже не находишь для него времени.
- Он просто дурак, - без всякого выражения сказал Рафаэль. - Люсия даже не верна ему.
- По крайней мере он предан.
- Как собачка. Но Люсии собачки ни к чему.
- Что касается этого, то в один прекрасный день ты будешь сильно удивлена.
- Сомневаюсь.
- Я хочу, чтобы мы были семьей, - хрипло подчеркнул он. - Для меня очень важно, чтобы здесь, в Алькасаре, ты была счастлива.
Каждое его слово подтверждало выводы, к которым она пришла чуть раньше. Сама по себе она здесь никому не нужна. Без детей она не имеет никакой ценности.
- Я постараюсь заблистать, - саркастически заметила она.
Он сжал губы.
- Если и дальше так пойдет, я тебя какнибудь отшлепаю!
- Лучшее средство для счастья.
- Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Это вовсе не угроза, а так, к красному словцу. Может, ты боишься потерять родителей? Так и быть. Привози их сюда в гости! - По выражению его лица было видно, что он считает, будто приносит себя в жертву. - Дом здесь очень большой, и мы можем встречаться только за ужином. Что ты на это скажешь? - нетерпеливо спросил он.
- У меня такое впечатление, что мой ответ не имеет для тебя значения.
В его светло-коричневых глазах зарождалось раздражение.
- Мне не по себе с людьми, которых я не люблю.
- У меня была возможность убедиться в этом вчера, за ужином, - деревянным голосом произнесла она.
- Но ради тебя я готов на некоторые уступки. - Любить безответно одна из форм деградации, - презрительно процедил он. - А во имя этой любви Рамон наделал много глупостей, которых теперь СП4ЦИТСЯ.
Кровь схлынула у нее с лица под его сосредоточенным взглядом.
- Что касается последней ночи...
- О, давай не будем в этом копаться, - прервала она его.
- Я спал здесь, - продолжал он, не обращая на нее внимания. - Мне не следовало срываться. Я расстроил тебя, виноват.
Не очень-то он похож на виноватого человека, горько подумала она. Скорее на человека, желающего казаться виноватым. Просто он сохраняет видимость. Не больше. Такое повторится еще не раз, если она решит здесь остаться. Компромисс. Ты мне, я тебе. А уж тут никак не обойтись без шарад и нечистоплотности. Рафаэль не был прирожденным дипломатом, но время и практика - хорошие учителя.
- Забудь об этом, - без выражения сказала она.
- Это больше не повторится, - с чувством заверил ее он.
- Конечно, повторится, - бессильно возразила ему она.
- Почему ты из всего делаешь неразрешимую проблему?
- Потому что ты несешь чушь, - пробормотала она. - Ты не умеешь притворяться!
В его напряженных чертах промелькнула неприкрытая горечь, веря в такую возможность.
Боже, вот так самопожертвование! Для Рафаэля это все равно что подставить грудь под нож. Ради детей он готов на все. Может, он считает, что дети слишком уж привязаны к своим дедушке с бабушкой?
- На твоем месте я не стала бы очень беспокоиться. Боюсь, отец не скоро свыкнется с мыслью, что ты связан с "Санто Амальгамейтед индастриз"!
- Cristo, Сара! - Он вдруг потерял терпение. - Ты преднамеренно возводишь одну преграду за другой. Я уже попросил у тебя прощения за прошлую ночь. Но ты ведешь себя как надутая девчонка!
- Может, это просто оттого, что я более реалистично смотрю на будущее, чем ты, а уж кто-кто, но я-то знаю, о чем говорю, - я уже лсила с тобой раньше!
- Позволь мне сформулировать мои намерения, - процедил он сквозь зубы. - У тебя будет все, что ты захочешь. Чего еще тебе нужно?
Она не могла ему этого сказать из гордости, хоть и поколебленной, но нерастоптанной. Ей нужна его любовь, его доверие, его понимание. Но разве такое просят? Он любил ее в двадцать четыре года, но это было так давно... Целую вечность назад. Тогда слово "компромисс" для него было неприемлемым, грязным, ему надо было все или ничего.
В тот день он позвонил из Нью-Йорка и изложил свой ультиматум, дав ей сорок восемь часов на обдумывание, поставив их отношения под вопрос. А когда уже на следующий день после отведенного ей срока она так и не появилась в Нью-Йорке, он подцепил в галерее экзотическую брюнетку и притащил ее к себе в гостиницу. До сегодняшнего дня она старалась не замечать связи между этими двумя событиями. Вполне возможно, что разгоряченный злостью и с пораненной гордостью Рафаэль посчитал, что их брак уже развалился, что она сделала свой выбор и отвергла его.
