заметил профессор.
– Да-с, русских путешествующих мало встречается. Все в основном англичане, да где их нынче нет! У немцев тоже мода взялась на египтян. А русских мало, мало, сударь!
– Вы откуда изволите путешествовать, из Петербурга, по морю, в Александрию? Сколько нынче дерут в гостинице в Александрии? 20 франков в день? Это по-нашему, что же получается, 5 рублей за сутки? Да, чудовищная дороговизна! Со столом, с прислугой, которой еще и не сыскать! Они же такие плуты, такие бестии! За билеты на поездку из Александрии в Каир, сколько изволили заплатить? За второй класс по железной дороге по 103 пиастра, то бишь чуть более 6 рублей… Э… точнее… – он пошевелил пальцами, словно помогая счету, – 6 рублей, 7 копеек. Это же разорение! А осел? Раньше стоил три пиастра в час, то есть восемнадцать копеек, а нынче целый франк, что опять же по-нашему 25 копеек. Дрожки от станции до гостиницы – меньше пяти франков не берут. Да еще поди, на чай клянчат, бакшиш по-здешнему, не так ли?
– Да, вы правы, бакшиш и впрямь разорителен! – рассмеялся Соболев, который устал подавать всякому служке копеечку, так что при внимательном подсчете набегала солидная сумма. – Однако, вы, судя по всему, тут давно проживаете. Чем изволите заниматься, сударь?
– Я, господа, в прошлой жизни своей занимался весьма почтенной деятельностью, был земской врач. Служил не за деньги, за совесть. Дело свое любил. Да только в один не очень прекрасный день понял, что такие, как я никому не нужны. Скучная, тоскливая жизнь. Тоска и бедность непролазная. А я ведь был молод, горяч, хотел яркого существования. И вот пустился я по морям и по суше, где я только не был, чего не видал, кем не трудился ради хлеба насущного, пока сюда меня не прибило. – Северов поморщился и поежился от ночной прохлады. От внимательного взгляда Соболева не ускользнуло, как потерта его одежда, которая когда-то вероятно, была вполне приличным сюртуком и брюками.
– А нынче чем живете? – задал нескромный вопрос Петя, потягивая кальян.
– А нынче, юноша, я подвизаюсь торговлей древностями. Знаете, поди, такой промысел? – Северов прищурился и рассмеялся. Вот–вот! Доходное дело, коли наткнешься на простаков, коими вы, к вашему счастью, не являетесь.
– Неужто совсем оставили медицину? – недоумевала Зоя.
– Нет, мадемуазель, иногда вспоминаю былые занятия, когда необходимо помочь неимущим. Кроме того, тут я иногда постигаю знания, неведомые европейцу, к слову сказать, не только медицинского толка.
– Конечно, Египет – просто кладезь древних знаний! – воскликнул профессор. – Тут куда ни ступи, сама история. Я немного вам завидую!
– А, бросьте вы! – голос Северова снова стал раздражительным. – Древности, тайны! Приглядитесь, и вы увидите ужас разорения и уничтожения вокруг! Что за мерзкий народ! В них нет и капли крови тех, кто создавал эту великую цивилизацию. Бог знает, что там намешано, и арабского, и греческого и всякой дряни! Вы ищете тут древние города, а находите только грязные жалкие селения да бездну насекомых, к укусам которых нечувствительна только грубая кожа феллахов. Народишко, доложу я вам, ленив свыше всякой меры, к тому же плутоват и вороват! Поэтому зорко смотрите за всем, что есть с собою. Ничего не кладите на землю. Если вы смотрите арабу на руки, он украдет у вас ногами, зароет в песок и откопает, когда вы удалитесь.
– Как вы, однако, нехорошо говорите о здешних жителях! – подала голос Серафима Львовна, которой новый знакомец показался неприятным и подозрительным типом. И почему муж позволил ему присоединиться к их милой компании?
– Мадам, ваше негодование мне совершенно понятно. Я, признаться, тоже был заражен идеей приобщения к великой и загадочной цивилизации, к первозданной красоте и культуре. – Северов вздохнул и провел рукой по выцветшим русым волосам, коротко остриженным и местами весьма поредевшим. – Собственно, эта наивность взгляда и привела меня в эту дыру. Тут только шаг шагни в сторону от того, что известно всему миру, и тотчас же окунешься в подлинный нынешний Египет. А это, я вам доложу, премерзкое зрелище! Феллахи так бедны, что едят мясо только два раза в год по своим магометанским праздникам, по окончании своего поста. Круглый год они питаются сырым луком и дурным хлебом, испеченным на высушенном помете. Каково!
– Фу, какая гадость! – скривилась Зоя.
