В ночь с 5 на 6 января трем стрелковым дивизиям удалось несколько потеснить противника и перехватить на небольшом участке железнодорожную линию Кириши-Мга в районе восточное Шала. Однако все попытки продвинуться дальше успеха не имели.
За несколько дней непрерывных боев люди очень устали. Находясь целыми сутками под открытым небом в сильный мороз, в занесенных снегом лесах, солдаты не имели возможности отдохнуть. Вывести то или иное подразделение даже на короткое время во второй эшелон мы не могли - из-за значительного некомплекта личного состава большинство частей строило боевые порядки в один эшелон. Выезжая в дивизии, я встречал небритых, закопченных дымом солдат в прожженных у костров шинелях.
Плохо обстояло дело с фуражом. Мне вспоминается, как в одной из докладных записок пришлось читать: "Отсутствие объемистого корма и нерегулярная выдача зернового приводят к тому, что лошади зачастую целыми днями "читают газеты" и затем, обессиленные падают".
Такая несколько своеобразная формулировка, в сущности, очень правильно отражала положение дел. Нехватка фуража крайне затрудняла подвоз боеприпасов, продовольствия, эвакуацию раненых, так как по узким лесным дорогам и по глубокому снегу мог двигаться только гужевой транспорт.
При тогдашней нашей ограниченности в силах и средствах осуществление плана Ставки было возможно лишь на основе четкого взаимодействия трех фронтов. На деле же этого не получилось.
Командующий Волховским фронтом решил начать наступление, не дожидаясь полного сосредоточения войск 59-й и 2-й ударной армий. Между тем одна 4-я армия, понесшая в предшествовавших боях значительные потери, не смогла сломить сопротивление противника. Немецко-фашистское командование, пользуясь тем, что в полосе 59-й и 2-й ударной армий активные действия еще не начались, смогло маневрировать резервами и проводить сильные контратаки против наших соединений, переправившихся на правый берег реки Волхова.
Все армии Волховского фронта перешли в наступление только 7 января. Но и к этому времени 2-я ударная армия еще не успела закончить сосредоточение и в распоряжении ее командующего генерал-лейтенанта Н. Е. Клыкова имелись всего одна стрелковая дивизия и четыре стрелковые бригады.
Тогда по указанию Ставки командование Волховского фронта 10 января приостановило наступление, чтобы возобновить его 13 января.
Военный совет 54-й армии решил использовать этот перерыв для частичной перегруппировки и подготовки удара в направлении Погостье, Шапки, Тосно с целью окружения и уничтожения во взаимодействии с другими армиями Ленинградского фронта шлиссельбургской и колпинской группировок противника.
Однако и на этот раз начались неувязки. На главном направлении попытки 281-й стрелковой дивизии прорваться за железную дорогу Кириши - Мга северо-западнее станции Погостье окончились неудачей. Части дивизии действовали разрозненно. Артиллерия плохо взаимодействовала с пехотой: стрелковые подразделения после артиллерийской подготовки опаздывали с выходом в атаку. Неудовлетворительно работала связь. Командиры полков, не зная истинного положения на других участках, с1арались оправдать свой неуспех отсутствием помощи соседа.
Я провел беспокойную ночь, связываясь со штабами соединений, уточняя обстановку, давая дополнительные указания. Кое-кого пришлось отругать за нераспорядительность. Словом, принимались меры, чтобы лучше подготовить наступление, однако твердой уверенности в его успехе я не чувствовал. Слишком малочисленны были соединения.
Но если командир не уверен в успехе, то дело заранее обречено на провал. Поэтому я гнал от себя невеселые мысли, старался еще раз все взвесить и учесть, определить по довольно скудным данным разведки наиболее слабое звено в обороне противника.
Часа в три ночи приказал начальнику оперативного отдела полковнику Белову уточнить у командира 285-й стрелковой дивизии полковника Свиклина результаты ночной атаки. Свиклин доложил:
- Передовые части и разведка овладели разъездом Жарок. Противник огня не ведет. На фронте абсолютная тишина.
Это сообщение меня встревожило. Неужели противник ушел? А если ушел, то куда? Где он сосредоточивается? Обстановка становилась неясной, а до начала общего наступления оставалось несколько часов, и менять замысел было поздно.
- Противник, видимо, прикрыл фронт перед 11-й стрелковой дивизией, высказал я предположение и приказал Свиклину немедленно всеми силами очищать от гитлеровцев полотно железной дороги.
К сожалению, ему не удалось выполнить это приказание, и утром противник встретил наши войска сильным огнем из дзотов, построенных в насыпи железной дороги, а также на опушке леса южнее ее.
В 10.45, через пятнадцать минут после начала наступления, Свиклин доложил:
- Исходное положение для атаки не занято. Связи с тысяча тринадцатым и тысяча пятнадцатым стрелковыми полками нет.
Этого еще недоставало! Выходит, полковник Свиклин потерял управление частями.
- Немедленно устанавливайте связь и приступайте к выполнению задачи всей дивизией, а не одним тысяча семнадцатым полком, - потребовал я. - Последний раз ограничиваюсь напоминанием об ответственности за плохую организацию боя.
Не успел я положить телефонную трубку, как позвонил командир другой дивизии Кравцов.
- Артподготовка закончена. Пехота перешла в атаку.