- А что будет, если ты вдруг в кого-нибудь влюбишься? - сухо спросила она. - Что будет?
В его глазах вспыхнула боль, смешанная с каким-то другим неукротимым чувством. Что это было - сожаление или горечь? Но эта игра чувств на лице Рафаэля промелькнула так быстро, что Саре даже стало казаться, будто все это плод ее воображения. Однако, повнимательнее вглядевшись в его напряженное лицо, она поняла, что попала в самую точку.
- Это очень маловероятно.
Сара онемела. Вот наконец совершенно случайно она и докопалась до сути. Она спросила это просто так, только чтоб сбить с него спесь. А он вдруг дал маху и полностью себя разоблачил. Он в кого-то влюблен. В кого-то, в кого-то... все громче и громче стучало у нее в висках.
На верхней губе у нее проступили капельки пота, и она отвернулась, с притворным интересом разглядывая картины. В душе она чувствовала зияющую пустоту, вдруг с ужасом обнаружив, что все еще продолжает надеяться: быть может, рано или поздно он... ну, что он? Опять тебя полюбит? Но ведь ты не принадлежишь к женщинам его типа, хотя тогда он и обратил на тебя внимание!
Наконец она сосредоточила свой взгляд на полотнах и подошла поближе к стене. Что-то знакомое вывело ее из состояния оцепенения - девушка в строгом белом летнем платье сидела на низком подоконнике со сложенными руками и аккуратно поставленными ногами. Вокруг нее царил хаос студии художника. Карпша дышала напряженным одиночеством. Плечи у девушки были безвольно опущены, и вся ее поза олицетворяла грусть.
- Я нарисовал ее с этюдов, - мягко пробормотал Рафаэль.
- Я здесь похожа на умирающего лебедя.
- Ты просто несчастна и одинока. Она мне не очень удалась, - уже более твердо продолжал он. - В следующий раз я нарисую тебя совсем по-другому.
Она сжалась в комок.
- Следующего раза не будет.
- А ты когда-нибудь могла предположить, что у нас будет "этот раз"? отпарировал он насмешливо. - В Андалусии говорят: "Жизнь намного короче смерти". Подумай об этом.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
- Thi еще не спишь, gatita?
Рафаэль, как обычно, укладывался с таким шумом, что мог разбудить и покойника. Сара лежала очень тихо, притворяясь, что спит.
- Должна бы уже проснуться. Я неплохо тут пошумел. - Он мягко рассмеялся. - Я забыл о времени. А ты почему не позвонила мне в студию? Lo siento mucho, - прошептал он хрипло, обнимая и притягивая ее к себе. Но лучше поздно, чем никогда, es veidad?
- Я устала, - коротко пробормотала она.
- Dios, Сара, кровать всегда к твоим услугам, а я лишь временами, посмеялся он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23
- И тогда вы передали его Рамону и Люсии. - Саре стало плохо, настолько плохо, что она больше не могла этого скрывать. Теперь она поняла все. Люсия, жестоко униженная и брошенная отцом Рафаэля, и Рамон, неожиданно лишенный всего по милости племянника.
- Рамон согласился. Кому-то надо было позаботиться о ребенке, - извиняющимся тоном сказала донья Исабель, но не смогла выдержать напряженного взгляда Сары. Ее тонкие пальцы на перекладине напряглись еще больше. - Я все еще переживала из-за Тони. А Рафаэль заставлял меня чувствовать себя виноватой. Мне было легче отвернуться от него и притвориться, что его нет. Фелипе... он был уверен, что Рафаэль не сын Маркоса... но я-то знала... я знала, - пробормотала она упавшим голосом.
Сара поджала губы и медленно глубоко вздохнула.
Ее собеседница откашлялась.
- Когда мы поняли, что у них творится, - продолжала она уклончиво, мы отправили его в интернат. Нет, даже тогда мы не собирались искупать перед ним свою вину. Но он прекрасно учился. Он блистал по всем предметам. Он мог заниматься всем, чем угодно, и мог стать всем, кем угодно. Мы не могли его больше игнорировать.
- И что же произошло? - поинтересовалась Сара.