– Самые счастливые иногда могут позволить себе кислое молоко, сыр, мед и финики! – продолжал Северов. – А что представляют собой их жилища? Это скорей нора, землянка, в которой феллах и его семейство ютятся вместе со своей живностью – курами, гусями, козами.
– Как это, однако, досадно! – поморщился профессор. – Но, увы, весь мир поделен на цивилизованных людей, живущих в комфорте, и тех, для кого скотское состояние является естественным. Ужасно, ужасно обидно, что сия печальная участь постигла некогда великий и прекрасный народ!
– Да говорю же вам, что нынешние туземцы совершенно не являются потомками прошлых поколений. Вы на лица их поглядите и сравните с рисунками в гробницах. Вы увидите там совершенно иные физиономии. Нынешние несчастные живут на развалинах прошлого, совершенно не понимая их ценности. В некоторых хижинах вы найдете то лестницу с барельефами, выдранную из древнего храма, то кусок стены с иероглифами, употребленный для хлева, или увидите женщину, которая рубит хворост на перевернутой голове какого-нибудь Рамзеса! Не так давно я был в Эдфу. На плоской кровле древнего храма выросло целое селение. В ней они сделали отверстия и сбрасывают внутрь свой сор. Повсюду, повсюду вы увидите развалины и только развалины!
– Помилуйте, – перебил рассказчика Соболев, – коли тут все так отвратительно, так отчего бы вам не вернуться домой и не заняться своим прежним достойным делом?
Северов вздохнул:
– Вероятно, присутствует гадкая привычка жить среди туземцев. К тому же и денег нет, чтобы воротиться и начать все заново, и не ждет меня никто. Нет, впрочем. Не только это… – он задумался, словно бы решая, стоит ли ему говорить. И что-то в его интонации насторожило Соболева. – Видите ли, есть странные вещи, о которых мало кто знает, даже из тех, кто посвятил Египту всю жизнь. Так вот я и болтаюсь тут, в тайной надежде, может, я стану избранным и увижу то, что иногда можно увидеть.
Северов и Соболев вдруг очень внимательно посмотрели друг другу в глаза. Казалось, что они знают нечто особенное, неведомое всем остальным. Соболев неожиданно побледнел, вытер вспотевший лоб и хриплым от волнения голосом спросил:
– Вы не об Альхоре изволите говорить?
Северов чуть улыбнулся.
– Да-с, именно о нем!
– Вот оно что! – профессор откинулся на подушки. Ни кальян, ни кофе его уже не интересовали. Он был так взволнован, что у него даже задрожали руки и губы. Все общество молча и с недоумением ждало объяснений.
– Вот что, друзья мои, – с трудом собираясь с мыслями, произнес Соболев, – я никогда не рассказывал ни вам, ни моим студентам о том, что в некоторых древних источниках упоминается таинственный и загадочный город Альхор. Невозможно понять, в какой части Ливийской пустыни он находится. Он иногда является путникам в самых разных местах.
– Фата-моргана! – воскликнул Аристов, который до этого тоже не проронил ни слова. – Оптический обман. Мираж, преломление лучей в воздухе над пустыней.
– Я тоже так думал, – продолжал профессор. – Однако все сведения, а они очень скудны, рисуют нам реальное пребывание авторов в реальном городе. Правда, мертвом. Там нет людей. Он давно покинут, но там остались удивительные и странные произведения искусства. Некая непонятная «Сестра Ужаса». Что бы это могло быть? Может, еще один огромный сфинкс? Кроме того, все те, кому довелось там оказаться, упоминают о некой Белой львице, мистическом животном, а также странном знании, о возможности приобщиться к неведомому, к тому, что человеку в земной жизни не дано.
– И что же это за знание? – изумился Лавр.
– В том-то и дело, что те, кто оставил свои свидетельства, этой возможностью не воспользовались.
А от тех, кто рискнул, не осталось и следа. Последними, кому открылся Альхор, были два французских солдата из армии Наполеона. Они заплутали в пустыне, и вдруг перед их взором возникли развалины города. Не знаю, что там произошло, но вернулся только один солдат. Именно он и поведал о странном и страшном городе, о товарище, который, по его словам, отправился в преисподнюю. Солдат чудом выжил, но, как свидетельствовали доктора, разум его помутился и его рассказ не был принят серьезно.
Я читал об этом случае в одном малоизвестном научном издании. Признаться, меня вся эта история занимает чрезвычайно. Я верю и не верю одновременно, но мне кажется, что на этой древней земле мы действительно можем повстречать нечто недоступное нашему современному разуму. Но все же я всегда остерегался говорить с серьезными учеными на подобную тему, боясь прослыть шарлатаном. Репутация ученого, знаете ли, очень хрупкая вещь!
– Вы правы! – кивнул Северов, и выцветшие его глаза смотрели лукаво. – Поэтому искать Альхор должны люди свободные от предрассудков, условностей. По-хорошему авантюристы, не так ли, сударь? – обратился он к Аристову.
