И я сказал коротко:
- Вот что, ребята, расстреливать вас не будем... Прикажу выдать вам винтовки и направить в стрелковую роту. Надеюсь, в другой раз промашки не сделаете и вину свою (черт ее знает, в чем, собственно, заключалась их вина, но надо же было что-то сказать!) искупите смелостью и стойкостью в боях. Понятно?
Сверхсрочник широко улыбнулся белозубым ртом и твердо ответил:
- Спасибо, товарищ командир корпуса! Оправдаемся в бою! - и, глубоко вздохнув всей грудью, добавил: - Очень уж обидно умирать от руки своих товарищей. А с фашистами, с ними мы посчитаемся.
Свое слово они сдержали: в дальнейшем сражались смело и мужественно, некоторые были награждены орденами.
К вечеру 28 июня части 45-й и 62-й стрелковых дивизий, а также наши соседи - 215-я моторизованная и 41-я танковая дивизии 22-го мехкорпуса - отошли восточнее Ковеля на реку Стоход. Пора было отводить из Ковеля и штаб корпуса.
Немногочисленные арьергарды уже не могли сдерживать натиск гитлеровцев и держать сплошной фронт. Отдельные подразделения противника перерезали шоссе Луцк - Ковель.
В самом городе стрельба, не стихавшая в последние дни, усилилась. Мне доложили, что бандеровцы взорвали мост через Турию, отрезав нам отход.
Положение создавалось критическое. Вокруг Ковеля раскинулись труднопроходимые болотистые места, дороги через которые были разрушены. Мысленно досадуя на себя за то, что затянул с отводом штаба, я приказал подразделениям саперов, связистам и всем штабным командирам готовиться к обороне, а сам вместе с генералом Рогозным стал намечать новый маршрут по карте, изученной за последние дни до мелочей.
В этот момент вошел корпусной инженер майор Коваленко:
- Товарищ полковник! Мост построен, можно начинать переправу.
- Какой мост? - удивился я. - Докладывайте точнее.
- Мост через. Турию. Когда стало известно о диверсии бандеровцев, я распорядился немедленно навести новый мост немного левее прежнего.
У меня как гора с плеч свалилась. Инициатива Коваленко пришлась как нельзя кстати.
Благополучно переправившись через реку, штаб корпуса разместился в населенном пункте Оконск.
Впервые с начала войны мы оказались в относительно спокойной обстановке. Перед фронтом корпуса противник особой активности не проявлял. Местами мы даже не имели с ним непосредственного соприкосновения.
Это объяснялось тем, что, понеся серьезные потери в боях у границы, гитлеровцы перебросили наиболее боеспособные части на направление своего главного удара, на направление Луцк, Ровно.
Пользуясь небольшой передышкой, можно было укрепить новый оборонительный рубеж, привести в порядок части, подвести некоторые итоги первой недели боев.
Несмотря на тяжелые потери, корпус сохранил боеспособность. 45-я и 62-я дивизии занимали оборону и были готовы к отражению новых ударов врага. Труднее всех пришлось 87-й дивизии. На. третий день войны погиб ее командир, и командование принял начальник штаба полковник М. И. Бланк. Дивизия оказалась разделённой на две части. 16-й стрелковый полк находился в резерве корпуса, а остатки двух других ее стрелковых полков, окруженные в районе Владимира-Волынского, под командованием полковника Бланка пробивались на соединение с нами.
Первая неделя войны принесла нам много огорчений.
Вражеской авиацией и диверсионными группами были выведены из строя узлы и линии связи. Радиостанций в штабах не хватало, да и пользоваться ими мы еще не привыкли. Подвижные средства связи несли большие потери и в сложной, быстро менявшейся обстановке оказывались малоэффективными. Все это приводило к тому, что приказы и распоряжения доходили до исполнителей с опозданием или не доходили вовсе. Отсюда и разобщенность наших контрударов, нарушение взаимодействия между родами войск.
Плохо осуществлялось, в частности, взаимодействие между пехотой и танками. Это особенно отчетливо выявилось 24 июня, когда мы предприняли контратаку в I районе Любомль. Командир 41-й танковой дивизии полковник Павлов проявил нерешительность. Он больше всего" беспокоился "о сохранности техники, а не о наиболее эффективном использовании ее в сложившейся обстановке.
Слабо велась у нас в первые дни войны разведка противника, особенно ночью.
Связь с соседями нередко отсутствовала, причем зачастую никто и не стремился ее устанавливать. Противник, пользуясь этим. просачивался в тыл наших подразделений, нападал на штабы частей.
Несмотря на господство противника в воздухе, плохо соблюдались меры маскировки на маршах. Часто на узких дорогах образовывались скопления войск, автомашин, артиллерийских орудий, походных кухонь. По таким "пробкам" фашистские самолеты наносили весьма чувствительные удары.
