Энн пошевелилась, раздумывая, что ей делать: совет матери был полностью противоположен совету Марти, и непонятно было, кто прав. Да, ее мать говорила, исходя из опыта счастливого брака, но зато Марти знала, каково это потратить жизнь на бесплодные надежды.
Внезапно дверь отворилась, и вошел Лори в сопровождении Эдмунда Рииса.
— Простите за вторжение, — сказал постанов-шик, — но я хочу поговорить с Энн.
— В чем, собственно, дело?
— Это зависит от вас. Пол позвонил и сказал, что Сирина играть в этой пьесе не будет и что я должен поискать кого-то другого.
Энн встала.
— Вы хотите сказать, что он все-таки решил продолжать?
— У него нет выбора. Если он сейчас снимет пьесу с постановки, он потеряет все до последнего пенни.
Анжела Лэнгем аккуратно сложила свое шитье и обвела взглядом комнату.
— Что за глупость: вкладывать свои собственные деньги. Я уверена, что недостатка в желающих финансировать пьесу Моллинсона не было бы.
— Те, кто финансирует, знают факты, — возразил Эдмунд, — а фактом является то, что у Пола подряд три провала. — Он вытащил из кармана берет и стиснул его в кулаке, потом стал скручивать его то в одну сторону, то в другую. — Мне необходимо найти настоящую Мэри-Джейн. От этого сейчас зависит все.
Анжела пожала плечами и вышла из комнаты, сказав, что позаботится об обеде, а Лори, налив себе виски, передал его Эдмунду, а сам со стаканом в руке стал перед камином.
— Эдмунд пытается спросить, малышка, не возьмешься ли ты за эту роль.
Это был вопрос, которого Энн ждала с момента встречи с Полом, но задавать этот вопрос должен был он, иначе все это не имело никакого значения.
— Не думаю, что смогу.
— Конечно, сможешь, если преодолеешь свою гордыню.
— У меня нет ни гордыни, ни гордости, — яростно запротестовала она. — Я этим сыта по горло.
— Тогда берись за эту роль.
Энн стала ходить взад-вперед по комнате, ее высокие каблуки оставляли на толстом ковре круглые вмятинки.
— У Вектора меня ничто не держит, — рассуждала она вслух, почти сама с собой. — Я знаю, он не станет препятствовать, если у меня появился шанс сыграть в пьесе на Вест-Энде, — она остановилась перед камином и посмотрела сначала на отца, потом на Эдмунда. — Я возьму эту роль при одном условии. Если Пол сам попросит меня об этом.
— Он знает, что я хочу дать роль тебе, — проговорил постановщик, — Разве этого недостаточно?
— Он должен попросить меня, а не вы. Эдмунд начал было говорить, но Лори замахал на него руками. Поняв его, маленький толстяк замолчал и, чтобы прикрыть паузу, поднял свой стакан и осушил его.
— Если твоя душа требует этого.., что ж, ладно. А сейчас, извините, пойду позвоню Коре: предупрежу ее, что не поеду домой, чересчур много дел здесь.
Оставшись наедине с дочерью. Лори посмотрел на нее.
— Так ты хочешь, чтобы Пол валялся у тебя в ногах?
— Дело совсем не в этом, — твердо ответила она. — Я хочу, чтобы он признался, что был не прав.
— Хорошо. Не буду с тобой спорить. — Он пошел к двери. — Я скажу Эдмунду, чтобы немедленно позвонил ему.
Когда режиссер вернулся в гостиную, он ничего не сказал ни о каком телефонном звонке, а Энн решила не спрашивать его об этом. К обеду приехал Десмонд, и ей пришлось собрать все свои силы, чтобы скрыть волнение и выглядеть спокойной.
Они кончили десерт, и она разливала на боковом столике кофе, когда услышала в холле до боли знакомый мужской голос. Кофе выплеснулся из чашки, и она стала промокать пятно салфеткой, упорно не поднимая головы, чтобы не смотреть на вошедшего в комнату Пола.