– С чего вы взяли, что мы с вами одного поля ягода? – брови Егора поползли вверх. Ему было неприятно это неожиданное единение с неизвестным проходимцем.
– Сразу видно, что вы тут немного посторонний, что ли. Взгляд у вас не такой как у тех, кто недавно покинул светскую гостиную или уютный кабинет. И ранение свежее, тоже не от ножика перочинного. – Северов кивнул на руку Аристова, обезображенную шрамом, который открывал закатанный рукав рубашки. – Вы, сударь, англичан остерегайтесь. Они волонтеров с радостью в тюрьму упекают!
– Ого! – неприятно удивился Егор. – Да вам бы, батенька, в Шерлоки Холмсы податься, а не торговать вразнос мумиями!
– Да, да! – незлобиво рассмеялся Северов. – Вы не сердитесь на меня, что я ваш секрет обозначил. Не сердитесь, что я вторгся в вашу дружную компанию. Не мог побороть острого желания немного поговорить на родном языке да еще с образованными людьми. Простите меня, господа. Я вас покину!
И он уже собирался встать и откланяться, как Соболев его удержал за рукав:
– Постойте, вы не можете просто так уйти! Вам надо плыть вместе с нами по Нилу, и, может, нам повезет наткнуться на Альхор.
Северов с деланным равнодушием пожал плечами.
– Это, опять же, сударь, дорого. Я не в состоянии оплатить билета. А от вас я такого подарка не приму. Теперь по Нилу ходят английские пароходы и до Ассуана можно добраться за три недели. Цена билета 30 фунтов стерлингов, или по-нашему 122 рубля 20 копеек, завтрак, обед и чай. Ужас, как дорого! Но все же это самый дешевый способ плыть, да только не больно удобный. Колокол звонит, все на борт, корабль отплывает. Нет возможности предаться самостоятельному плану движения.
– Так что же делать! – воскликнул Петя.
– Можно попробовать нанять лодку, по местному дагабиех, и быть господином своего времени. Хозяин лодки причалит, где пожелаете, но стоит это удовольствие намного дороже – 560, а то и 600 рублей. К тому же надобно сделать подарок хозяину лодки. Он же и капитан. Вот и решайте.
– Вот что я вам скажу, – Соболев поднялся с мягкого дивана. – Ступайте завтра на берег и подыщите нам такую лодку, чтобы могли отправиться тотчас же и без помех.
Ночь была на исходе и небо уже светлело, когда общество стало расходиться по комнатам. Соболев, Петя и Зоя еще о чем-то спорили, история с Альхором поразила всех необычайно. Петр не мог простить отцу, что тот скрывал такую необычную тайну и не поделился ни с кем.
– Прямо приключенческий роман! – сверкала глазами Зоя.
– Это не роман, а обман, авантюра. И человек этот – ловкий мошенник, а хуже того, разбойник, душегубец, – ворчала Серафима Львовна, подымаясь по лестнице к себе в номер. – Скорей всего лодка, что он якобы наймет завтра для нас, – разбойничий вертеп. Там, небось, его сообщники завезут невесть куда и зарежут!
От этих жутких подозрений Серна так расстроилась, что чуть было не расплакалась от страха. Сказалось и утомление пережитого дня.
– Не могу с вами не согласиться, – Аристов поднимался следом.
– Так что же делать? – она остановилась на лестнице и повернула к нему расстроенное лицо.
– Вам надо убедить мужа не обременять себя сомнительным знакомством, а я могу только обещать быть начеку и убить мошенника при первом же подозрении!
Егор сказал это так спокойно, с такой уверенностью, что Серна тотчас же успокоилась и полностью ему доверилась. Вообще, она заметила, что Аристов говорил мало, но как-то всегда к месту, разумно, взвешенно. Его слова, движения были полны невыразимого чувства собственного достоинства и уверенности в своих силах.
– Конечно, обидно быть в плену женских страхов и прозевать великое чудо, необыкновенную тайну… – продолжила уже другим тоном Серафима Львовна.
– Если она существует, эта тайна, этот город-призрак Альхор, – резонно заметил собеседник, – то, как я по-прежнему полагаю, это есть проявление известного явления фата-моргана. А все свидетельства – просто бред сумасшедших, несчастных, потерявших рассудок после мучений в пустыне.
– Да, да… – она мечтательно улыбнулась, – но, знаете, это же прекрасно, когда есть такая красивая, хоть и безумная мечта. И так странно, поверьте, очень странно, что мой супруг вдруг тоже оказался ею пленен, хотя до нынешних дней я не замечала в нем признаков романтической натуры.
– Как же! – тихим голосом заметил Егор. – Как же он мог не иметь романтических устремлений, когда женился на вас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37