- Ребенком он рисовал на стенах, когда Люсия не давала ему бумагу. Он рисовал не переставая, - хмуро сообщила она. - Думаю, что для него это было своеобразной отдушиной. Мы не дали ему любви, не приняли его в семью. И когда мы попытались сделать из него одного из нас, было уже поздно. Нам нечего было ему дать, кроме свободы, а свободу он взял сам. Он не захотел заниматься бизнесом, бросив нам всем вызов. Я поняла... старая женщина явно устала, - что Рафаэля можно удержать или привлечь к себе только любовью. Другие путы он не признает, а нам это было не под силу.
Саре послышался намек, и ей стало не по себе. После продолжительной паузы она с трудом прошептала.
- Вы его хорошо понимаете.
Но бабушка Рафаэля уже не слышала ее. Донья Исабель крепко спала.
Английская медсестра ждала за дверью. Сара извинилась за то, что переутомила ее пациентку.
- Донья Исабель сама устанавливает продолжительность своих аудиенций, - сухо заметила Алиса. - Я никогда не вмешиваюсь, если только у меня нет особых на то оснований.
Сара спросила, где студия, и отправилась в сад. Дождевальные установки на ровных, словно бархатных, лужайках отдыхали в полуденной жаре. Минут десять Сара поднималась по склону с террасами и наконец укрылась в неровной тени акаций, окружавших то, что здесь официально называлось садом. К открытой двери каменной, с красной черепичной крышей студии вела едва приметная в высокой траве и среди полевых цветов тропинка. Изнутри раздавались голоса детей.
Сразу несколько дверей выходило в прохладный отделанный плиткой холл. Студия, расположенная слева, представляла собой просторную комнату с окном во всю стену. Противололожная стена была увешана многочисленными картинами. Дети стояли на коленях, рисуя пальцем на огромном листе бумаги, а Рафаэль подавал им краски с самозабвением человека, занятого высоким искусством. Откуда в нем этот дар общения с детьми? - с неудовольствием подумала она. Да еще с одной чрезвычайно глупой, но любящей его особой? Прошлой ночью Рафаэль заставил ее сдать часть своих позиций, и эта сдача оказалась мучительной и несказанно сладкой. На что еще она его воодушевит?
Наблюдая за тремя черноволосыми головами, склоненными над одной картиной, она наконец поняла, что Рафаэль не сделает близнецам ничего плохого. Дети для него всегда будут превыше всего. Он ей с самого начала об этом заявил. И сказал, что им придется пойти ради них на определенные жертвы. Вот ею и пожертвовали, разве не так?
Рафаэль был полон решимости обеспечить детям безмятежное и спокойное детство, которого сам был лишен. Но тут он никак не мог обойтись без Сары. И она вдруг с горечью поняла, что все постельные сцены были лишь практической реализацией его плана. Рафаэль помешан на сексе. И решение, которое он теперь принял, характеризовало его как человека высокоморального, поскольку из двух возможностей удовлетворить свою потребность - семья и бесконечные любовные похождения - он ради детей выбрал первое.
Повеса, сознательно приковавший себя к брачному ложу ради детей... И вчерашний скандал из-за ее якобы нескончаемых любовников был просто бурей в стакане воды. По крайней мере это вовсе не означало, что он ее ревновал или что разлука, якобы развязавшая ей руки для удовлетворения того, что он называл ненасытным аппетитом на мужчин, причинила ему боль. Чужие недостатки легко критиковать. Рафаэль ухватился за ее так называемое "прошлое" с единственной целью - дать выход своему разочарованию. Чувствуя себя в клетке, он, как любое дикое животное, начинал царапаться.
Бен увидел ее первым.
- Мама! - он вскочил на ноги, размахивая размалеванными во все цвета радуги руками. - Мы позавтракали с папой, а потом он учил нас плавать.
- В реке мы видели рыбу, - вмешалась Джилли.
- Мы забрались на дерево и на стену... на большую-пребольшую стену, похвалился Бен.
Джилли сделала пируэт.
- Папа говорит, что завтра я стану еще красивее, если перестану хвастать, какая я красивая. - Смысл этих слов до нее еще не дошел.
- Ну, а теперь отправляйтесь мыть руки.
Рафаэль легко вскочил на ноги, и поношенная мягкая ткань его джинсов собралась в некрасивые складки на стройных мускулистых бедрах.
- У вас было очень напряженное утро, - заметила Сара.
- Они хотели разбудить тебя, но я отдал распоряжение, чтобы тебя не беспокоили.
Он, как нарочно, разжигал ее мелкие обиды.
- Я только что разговаривала с твоей бабушкой, - поторопилась сообщить она.