Нужно отметить также, что в войсках вначале недооценивали значение инженерных работ. Были случаи, когда бойцы не рыли окопов отчасти из-за нетребовательности отдельных командиров, отчасти из-за нехватки шанцевого инструмента. Положение с шанцевым инструментом было так плохо, что в некоторых подразделениях солдаты пользовались вместо лопат касками.
Фашисты продолжали наступление в направлении Острог - Житомир. Войска Юго-Западного фронта как бы разрезались на две неравные части. Над главными силами нависла угроза глубокого охвата с севера.
В связи с этим боевой приказ командующего 5-й армией предписывал 15-му стрелковому корпусу в ночь на 2 июля отойти на реку Стырь. В дальнейшем корпусу предстояло в ночь на ,4 июля отойти на рубеж реки Горынь и занять фронт Бережница-Золоталин.
Но, как это нередко бывало в те дни, штаб корпуса получил приказ с опозданием. Поэтому утро 2 июля мы встретили по-прежнему на восточном берегу реки Стоход. На западном берегу вели бой части прикрытия. Главные силы корпуса непосредственного соприкосновения с противником не имели.
Отход, начавшийся 2 июля, продолжался в течение недели. Мы двигались форсированными маршами, ведя арьергардные бои, причем арьергарды не только сдерживали врага, но часто переходили в контратаки. Удалось даже захватить несколько пленных.
Это были изнурительные дни. После длительных переходов люди буквально падали от усталости, а на каждом рубеже требовалось производить отрывку траншей, закрепляться по всем правилам, чтобы не быть застигнутыми врасплох идущим по пятам противником.
Трудности усугублялись распутицей. Погода стояла пасмурная, часто шли дожди.
В ночь на 3 июля я догонял штаб корпуса, ушедший вперед, в деревню Рафалувка, на восточном берегу Стыри. По обочине лесной дороги, подпрыгивая и переваливаясь на кочках и колдобинах, бесконечным потоком двигались на восток автомашины. Натужно гудели моторы. Колонна то и дело останавливалась. Шоферы, нещадно ругаясь, вылезали из кабин, в темноте рубили ветки и подкладывали их под буксующие колеса.
С большим трудом нам удалось доехать до переправы через Стырь. Здесь движение окончательно застопорилось. Я вышел из машины. Над рекой висел тяжелый серый туман.
- Что случилось, почему задержка? - спросил у шоферов, стоявших у въезда на мост.
- Не иначе как "пробка", товарищ командир, - ответил один из них.
- И давно?
- Да уже с полчаса стоим, не меньше...
- Ну-ка, пройдемте вперед, посмотрим, что там такое, - сказал я адъютанту.
Мост был длинный. Сразу же за ним по восточному берегу метров на пятьсот протянулась насыпь. Во всю длину моста и насыпи стояли вплотную друг к другу автомашины, но ни одного человека около них не видно. Где же люди?
- Спят все, товарищ полковник, - доложил адъютант. - Спят в кабинах машин.
Дождь прекратился. Из-за туч выглянула луна. Стало немного светлее.
"Что, если на это сонное царство налетят фашистские самолеты? обеспокоенно подумал я. - Тут такое будет! Ведь по мосту переправляется транспорт трех корпусов".
Мы дошли до самого конца насыпи. Здесь начиналась довольно широкая поляна. А у спуска с насыпи стояла грузовая автомашина, загораживая дорогу. Никакой "пробки" не было!
- Вот уж выбрал шофер место! - сказал адъютант. - Ну что бы ему еще метров десять вперед продвинуться и на полянку свернуть. Спи там себе, пока не очухаешься, никому не мешая.
- А куда же он мог продвинуться? - возразил я. - Очевидно, раньше здесь была "пробка". Люди устали. Как только остановились машины, шофер сразу же и заснул.
Я осветил карманным фонарем номер машины - она была нашего корпуса. Шофер спал, опустив голову на баранку. Рядом с ним похрапывал капитан. Я растолкал его:
- Почему спите?
- Так "пробка" же, товарищ полковник!
- Какая, к черту, "пробка"! Посмотрите...
Чувствуя свою вину, капитан проявил большую энергию. Он метнулся вдоль колонны и вместе с моим адъютантом разбудил шоферов. Но, пока машины двинулись, прошло еще немало времени.
Не успели мы проехать и трех километров, как натолкнулись на новую "пробку". В этом месте дорога проходила через заросшее молодыми сосенками болото и была так разбита, что в колдобинах машины садились намертво. Все попытки вытащить их приводили к тому, что из-под колес начинала хлестать жидкая грязь, а автомобили окончательно увязали в болоте.
Но хуже всего было то, что люди работали разрозненно, каждый старался только для себя.
