Технология подкормки была простой: губернатор выступал по телевизору с упреками в адрес налогонеплателыциков, или звонил Извольскому, или иным образом давал понять, что комбинату пора доиться. Поторговавшись и договорившись о сумме, Извольский давал соответствующие распоряжения. «АМК-инвест» тут же продавал партию стали «Ахтарск-контракту», «Ахтарск-контракт» на деньги, вырученные от продажи стали, по заведомо завышенным ценам закупал за рубежом оборудование, разница оставалась на зарубежных счетах «Ахтарск-контракта» и «пилилась» между областным и заводским начальством.Отсюда возникала еще одна проблема, связанная с пропажей Заславского: не задевая фундаментально сам комбинат, эта пропажа могла вызвать массу недоуменных вопросов у областной администрации.Впоследствии, вспоминая этот сухой и морозный осенний день – один из последних мирных дней, за которыми потянется несколько месяцев кошмара, – Денис пытался отыскать в своих воспоминаниях мрачные предчувствия и предзнаменования – словом, все то, что человек, наделенный интуицией, должен ощущать, шагая под перекрестье снайперской винтовки.Но предчувствий, увы, не было. То ли Черяга был лишен интуиции, во что с трудом верилось, то ли интуиция действует только тогда, когда речь идет о той самой винтовке или гранате, аккуратно привязанной к педали газа вашего «БМВ». А когда пущенные в ход механизмы значительно деликатнее и гранату предусматривают лишь как незначительную деталь в общем плане – интуиция берет отпуск за свой счет.С Борисом Гордоном, оперуполномоченным 81-го отделения милиции города Москвы, Черягу связывали давние приятельские отношения. Они вместе работали в штабе по раскрытию одного из совершенных на территории отделения убийств и, вопреки обычной классовой вражде между следаком и опером, остались более или менее довольны друг другом.– Привет капиталистам! – возгласил Гордон, когда улыбающийся Черяга ввалился в крошечный кабинет с растрескавшимся столом, – как успехи на ниве продажи Родины?– Мы Родину любим и дешево не продаем, – в тон ему ответил Денис.Однако глаза Гордона с непривычной цепкостью впились и в модное темно-зеленое пальто замдиректора, и в начищенные туфли, на которые спадали безукоризненные складки отутюженных темно-серых брюк. И в глазах этих мелькнуло что-то большее, чем неприязнь к бывшему следаку. Мелькнуло и пропало. «Ну что я вырядился, как попугай?» – запоздало подумал Черяга.Но тут же неловкость растворилась в воздухе вместе с извлеченной Черягой бутылкой, потому что бутылка была большая и квадратная, и на ней красным классическим шрифтом было написано, что это шотландское солодовое виски, – и как мог Гордон не уважить такую бутылку, происходившую, как уверял он всех, с давней-давней родины его предков?– Ну, рассказывай, зачем пришел? – спросил Гордон, когда оба друга уже пропустили по стаканчику благородного напитка.– Человек у нас пропал, – сказал Черяга.– Что за человек?– Николай Михайлович Заславский, пятьдесят восьмого года рождения, директор фирмы «Ахтарск-контракт», проживает на улице Герцена, 56, квартира 3. Твой участок.Гордон почесал пышную шевелюру.– И давно он пропал?– Позавчера.Гордон расхохотался:– И вы уже хипиш подняли? А как ваш Заславский – не любитель, того, по шлюхам ездить? Или за воротник брать? – И опер щелкнул себя по плотной, докрасна натертой воротничком шее.– Он вчера должен был явиться на важную встречу. И не явился.– Семья у него есть?– Жена.– Живет с ним?– Да.– А она что говорит?– Говорит, ушел из дома позавчера утром и с тех пор не появлялся.Гордон покачал головой.– Ты вроде как из Ахтарска прилетел? – неожиданно спросил он.– Да.– А почему ты за четыре тыщи кеме прилетел, чтобы пожаловаться на пропажу, а жена с улицы Герцена до нас не дошла?– Она считает, что он к любовнице пошел.– А вы так не считаете?– Я уже сказал – он пропустил важную встречу. И мобильник у него не отвечает. Так же не бывает, чтобы у человека два дня не работал мобильник?– Что, много у вас на этом Заславском завязано?– Да нет. Старший помощник младшего дворника.– А чего хипиш?– Шеф во всем порядок любит.Гордон чего-то писал на листке быстрым и мелким почерком.– Как фирма называется?– «Ахтарск-контракт».– А что она делает?– Да закупает чего-то для завода. Оборудование, что ли…Гордон усмехнулся и уставился на своего собеседника круглыми глазами, ужасно напоминавшими два зеленых семафора, просвечивающих тебя насквозь.– Слушай, вот смотрю я на вас, бизнесменов, и меня аж завидки берут. Ну вот ты мне назови какую-нибудь зарубежную компанию, а?– «Чайна стил корпорейш», – автоматически произнес Черяга название самой высокорентабельной в мире тайваньской металлургической компании.