Рафаэль вытер длинные пальцы о тряпку.
- Как она тебе понравилась?
- Насколько серьезно она больна?
- После смерти Фелипе с ней приключился удар, но благодаря терапии и своей собственной воле она сможет передвигаться на инвалидном кресле, пояснил он. - Но она потеряла интерес к жизни, и чем дольше она лежит, тем меньше у нее шансов когда-нибудь встать на ноги.
- Похоже, что ты ей очень нравишься, - заметила Сара.
- Ты так думаешь? Я бы сказал, что она меня уважает. - Его большой чувственный рот искривился в усмешке. - Она слишком много времени уделяет прошлому, вспоминая своих развенчанных кумиров, и это причиняет ей много горя. О чем вы говорили? Дай-ка я попробую отгадать. О Тони? Жаль, что я не знал своего покойного дядюшку. Столько совершенства в одном человеке - это такая редкость.
- Ты не очень-то ему симпатизируешь...
Он громко рассмеялся.
- Ему хватает симпатий abuela! - Смех замер в его глазах. - Она была помешана на Тони, и у нее не оставалось времени на других детей. Ей нет дела до оставшихся четырех.
- Как четырех? - удивилась Сара.
- Она даже не упомянула о моих трех тетках? - Он улыбнулся. - В ее табели о рангах женщины стоят на очень низкой ступени.
- Рамон стоит ненамного выше.
- Она ненавидит слабость.
- Это вообще характерно для сильных натур, - произнесла Сара уже не столь спокойно. - Ты тоже не находишь для него времени.
- Он просто дурак, - без всякого выражения сказал Рафаэль. - Люсия даже не верна ему.
- По крайней мере он предан.
- Как собачка. Но Люсии собачки ни к чему.
- Что касается этого, то в один прекрасный день ты будешь сильно удивлена.
- Сомневаюсь.
- Я хочу, чтобы мы были семьей, - хрипло подчеркнул он. - Для меня очень важно, чтобы здесь, в Алькасаре, ты была счастлива.
Каждое его слово подтверждало выводы, к которым она пришла чуть раньше. Сама по себе она здесь никому не нужна. Без детей она не имеет никакой ценности.
- Я постараюсь заблистать, - саркастически заметила она.
Он сжал губы.
- Если и дальше так пойдет, я тебя какнибудь отшлепаю!
- Лучшее средство для счастья.
- Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Это вовсе не угроза, а так, к красному словцу. Может, ты боишься потерять родителей? Так и быть. Привози их сюда в гости! - По выражению его лица было видно, что он считает, будто приносит себя в жертву. - Дом здесь очень большой, и мы можем встречаться только за ужином. Что ты на это скажешь? - нетерпеливо спросил он.
- У меня такое впечатление, что мой ответ не имеет для тебя значения.
В его светло-коричневых глазах зарождалось раздражение.
- Мне не по себе с людьми, которых я не люблю.
- У меня была возможность убедиться в этом вчера, за ужином, - деревянным голосом произнесла она.
- Но ради тебя я готов на некоторые уступки. - Любить безответно одна из форм деградации, - презрительно процедил он. - А во имя этой любви Рамон наделал много глупостей, которых теперь СП4ЦИТСЯ.
Кровь схлынула у нее с лица под его сосредоточенным взглядом.
- Что касается последней ночи...
- О, давай не будем в этом копаться, - прервала она его.
- Я спал здесь, - продолжал он, не обращая на нее внимания. - Мне не следовало срываться. Я расстроил тебя, виноват.
Не очень-то он похож на виноватого человека, горько подумала она. Скорее на человека, желающего казаться виноватым. Просто он сохраняет видимость. Не больше. Такое повторится еще не раз, если она решит здесь остаться. Компромисс. Ты мне, я тебе. А уж тут никак не обойтись без шарад и нечистоплотности. Рафаэль не был прирожденным дипломатом, но время и практика - хорошие учителя.
- Забудь об этом, - без выражения сказала она.
- Это больше не повторится, - с чувством заверил ее он.
- Конечно, повторится, - бессильно возразила ему она.
- Почему ты из всего делаешь неразрешимую проблему?
- Потому что ты несешь чушь, - пробормотала она. - Ты не умеешь притворяться!
В его напряженных чертах промелькнула неприкрытая горечь, веря в такую возможность.
Боже, вот так самопожертвование! Для Рафаэля это все равно что подставить грудь под нож. Ради детей он готов на все. Может, он считает, что дети слишком уж привязаны к своим дедушке с бабушкой?