Лори вскочил на ноги.
— Почему ты не сообщил нам, что приедешь сюда? Мы бы тебе оставили обед.
— Спасибо, у меня нет времени. Я заехал по пути в аэропорт.
— Аэропорт? — повторил, как эхо, Эдмунд. — Ты ничего не сказал, когда мы с тобой беседовали раньше.
Пол ничего не ответил. Энн поставила на стол чашку Десмонда и подошла с другой стороны к его стулу. Анжела наклонилась вперед и взмахнула рукой.
— Если не хотите есть, то хоть выпейте что-нибудь. Энн, налей Полу кофе.
Энн скованно повернулась к нему спиной и стала наливать. Чашка угрожающе дребезжала на блюдце, выдавая ее волнение, когда она ставила ее перед ним на стол. Он поднял глаза, но встречаться с ней взглядом не стал, а она так же скованно вернулась на свое место.
Все молчали. Пол вынул сигарету и закурил. Прыгающее пламя спички бросило тень ему на лицо. Одет он был в темный дорожный костюм, который Энн видела раньше, на запястье у него были золотые часы, на которые он все время поглядывал.
— Мне скоро придется ехать, — сказал он и, подняв голову, посмотрел прямо в глаза Энн. — Я не должен опоздать на самолет, но сначала хотел бы поговорить с тобой. Мы можем где-нибудь поговорить наедине?
— В гостиной.
Энн встала и повела его через переднюю. Никто не пошел за ними, и Пол, закрыв за собой дверь, прислонился к деревянной панели.
— Мне жаль портить тебе вечер, Энн, но я должен был с тобой повидаться. Почему ты не рассказала мне, что на магнитофоне был твой голос?
— Я даже не знала, что ты его слышал. Когда ты сказал мне, что предложил роль Сирине, ты же не говорил, что сделал это из-за услышанного на пленке монолога.
— А где еще, по-твоему, я мог ее услышать? На частном прослушивании?
— Мне очень жаль. — Голос ее был таким тихим, что потерялся в этой большой комнате. Она откашлялась и повторила погромче:
— Пол, мне очень жаль.
— Чего? — громко сказал он. — Моего разочарования! Того, что я, думая, что достиг дна, оказался еще ниже! — Он подошел поближе к ней. — Скажи, есть на свете что-нибудь такое, на что не пойдет женщина, добивающаяся своей цели? Когда я думаю обо всей этой лжи, притворстве, обмане… С самого первого момента, когда ты прочла мою пьесу, ты захотела сыграть Мэри-Джейн и сделала все, что было в твоей власти, чтобы подогнать эту роль по себе.
— Как ты смеешь говорить мне это! Забери себе свою мерзкую пьесу… Я сыта по горло разговорами о ней. Меня не удивляет. Пол Моллинсон, что у тебя провал за провалом. Ты будешь проваливаться все время, если не повзрослеешь.
— А-а, так я только проваливаюсь? — хрипло проскрежетал он. — А мои удачи? Пять сверхуспехов за столько же лет, по-твоему, ни о чем не говорят?
— Давай, давай, — издевалась она, — оглядывайся назад. Это все, что тебе осталось.., потому что у тебя нет будущего!
Он резко отступил назад, лицо его стало пепельно-серым, и она испугалась:
— Прости меня, Пол. У меня нет права так говорить.
Он не ответил, и в страхе, что он повернется и уйдет, она подбежала к двери и загородила ее собой.
— Что ты собираешься делать? Я не могу дать тебе уйти так.
— Обо мне не беспокойся, — тихо и горько произнес он. — Отойди от двери.
— А что будет с твоей пьесой?
— Мне все равно. — Он не мигая смотрел на нее. — Возможно, ты права, когда говоришь, что я кончился.
— Нет, — выдохнула она, — Не принимай это близко к сердцу. Тебе еще многое надо сказать людям. И в тебе это есть!
— Преподнести им еще один провал?