– Во-во. Ты скажи, эта «Чайна стил» сырье закупает сама?– Да.– А оборудование?– Тоже.– А когда ей кредит нужен, она сама получает кредит или за нее получает какая-то шарашкина контора?– Наверное, сама.– Так объясни ты, почему у нас не так, а? Почему у вас оборудование закупает «Ахтарск-контракт», а другое оборудование закупает «Ахтарск-договор», а металл продает еще какая-то хреновина, «Ахтарск-гоп-стоп» или как ее там кличут, и так до бесконечности? Сколько у вас этих зиц-председателей, что ты даже не можешь упомнить, чем один конкретный занимался?– Борис, ну зачем тебе это? Ты где работаешь – в УГРО или в ОБЭП?– Я в УГРО работаю, – устало сказал Гордон, – у меня три висяка и девочку вчера изнасиловали, и вон тачка оперативная наглухо сломалась. А я, вместо того чтобы висяк колоть, должен какого-то загулявшего бизнесмена искать, хотя, три к одному, он сейчас в каком-нибудь загородном бассейне девицу трахает…Черяга опустил глаза и сказал:– Мы тачку можем отремонтировать. И вообще…– Что – вообще?– Ну… как сказать, я понимаю, что если человек тратит время, то эта трата должна быть компенсирована…Про компенсацию Черяге велел сказать Извольский. Им же был определен предельный размер компенсации.Гордон поднял глаза и стал рассматривать друга, как некую заповедную лягушку в террариуме.– Тачку отделению отремонтируешь, – сказал он, – а насчет «вообще» еще раз помянешь – вылетишь вон. Ясно?И тяжело поднялся из-за стола.– Ну что, пошли?– Куда?– К супружнице вашего… зиц-председателя…Супругу Заславского звали Эльвира. Это была женщина лет сорока, полная и низенькая, с нескрываемо раздраженным выражением лица. Несмотря на то что на часах уже натикало десять утра, госпожа Заславская все еще пребывала в пышном бархатном халате, непрестанно распахивавшемся и обнажавшем полные и не очень-то аппетитные ноги. Ноги у нее были босые, и Черяга отлично видел жесткие неподстриженные ногти, крашенные облупившимся золотым лаком, и черные волоски, растущие из пальцев.Эльвира и Николай познакомились еще во времена студенческой юности и провели добрую половину совместной жизни, работая за соседними кульманами в одном и том же трубопрокатном НИИ. После начала реформ НИИ, как водится, зачах, Эльвиру сократили, а Николай, наоборот, развил в себе неизвестные дотоле качества и очень быстро влился в ряды всевозможных посредников, брокеров и приватизаторов. Он торговал трубами, лесом, турецкими дубленками и бронежилетами, продавал дорожному фонду щебенку и наконец вытащил счастливый билет, после того как его дядя, бывший инструктор райкома партии, долез до первых замов сунженского губернатора.Николай не был классическим тупорылым племянником, коих бесчисленное количество развелось при всех крупнейших российских компаниях. Эти племянники и сыновья сидели в хорошеньких кабинетах, появлялись на работе раз в неделю, чтобы оттрахать свою секретаршу, проходили, морща нос, по кабинетам, где разрывались между телефоном и компьютером подлинные трудяги, заглядывали в переговорную, где могли очень ловко одним брошенным словом сорвать два месяца готовившийся контракт, и в единственной имевшейся в их голове извилине сидела одна мысль: какой бы косяк они ни упороли – их не выгонят. Они – полномочные послы своего отца, дяди или тестя. У них – дипломатический иммунитет.В отличие от этаких козлов, Николай Заславский был человеком вполне разумным, в меру старательным, и прекрасно понимал очевидную, но редко осознаваемую «сынками» истину: его дядю выставят в любой момент, а комбинат останется. И было бы очень неплохо и после увольнения дяди сидеть все на том же месте… Поэтому в спорах между областью и комбинатом он молча, но верно гнул именно комбинатовскую линию, исподволь диктуя Батьке выгодные АМК решения. В этом-то и была ценность Коли Заславского. Дань с комбината на его месте мог получать любой дурак, а вот собрать эту дань так, что в конечном счете комбинат от дани непереносимого ущерба не нес – для этого нужен был Заславский.В то время как Николай трудился, как муравей, закладывая фундамент нового семейного благополучия, Эльвира сидела дома и скучала. Делать ей было нечего, и она начала закатывать мужу скандалы на предмет поздних возвращений и частых командировок.Единственное, к чему это привело – так к тому, что Николай, доселе вполне довольный женой и детьми, начал с тоской сравнивать свою распухшую подругу жизни с эффектными молоденькими женами, которых заводили его новые приятели. Сравнение, разумеется, было не в пользу Эльвиры.