Подозвав нескольких командиров, я приказал немедленно навести порядок. В ход пошли лежавшие у самой дороги телеграфные столбы, заготовленные, очевидно, еще до войны.
Кстати ко мне подошел незнакомый капитан:
- Товарищ полковник, примите нас под свое командование. Отбились от части, блуждаем по лесу четвертый день. С продовольствием у нас плохо и вообще не знаем толком, куда идти.
- А сколько у вас людей?
- Почти целый саперный батальон.
- Инструменты есть?
- Имеются пилы, топоры.
- Ну вот что. Я - командир корпуса. Пока будете. следовать с нашими частями. Но прежде постройте дорогу.
- Есть, товарищ полковник! - обрадовался капитан. Часа через два саперы построили бревенчатый настил длиной около километра. По нему бесконечная вереница машин двинулась без задержки.
В штаб я приехал только к полудню.
Около суток части корпуса занимали оборону на восточном берегу реки Стырь. В моем распоряжении были 45-я и 62-я стрелковые дивизии и приданный 589-й гаубичный артиллерийский полк РГК.
Потом появился полковник М. И. Бланк. Он вывел из окружения остатки 96-го и 283-го полков. Несмотря на перенесенные трудности, полки сохранили свои боевые знамена.
От полковника Бланка я впервые услышал о всех перипетиях, в которые попала 87-я дивизия. Командир ее, генерал-майор Ф. Ф. Алябушев погиб в самый ответственный момент, когда полки отходили из укрепленного района. В это время врагу и удалось отрезать два полка, которые вынуждены были занять круговую оборону.
Полковник Бланк и начальник отдела политической пропаганды дивизии полковой комиссар Диденко сделали все, чтобы подразделения сохранили боеспособность, чтобы не возникла растерянность и паника, решительно пресекли попытки отдельных командиров предпринять выход из окружения мелкими разрозненными группами.
Через сутки полки вырвались из вражеского кольца. Однако фронт к тому времени откатился на восток. По дорогам подтягивались резервы и вторые эшелоны гитлеровских дивизий.
В крайне сложной обстановке, с почти непрерывными боями по лесам восемь дней двигались два сильно поредевших полка. Они не просто выходили из окружения, а сами нападали на небольшие подразделения противника, уничтожали линии связи, поджигали склады. Немцы все время чувствовали, что в тылу у них действует регулярная воинская часть, и вынуждены были с этим считаться.
3 июля Центральный Комитет партии и Советское правительство призвали народ мобилизовать все силы и средства на борьбу с врагом.
Трудно описать, с каким огромным воодушевлением и патриотическим подъемом был встречен этот призыв. У нас словно прибавилось сил.
В частях, там, где позволяла обстановка, собирались короткие митинги. В ротах и взводах были проведены беседы, в которых агитаторы разъясняли солдатам обстановку на фронтах, рассказывали о том, что по зову партии на священную Отечественную войну поднимается весь советский народ. Подчеркивалось, что борьба будет упорной и трудной, что предстоит много испытаний, много лишений и жертв, но никогда фашистским захватчикам не победить нашего могучего, трудолюбивого народа.
Разъяснительная работа проводилась не только среди личного состава войск, но и среди населения деревень, через которые проходили наши части.
Работники отдела политической пропаганды корпуса, кроме того, занимались созданием боевых групп для действий в тылу у противника, помогали местным властям в организации отрядов самообороны, в эвакуации гражданского населения.
В ночь на 5 июля корпус начал отход с рубежа реки Стырь на восточный берег реки Случь. Два дня мы двигались форсированным маршем.
7 июля противник в нескольких местах пытался переправиться через Случь, но был отброшен.
Я приказал уничтожить все мосты, имевшиеся перед фронтом корпуса. Оставили только один мост через Случь для отхода арьергардов. Но 8 июля мы получили приказ отходить дальше к Коростеньскому укрепленному району, потребовалось уничтожить и его. А между тем на западный берег реки уже вышел противник.
Взорвать мост вызвался младший лейтенант Костюк, командир взвода 62-й дивизии Он отобрал 15 добровольцев и под вечер ушел на западный берег. А на следующий день догнал штаб на марше и доложил, что задача выполнена.
- Кроме того, захватил в плен немецкого полковника, - улыбнулся Костюк.
- Хотя это и не входило в вашу задачу, - сказал я, - но за проявленную инициативу благодарю.
- Очень уж удачно получилось, - принялся объяснять Костюк с напускной скромностью. - Только мы перешли мост, видим, едет легковая машина, похоже штабная, и в ней какая-то важная птица. Ну мы, конечно, не растерялись.
- Товарищ полковник, спросите у него, как он доставлял пленного, вмешался адъютант. - Прямо как батьку Махно в фильме "Красные дьяволята"!
- Этот фашистский офицер, - охотно рассказал Костюк, - вез ордена для своих разбойников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33