— Не правда. У тебя были неудачи, потому что ты был несчастлив, а когда ты снова найдешь счастье, я уверена, с ним придет успех.
Ничего не ответив ей, он протянул руку и мягко отодвинул ее от двери. Дверь открылась, потом закрылась за ним, и Энн в отчаянии опустилась на стул. Она снова проиграла. Она жестоко ударила Пола, считая это единственным способом привести его в чувство, заставить понять, что жизнь не кончилась, несмотря ни на что. Она закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы, и не подняла головы, когда услышала, что дверь снова открывается.
— Мэри-Джейн.
Невольно она оглянулась и растерянно прошептала:
— Пол, ты вернулся.., ты назвал меня…
— Я назвал тебя Мэри-Джейн.., потому что ты и есть Мэри-Джейн. Поэтому тебе ее и играть.
— Ты приедешь посмотреть на меня?
— Я не тот мужчина, который тебе нужен, — тихо проговорил он. — Пусть смотрит на тебя Десмонд. Ты будешь счастлива с ним.
— Пол, я этого не вынесу.
— Ты должна, — тихо ответил он. — Это входит в твое повзросление.
Дверь снова закрылась, и на этот раз Энн знала, что больше он никогда ее не откроет. Входит в ее повзросление… Зачем взрослеть? Чтобы жить пустой жизнью, в которой не будет его, его голоса, его каприза, его страсти? Прерывисто дыша, она сжала руки и стала молиться, чтобы Бог дал ей силы вынести это.
Хотя Энн была уверена, что никогда не настанет день, когда она не вспомнила бы о Поле, но вскоре выяснилось, что это совсем не так. Снова пошли репетиции пьесы, и она была настолько занята, что ни на какие другие мысли, кроме работы, времени уже не оставалось.
Эдмунд не мог сдержать своего волнения с первого прогона пьесы.
Как же ты подходишь к этой роли! Насколько же все стало правильным, — обратился он к Энн в конце репетиции. — Это очевидное, единственное верное решение: ты должна протянуть руку к Фрэнку. Каким же я был дураком, что не понял этого раньше. — С головы немедленно слетел берет, а пухлые ручки взметнулись к небу. — Если бы только Пол был здесь и видел все это!
— Он об этом прочтет, — небрежно заметила Энн, разглядывая кольцо на своей руке, знак ее помолвки.
— Возможно, на это обратит его внимание Сирина. — Эдмунд снова надел берет. — Ее тоже нет в городе. Возможно, они где-нибудь вместе.
Энн подняла голову.
— Я возвращаюсь домой, Эдмунд. Если у вас с отцом будут какие-нибудь соображения по моей роли, он сможет рассказать мне о них утром.
— Прекрасная мысль. Работы осталось немного.
Энн медленно пересекла сцену, спустилась по боковой лесенке и пошла к выходу. Еще одна репетиция закончилась. Приближался день премьеры, и наверняка где-то за тысячу километров отсюда Пол думал о них. Она толчком открыла дверь и вышла наружу. От стены отделилась тень, и сердце ее лихорадочно застучало, заметив Десмонда. Она успокоилась.
Он был недоволен.
— Еще пять минут — и я бы решил, что ты пропала навеки.
— Прости. — Она принужденно улыбнулась. — Но мы дважды прошли финальную сцену.
— Последнюю неделю я тебя почти не видел, — ворчал он, хватая ее под руку. — Еще три дня, — и мы узнаем, будем ли мы зимой без работы.
— Ты бы мог постараться говорить о премьере с большим энтузиазмом, — резко заметила она. — Ты ведь тоже в ней занят.
— По моему теперешнему настроению, мне все равно, провалимся мы или прославимся.
— Десмонд! Как ты можешь так говорить! Он пожал плечами.
— Что ж.., тупой? Я ненавижу и презираю Моллинсона. Почему меня должно волновать, что будет с его пьесой?
