Дорогая, пожалуйста, скажи что-нибудь!
Он похлопал ее по щекам и пришел в ужас, когда почувствовал, как холодна ее кожа. Мрачная атмосфера и ядовитый воздух, вероятно, подействовали на нее, но почему, черт побери, она не приходит в себя сейчас, когда они уже вышли оттуда? Ему не следовало брать ее с собой. Если с ней что-то случилось...
Веки Элизабет дрогнули, и она посмотрела прямо ему в глаза. Радость оглушила Остина, Приложив ладонь к ее бледной щеке, он попытался улыбнуться, но мышцы не слушались его. Черт побери, он чувствовал себя слабым, как, младенец.
Она хотела сесть, но он удержал ее, с нежностью положив руку ей на плечо.
- Отдыхай. - Это единственное, что ему удалось сказать.
Элизабет огляделась:
- Где мы?
- В карете, на пути домой.
Морщинка пересекла ее лоб.
- Домой? Но почему?
- Боюсь, ты упала в обморок.
- В обморок? Глупости. - Она снова попыталась сесть, и снова он удержал ее.
- Обморок, - подтвердил Остин, гладя ее бледную щеку, не в силах удержаться, чтобы не коснуться ее. - Хоть ты и крепкая девушка, ты свалилась, словно кегля.
Элизабет покачала головой:
- Нет, это был не обморок. У меня было видение. Я видела, Остин. Я все видела. Уильяма. Француза Гаспара.
Та ужасная ночь, та страшная сцена, навеки отпечатавшаяся в его памяти, преследовала его, нанося удары со всех сторон. Она, схватив его руку, сжала ее, и ее глаза расширились.
Остин не успел ничего сказать, как она зашептала:
- Боже милостивый, ты был там! Ты видел их вместе, они грузили на корабль ящики с оружием... - Элизабет сильнее сжала его руку и продолжила:
- Уильям заметил тебя, стоявшего в тени. Он подошел к тебе, и вы горячо заспорили. Ты пытался остановить его, но он не хотел тебя слушать. Затем ты смотрел, как твой брат уплывает - вместе с врагом твоей страны.
Боль от сознания своей вины пронзила его.
- Он передавал оружие, - прошептал Остин, почти не сознавая, что говорит. - Он увидел меня и сошел с корабля. Он завел меня в аллею, чтобы не увидел Гаспар. Я спросил, как он может так поступать, но он отказался отвечать. Сказал, что это не мое дело и я должен уйти. Мы поссорились. Я угрожал выдать его... Сказал, что он больше мне не брат.
- Ты никогда никому не рассказывал.
- Нет. - Он откинул голову и закрыл глаза. - Если бы узнали, что Уильям оказался изменником, это погубило бы нашу семью. Я должен защитить Каролину и Роберта. Мою мать. Я не могу поверить, что Уильям способен изменить Англии, но я знаю то, что я видел, да и сам он этого не отрицал. Вопрос в том, почему. Почему он сделал это?
Остин знал, что ему надо посмотреть на Элизабет, чтобы узнать, что она об этом думает, но не мог заставить себя взглянуть ей в глаза. Как ему быть, если он увидит в них осуждение? Вполне возможно, что теперь, когда она узнала правду, она отвергнет его и его семью. А из-за того, что она его жена, ей придется сносить позор, обрушившийся на семью.
Взяв себя в руки, он открыл глаза, посмотрел на нее и почувствовал комок в горле. Разные чувства увидел он в ее глазах, но осуждения в них не было. Они светились нежностью, теплотой, заботой.
Она обхватила ладонями его лицо:
- Боже мой, Остин! Как ты должен был страдать, храня эту тайну, стараясь уберечь свою семью! Какие муки ты должен был испытывать! Но ты больше не одинок.
Этот ясный, полный сочувствия взгляд, успокаивающее нежное прикосновение рук, тихий голос - вместе с нахлынувшими на него чувствами разбили лед, сковывавший его душу. Он больше не одинок.