Жизнь между тем понемногу налаживалась, Николаю уже не нужно было сидеть на работе до одиннадцати, но он все равно редко оказывался дома раньше полуночи, проводя остальное время в казино и ресторанах. А потом он и вовсе перестал ночевать…– Доброе утро, – сказал Черяга, переступая порог квартиры Заславского, – меня зовут Денис, я с Ахтарского металлургического.За его спиной тщательно расшаркивался о коврик Гордон. Женщина смотрела на него, как на упавшую в варенье муху. Из-за стенки громко причитал телевизор. Судя по всему, Черяга оторвал ее от созерцания рекламы «Памперсов» или иного, столь же глубокомысленного времяпрепровождения.– Николай так и не звонил? – спросил Черяга.– Нет, – сказала женщина, – а по мне так пусть и не звонит. Кот мартовский.Но глаза у нее были красные и расстроенные. Квартира у Заславского была хорошая, с евроремонтом, с розовым кафелем в ванной и сорокаметровой гостиной, уставленной дорогой мебелью, и Гордон ходил по квартире, с интересом оглядывая жилье «новых русских». А когда он вернулся в кухню, Эльвира уже разливала по трем кружечкам ароматный кофе, и Черяга спрашивал:– А когда он отсюда ушел?– Во вторник. Позавчера.– Он вел себя так же, как всегда? Не был ни нервный, ни встревоженный?– Нет.– Жаловался на трудности на работе?– Да ни на что он не жаловался, – сказала Эльвира, – выпил кофе, буркнул, что масло несвежее, и пошел. Хорошо, хоть плащ надел.– Что значит – плащ надел? – уточнил Черяга.– Ну, он всегда без плаща ходит. На улице холод собачий, а он прыгает, словно летом, в одном пиджачке. Я ему каждый день говорю: «Надень плащ!» А он: «Я в машине, мне не холодно». Просто как дите малое, и никаких советов не слушает! Объясняешь ему, объясняешь…– Значит, Николай никогда не носил плаща? – уточнил Черяга, – а во вторник одел?– Ну да.– Он часто не ночевал дома ночью?– Часто, – сказала Эльвира. – Он с чего начал? Завел привычку приходить домой в одиннадцать. «Ты где, – спросишь, – был?» «На работе», – отвечает. Представляете? В двенадцатом часу он был на работе. Вот вы – во сколько с работы уходите?– Когда как, – сказал Черяга, – когда в одиннадцать, когда в полвторого. Ночи.Эльвира видимо смутилась, но тут же оправилась и сказала:– Ну а он так был не на работе. Это я точно знаю. Придет, пахнет помадой. Потом – играть начал. Приезжает в третьем часу, пьяный, на машине от казино – знаете, они на бесплатных такси клиентов развозят, чтобы клиент не стеснялся до копейки проигрываться… А потом и вовсе перестал.– Он много проигрывал?– А бог его знает. Он мне, сколько зарабатывал, не говорил, и сколько проиграл, не говорил. Его спросишь: «Коля, ну сколько у тебя в месяц выходит?», а он пачку долларов вытащит: «На тебе на расходы. Довольно?» Только если человек каждый день в три часа ночи из казино приезжает, что-то я не думаю, что он там выигрывает. Это казино бы разорилось, если бы он выигрывал.– Он в одно казино ездил или в разные?– Не знаю. А машина когда приезжала, так у ней на гребешке было «Серенада» написано. Это когда он приезжал. А потом он эту себе завел… фифу…– Кого?– Откуда я знаю! – визгливо сказала Эльвира, – звонит по два раза в день, сначала Таей звали, а теперь Томой.– Куда звонит, – уточнил Черяга, – домой?– Она на мобильник звонит, – пояснила Эльвира, – а когда он переключен на домашний телефон, я беру трубку.– А последние два дня Тома не звонила?– Я же вам сказала, она только на мобильник звонит. А мобильник у него с собой.– А где Тома живет?– Понятия не имею! Блядь обыкновенная, он ее, по-моему, в казино снял.– Скажите, Эльвира Степановна, а он в последние дни был такой же, как всегда? Или – встревоженный какой-нибудь?– Как всегда. Слова не скажет. Утром встанет, небритый, на кухню придет: «Ты сварила кофе?» Что, сам не может сварить, да?Эльвира задумалась, потом решительно прибавила:– Он в это утро, когда ушел, себе яйца стал варить. Одно яйцо в воду положил, а другое на столе лежит. Я ему говорю: «Ты чего яйцо обратно в холодильник не убрал?» А он говорит…И женщина принялась длинно и путано пересказывать ее с мужем диалог по поводу яйца.Гордон, у подоконника, беззвучно хрюкнул.– В общем, он, когда уходил, нормальный был?– Он у меня всегда ненормальный! Яйцо в холодильник не может убрать!– А к нему в последние два дня кто-нибудь заходил? Из знакомых?– Вечером накануне один был. Шура, кажется…– С работы?Эльвира покачала головой:– А я откуда знаю? Он сволочь, этот Шура.– Почему сволочь?– На него как-то собака Машкина бросилась. Овчарка молодая.– И?– А он взял ее и застрелил. Представляете? На глазах всего двора. А по виду такой смазливый мальчик, брючки, пиджак, машина «БМВ»…Гордон, у окна, насторожил ушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11