— Десмонд! Ты устал. — Она отодвинулась от него и пошла по тротуару. Последнее время всякий их разговор заканчивался ссорой, потому что, как она ни старалась, Пол как приведение стоял между ними и мешал сближению.
Десмонд поспешил за ней и схватил за руку.
— Прости меня, Энн. Не знаю, что со мной происходит.
— Ты ревнуешь, — ровным голосом проговорила она, — и нечего это скрывать. Последние несколько недель мы только спорим. Я больше так не могу. — Она остановилась и повернулась к нему. Свет уличного фонаря посеребрил его волосы, углубил морщины, которые пролегли с обеих сторон.
— Все бесполезно, Десмонд. Ты так же хорошо, как и я, знаешь это. Я думала, что мы сможем быть счастливы, и старалась, как могла.
— Да, — сухо сказал он. — Ты честно старалась не вздрагивать, когда я целовал тебя, старалась не воображать, что это руки Пола обнимают тебя, а не мои.
Он схватил ее руку и повернул перстенек с сапфиром, знак помолвки, так, что камень оказался снизу, а сверху остался видным только платиновый обруч.
— Я надеялся, что однажды на этом пальце будет такое кольцо, но вижу теперь, что так никогда не будет. — Он повернул кольцо по-старому. — Это было прекрасно, пока это длилось, любимая. Лицо ее сморщилось.
— Я чувствую себя такой ужасной из-за тебя.
Мне нечего тебе сказать.
— Ничего и не говори, — улыбнулся он. — Обещаю, что буду сильнее стараться разлюбить тебя, чем ты старалась полюбить меня! — Он тихо и ласково поцеловал ее в лоб. — Я сейчас не пойду с тобой дальше.
Он зашагал по аллее прочь. Энн шагнула было за ним:
— Десмонд, куда ты?
— Пойду напьюсь, — отозвался он, — как могут напиваться лишь провалившиеся актеры.
Позже вечером Энн рассказала родителям, что помолвка с Десмондом расторгнута. Они никак не прокомментировали это, и она с горечью подумала, уж не надеются ли они на восстановление ее отношений с Полом. В первый раз после того, как она взялась за ведущую роль в его пьесе, Энн позволила себе думать о нем. Лежа ночью в постели, она решила, что, если не получается выкинуть его из головы, ей надо будет научиться жить с мыслями о нем.
— Посмотри в лицо фактам, — вслух сказала она. — Ты предоставлена сама себе, и что ты сделаешь со своей жизнью, мисс Лестер, зависит от тебя самой.
Быстро бежали оставшиеся дни, и неотвратимо приближался вечер премьеры.
— Дождались, малышка, — тряхнув головой, пробурчал в день премьеры Лори. — Через несколько часов Лэнгемы выйдут на сцену вместе. Я этого хотел с самого момента твоего рождения, но никогда не толкал тебя на эту дорогу.
— Актерами родятся, а не становятся, — улыбнулась она в ответ. — Сколько раз ты мне это говорил!
— И это правда.., как, впрочем, и драматургами. Нельзя научить быть драматургом, человек может стать им, только если в нем это заложено.
Энн молчала, и в голове снова и снова звучали слова отца: “Нельзя научить быть драматургом”. Как верно! Первоначальные талант и тяга писать приходят изнутри, а окружающие могут лишь сочувствовать, поддерживать, предлагать, ободрять. Она содрогнулась, вспомнив свои жестокие слова Полу, и подумала, что если она не хочет, чтобы они лежали таким грузом у нее на душе всю жизнь, то должна покаяться делом. За нее должны говорить ее поступки.
Энн и Лори поехали в театр вместе. Во время поездки ни один из них не промолвил ни слова. Молча, они прошли за сцену и расстались перед дверьми своих уборных. Глядя на серебряную звезду, нарисованную на своей двери, Энн невольно подумалось, как бы счастлива была она, если бы шесть месяцев назад кто-нибудь сказал ей, что она будет играть главную роль в “Маррис-театре”.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25