Прижав ее к себе, он уткнулся лицом в ее теплое плечо. Судорога пробежала по его телу, и он все сильнее сжимал Элизабет - так сильно, что у нее, должно быть, заболели кости, но она не жаловалась. Она обнимала его, гладила по волосам, по спине - до тех пор, пока чувство вины, терзавшее его, не вырвалось из него потоком слез, остановить который у него не было сил.
Прошло много времени, прежде чем он успокоился. Но еще долго он оставался в объятиях Элизабет, стараясь собраться с мыслями.
Остин всегда будет горько сожалеть о том, как прошли последние минуты, проведенные с Уильямом, но теперь появилась надежда на вторую попытку: Уильям был жив. Необходимо найти его, поговорить с ним, узнать, почему он это сделал.
Элизабет сказала, что Уильяму грозит опасность. Почему? Не хочет ли кто-то отомстить за его дела во время войны? Или ему угрожает какая-то иная опасность, заставляя скрываться? Не пытается ли Уильям спастись от того зла, что побудило его пойти на измену? Независимо от прошлого, если Уильяму нужна помощь, он поможет ему.
Мрачная решимость овладела Остином. Он найдет Уильяма. И Гаспара. Чего бы это ему ни стоило.
Впервые после той ужасной ночи, случившейся более года назад, он мог свободно дышать. Облегчение, которое он испытал, привело его почти в радостное настроение. Так долго он был одинок, обреченный на одиночество своей тайной. Но теперь это кончилось. Теперь ему есть с кем разделить тяжелую ношу. Элизабет. Теперь она знала его страшную тайну.
Эта необыкновенная женщина прижимала его к своему сердцу, впитывая его боль и отдавая ему свою доброту. Она освободила его и вернула к жизни. Она дала ему надежду на будущее.
Боже, как она нужна ему!
Остин поднял голову и посмотрел ей в глаза. Ему было необходимо столько ей рассказать, но волнение сжимало ему горло, и он не мог произнести ни звука.
Карета остановилась. Оторвав взгляд от жены, он увидел, что они подъехали к их городскому дому. Он молча помог ей сойти и расплатился с кучером.
Крепко держа ее руку, Остин открыл дубовую дверь. В холле никого не было: Картерс, очевидно, давно ушел спать. Не останавливаясь даже для того, чтобы снять верхнюю одежду, он повел Элизабет по лестнице в свою спальню и, закрыв за собой дверь, запер ее.
Такого непреодолимого желания, как то, что вспыхнуло в нем сейчас, он еще, казалось, никогда не испытывал. Он должен касаться ее. Обнимать ее. Сердце к сердцу. Тело к телу. Восторжествовала жизнь - после того как столь долгое время он был мертв.
Ему хотелось рассказать ей, что он чувствует, но он не мог найти нужных слов. Он должен чувствовать ее. Рядом с ним. Под ним. Везде.
Не сводя с нее глаз, он начал раздеваться. Плащ, сюртук выпали из его нетерпеливых рук на пол. За ними последовали шейный платок, жилет и полотняная рубашка. Голый до пояса, он подошел к ней, с нетерпением ожидая, когда ощутит на своей коже ее руки.
Элизабет хотела снять плащ, но он остановил ее и сделал это сам. Вещь за вещью, он снял с нее всю одежду, а затем и то, что еще оставалось на нем, и вот они оказались друг перед другом нагие.
Никогда за всю свою жизнь Остин не ощущал себя таким беззащитным перед владевшим им желанием.
Он взял в ладони ее лицо и провел пальцами по щекам. Так много слов ему надо было сказать, столько поведать, но он, казалось, потерял дар речи.
- Элизабет, - хрипло прошептал он.
Это было единственное, что ему удалось произнести. То, что он не сумел ей сказать, он покажет. Он привлек ее к себе и, страдая от нежности и одновременно - от пылавшего внутри его ада, слегка дотронулся до ее губ.