- На твоем месте я не стала бы очень беспокоиться. Боюсь, отец не скоро свыкнется с мыслью, что ты связан с "Санто Амальгамейтед индастриз"!
- Cristo, Сара! - Он вдруг потерял терпение. - Ты преднамеренно возводишь одну преграду за другой. Я уже попросил у тебя прощения за прошлую ночь. Но ты ведешь себя как надутая девчонка!
- Может, это просто оттого, что я более реалистично смотрю на будущее, чем ты, а уж кто-кто, но я-то знаю, о чем говорю, - я уже лсила с тобой раньше!
- Позволь мне сформулировать мои намерения, - процедил он сквозь зубы. - У тебя будет все, что ты захочешь. Чего еще тебе нужно?
Она не могла ему этого сказать из гордости, хоть и поколебленной, но нерастоптанной. Ей нужна его любовь, его доверие, его понимание. Но разве такое просят? Он любил ее в двадцать четыре года, но это было так давно... Целую вечность назад. Тогда слово "компромисс" для него было неприемлемым, грязным, ему надо было все или ничего.
В тот день он позвонил из Нью-Йорка и изложил свой ультиматум, дав ей сорок восемь часов на обдумывание, поставив их отношения под вопрос. А когда уже на следующий день после отведенного ей срока она так и не появилась в Нью-Йорке, он подцепил в галерее экзотическую брюнетку и притащил ее к себе в гостиницу. До сегодняшнего дня она старалась не замечать связи между этими двумя событиями. Вполне возможно, что разгоряченный злостью и с пораненной гордостью Рафаэль посчитал, что их брак уже развалился, что она сделала свой выбор и отвергла его.
- А что будет, если ты вдруг в кого-нибудь влюбишься? - сухо спросила она. - Что будет?
В его глазах вспыхнула боль, смешанная с каким-то другим неукротимым чувством. Что это было - сожаление или горечь? Но эта игра чувств на лице Рафаэля промелькнула так быстро, что Саре даже стало казаться, будто все это плод ее воображения. Однако, повнимательнее вглядевшись в его напряженное лицо, она поняла, что попала в самую точку.
- Это очень маловероятно.
Сара онемела. Вот наконец совершенно случайно она и докопалась до сути. Она спросила это просто так, только чтоб сбить с него спесь. А он вдруг дал маху и полностью себя разоблачил. Он в кого-то влюблен. В кого-то, в кого-то... все громче и громче стучало у нее в висках.
На верхней губе у нее проступили капельки пота, и она отвернулась, с притворным интересом разглядывая картины. В душе она чувствовала зияющую пустоту, вдруг с ужасом обнаружив, что все еще продолжает надеяться: быть может, рано или поздно он... ну, что он? Опять тебя полюбит? Но ведь ты не принадлежишь к женщинам его типа, хотя тогда он и обратил на тебя внимание!
Наконец она сосредоточила свой взгляд на полотнах и подошла поближе к стене. Что-то знакомое вывело ее из состояния оцепенения - девушка в строгом белом летнем платье сидела на низком подоконнике со сложенными руками и аккуратно поставленными ногами. Вокруг нее царил хаос студии художника. Карпша дышала напряженным одиночеством. Плечи у девушки были безвольно опущены, и вся ее поза олицетворяла грусть.
- Я нарисовал ее с этюдов, - мягко пробормотал Рафаэль.
- Я здесь похожа на умирающего лебедя.
- Ты просто несчастна и одинока. Она мне не очень удалась, - уже более твердо продолжал он. - В следующий раз я нарисую тебя совсем по-другому.
Она сжалась в комок.
- Следующего раза не будет.
- А ты когда-нибудь могла предположить, что у нас будет "этот раз"? отпарировал он насмешливо. - В Андалусии говорят: "Жизнь намного короче смерти". Подумай об этом.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
- Thi еще не спишь, gatita?
Рафаэль, как обычно, укладывался с таким шумом, что мог разбудить и покойника. Сара лежала очень тихо, притворяясь, что спит.
- Должна бы уже проснуться. Я неплохо тут пошумел. - Он мягко рассмеялся. - Я забыл о времени. А ты почему не позвонила мне в студию? Lo siento mucho, - прошептал он хрипло, обнимая и притягивая ее к себе. Но лучше поздно, чем никогда, es veidad?
- Я устала, - коротко пробормотала она.
- Dios, Сара, кровать всегда к твоим услугам, а я лишь временами, посмеялся он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23