Она выдохнула его имя и обхватила его руками.
И его страсть вырвалась наружу.
Остин прижал ее к себе, охваченный жаждой ощущать ее всем телом. Он приник к ее губам, его поцелуи становились все более страстными и требовательными. Язык погружался в мягкую глубину ее рта.
Но поцелуи не удовлетворяли его. Откинувшись назад, он пристально посмотрел ей в лицо, и его сердце забилось с удвоенной силой при виде страсти и желания, горевших в ее глазах.
- Элизабет, Господи, что ты со мной делаешь!.. - простонал он прерывающимся голосом.
Он опустился на колени и прижался губами к ее молочно-белому животу.
- Такой нежный, - прошептал он, проводя по нему губами. - Такой красивый!
Он коснулся языком ее пупка и двинулся ниже. Дойдя до заветного места, он поднял голову.
- Посмотри на меня, Элизабет.
Она открыла глаза и посмотрела на него, их золотистая глубина потемнела от страсти.
- Раздвинь ноги и впусти меня, - приказал он, не отрываясь от гладкой кожи ее живота. Она подчинилась, он провел рукой по ее телу от шеи до темно-рыжих волос, скрывавших ее женскую плоть, и начал поглаживать ее бедра. Ее веки закрылись, и она тяжело дышала.
- Ты так прекрасна... так сладка... так горяча! - стонал он, прижимаясь губами к ее пупку.
Он опустился ниже и уже не пальцами, а языком ласкал ее. Она ухватилась за его плечи, и из ее груди вырвался стон.
Остин поклонялся ей, держа в ладонях ее ягодицы, лаская губами и языком, вдыхая ее женский мускусный аромат, впитывая всю ее сладость, даря ей наслаждение, пока ее тело не содрогнулось от наступившего оргазма. Она вскрикнула и впилась пальцами в его плечи. Когда она затихла, он поднял ее и отнес на кровать. Осторожно положил на покрывало. Лег между ее раскинутых ног и посмотрел на ее прекрасное, раскрасневшееся от страсти лицо.
- Посмотри на меня.
Ее глаза открылись, и он одним мощным толчком вошел в нее, погрузившись в ее мягкую теплоту. У нее вырвался стон, и она обхватила его спину. Его движения были медленными, и он следил за изменяющимся выражением ее лица. Его движения менялись, становясь то долгими, сильными, то быстрыми. Она отвечала ему, его ритму, пока он не почувствовал, что она снова испытывает наслаждение.
В этот миг он утратил власть над собой. Весь его мир сузился до того места, где сливались их тела. Ничто на свете больше не имело для него значения - кроме нее. Кроме того, что он - в ней, что она - его. Он не мог остановиться, утонув в овладевшей им страсти. Наконец в один момент, длившийся вечно, он излился в нее, шепча ее имя снова и снова, словно молитву.
Когда земля снова встала на свое место, Остин в изнеможении повернулся на бок, увлекая ее за собой. Он хотел погладить Элизабет, но не мог пошевелиться. Не было сил даже сжать в кулак руку. Он едва мог дышать. Никогда в жизни не приходилось ему испытывать такое бурное проявление страсти. Но что удивило его еще больше, чувство нежности владело всем его существом.
Он любил ее.
Боже, он любил ее!
Любил так сильно, что это причиняло ему боль.
Он замер. А что, если Элизабет не отвечает на его чувства? Что, если...
Остин решительно отогнал эту мысль. Если она не любит его сейчас, он найдет способ заставить ее полюбить. Так же сильно, как любит ее он.
Его переполняли слова, которые он никогда никому прежде не говорил. Ему надо сказать их ей. Он должен сказать. Он подумал: может быть, она уже знает? Не прочитала ли она его мысли? Не поняла ли его чувства? Возможно, но она никогда этого не говорила. Но если даже она и догадалась о его чувствах, она заслуживает того, чтобы он сказал ей эти слова.
Повернув голову, он коснулся губами ее виска и отодвинулся, чтобы видеть ее глаза, когда он скажет, что любит ее.
С бьющимся сердцем открыл он рот, чтобы сказать это, и тут же закрыл его. Его жена, его крепкая, энергичная жена, сладко спала.
- Элизабет?
Легкое посапывание было ему ответом.
Проклятие! Остина охватил стыд. Каким надо быть эгоистом, чтобы заботиться лишь о своих желаниях, в то время как Элизабет пережила такой тяжелый вечер! Черт, ведь она всего только час назад лежала у него на коленях без сознания. Если он хочет завоевать любовь этой женщины, ему следует послать свой эгоизм к дьяволу. Его Элизабет не купить побрякушками, титулами и драгоценностями. Но он завоюет ее добротой. И любовью.
Любовь. Улыбка тронула его губы.
Наконец-то он нашел название "чувству Элизабет"!
Осторожно, чтобы не разбудить ее, он натянул покрывало и устроил ее поудобнее с собой рядом. Несколько минут он прислушивался к ее ровному дыханию, затем прижался губами к ее лбу.
- Я люблю тебя, - прошептал он. - Я люблю тебя.
Глава 18
Видение вкралось в сон Элизабет незаметно - словно опытный вор.
Образы возникали в дальних уголках сознания, клубились подобно туманным струйкам дыма и оставались недосягаемыми.
Ребенок. Хорошенькая маленькая девочка с блестящими черными кудрями и ясными серыми глазами. Бегает, смеется, зовет: "Мама!"
Затем картина меняется. Смех превращается в страх. Крики испуганного ребенка раздаются в голове Элизабет, отдаются во всем ее теле, наполняют ее ужасом.
Ангельское личико ребенка превращается в маску страха. Женские руки тянутся к ней, но девочка, кажется, ускользает от них - все дальше и дальше, пока не исчезает совсем, оставляя только эхо своих рыданий.
А вот Остин. Его сердце разрывается от такого горя, такого безысходного отчаяния и вины, что Элизабет с трудом узнает его. Голос его дрожит, когда он шепчет: "Я не могу жить без нее... Пожалуйста, Боже, не говори мне, что я убил ее, привезя сюда!"
Элизабет внезапно проснулась. Ей было трудно дышать. Ее сердце билось в груди, как будто собиралось выскочить, а легкие жгло так, словно она пробежала много миль. И в то же время холод пронзал ее до костей.
Она взглянула на Остина, спокойно спавшего рядом. Слава Богу, что он спит, ибо она не в состоянии сказать ни слова.
Но ей придется сказать ему.
Он должен знать, что она видела смерть ребенка.
Ребенка, в смерти которого он винил себя.
У ребенка, как и у него, черные волосы и серые глаза.
Его ребенок.
Их ребенок.
***
Остин открыл один глаз. Судя по серебристому свету, проникавшему сквозь бордовые бархатные портьеры, солнце только что взошло - самое время разбудить новобрачную нежными поцелуями, ласками и признанием в любви.
Повернувшись, он увидел, что она лежит на боку, отвернувшись от него, на другом краю огромной кровати. Слишком далеко, не дотянуться.
Его разочарование было столь велико, что он чуть не рассмеялся над собой вслух. Черт побери, каким же одержимым любовью типом он стал! И за какой короткий срок!
"Не сомневаюсь, что за обедом разражусь стихами. Сонеты на закате солнца".
Остин ухмыльнулся. Да, чего он не мог представить, так это себя опустившегося на одно колено и со страстью в голосе декламирующего "Оду Элизабет".
Ему требовалось лишь подвинуться ближе, чтобы обнять ее, почувствовать ее тепло, но он понимал, что, сделав это, он лишит ее возможности поспать подольше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37