- Хорошо, - ответил я. - Через час доложите результаты.
Я сказал "хорошо". А на самом деле получалось совсем не хорошо, наступление начиналось неодновременно.
- Позвоните в двести семьдесят первую дивизию, - сказал я Белову, узнайте, что там у них.
- Стрелковые полки находятся в пятидесяти метрах от железнодорожного полотна. Противник ведет артиллерийский и минометный огонь по нашим боевым порядкам, - доложил командир дивизии Коробейников.
Обычно сдержанный и корректный, на этот раз Белов не выдержал.
- Говорите прямо, что продвижения нет. Ваши части еще неделю назад находились у самого полотна. Доложите точно: откуда противник ведет огонь по вашим боевым порядкам?
- Сейчас все выясню, - смутился Коробейников. Было уже за полдень. Более четырех часов шел бой, но ни на одном участке не удалось пока добиться сколько-нибудь значительного продвижения. Противник сдерживал наши подразделения сильным огнем станковых пулеметов, направлял на фланги через лес мелкие группы автоматчиков. В нескольких местах фашисты предпринимали контратаки.
Разведка доносила, что в глубине обороны гитлеровцы спешно строят новые и укрепляют старые оборонительные сооружения. Характерным было то, что даже при успешных контратаках они не переходили линию своего переднего края.
А у нас дело просто не клеилось. Особенно нерешительно действовали полки 285-й стрелковой дивизии. Я снова позвонил полковнику Свиклину. То ли его не было в этот момент на НП, то ли он просто хотел избежать неприятного разговора со мной, но к телефону подошел начальник штаба Мезинов.
- Вы думаете когда-нибудь организовать бой или нет? - раздраженно спросил я.
- Пусть позовет к телефону комиссара, я с ним поговорю, - сказал стоявший рядом со мной бригадный комиссар Сычев.
Военком дивизии Брагин взял трубку.
- Вы намерены выполнять приказ? - спросил его Сычев и самым решительным тоном продолжал: - Не оправдывайтесь, что не хватает сил. Нужно лучше организовывать бой. Если задача не будет выполнена, то сегодня же Военный совет армии снимет вас, как несоответствующего должности комиссара.
Через полчаса Белов опять позвонил в 285-ю дивизию. Теперь у телефона был Свиклин.
- Ну, как идет уничтожение противника на железнодорожной насыпи? - спросил Белов.
- Ничего. Но результатов пока не вижу. Артиллерия уничтожает огневые точки. Получу данные - доложу немедленно.
Я курил одну папиросу за другой. Было ясно, что 285-я топчется на месте.
- А что делается в сто восемьдесят первой дивизии? - спросил я Белова.
Тот связался с Коробейниковым.
- Прорвались за железную дорогу?
- Да нет еще, - ответил комдив, - ходим вокруг да около. Ничего пока не сделано.
Неутешительные сведения поступали и из других дивизий. Нам так и не удалось продвинуться за железнодорожную насыпь, сильно укрепленную противником.
На следующий день, несмотря на все наши усилия, мы опять не смогли добиться успеха. Войска армии фактически занимали то же положение, с которого начали наступать.
Причины наших неудач в основном оставались прежние: отсутствие четкого взаимодействия между артиллерией и пехотой, слабая разведка, особенно на флангах, неорганизованность и разобщенность ударов, наносимых к тому же малочисленными дивизиями на довольно широком фронте и по расходящимся направлениям.
Следует также отметить упорное сопротивление противника и его сильно развитую систему огня.
Однако командование Ленинградского фронта требовало от нас продолжения активных действий, и с утра 16 января войска армии вновь перешли в наступление.
В данном случае командование фронта, как видно, не захотело реально оценить обстановку, учесть возможности армий. Безуспешные бои 13 и 14 января наводили на мысль о необходимости перегруппировать силы. А командование фронта настаивало на немедленном продолжении наступления, которое было и плохо организовано и должным образом не обеспечено. В результате вместо сосредоточения подходящих резервов для создания превосходства в силах мы вынуждены были вводить их в бой по частям.
На участке, намеченном для прорыва, у нас действовали 285, 281, 11-я стрелковые и 3-я гвардейская дивизии, которые понесли за последние дни значительные потери. 177-я стрелковая дивизия, направленная к нам из Ленинграда по льду Ладожского озера, находилась еще на марше.
Времени на подготовку к наступлению было буквально в обрез. Боевой приказ я подписал в 20.45 15 января. В частях его получили ночью, так что в распоряжении командиров полков совершенно не осталось светлого времени. Организовывать взаимодействие с соседями и с танками им пришлось наспех, а провести рекогносцировку они вообще не имели возможности.
Новое наступление опять окончилось неудачей. Атакующие части были остановлены огнем противника и продвижения не имели.
Не лучше обстояло дело и у соседей. Наступление 4-й армии существенных результатов не принесло. Противник отразил все ее попытки прорвать оборону на 25-километровом фронте. Войска 52-й армии, наступавшие в направлении Новгород, Сольцы, также не выполнили задачи. Не имела пока продвижения и 2-я ударная армия, части которой вели особо упорные бои на 12-километровом фронте южнее населенного пункта Спасская Полнеть.
С 17 января в полосе 54-й армии установилось относительное затишье. Борьба в районе Погостье велась теперь практически за улучшение позиций южнее железной дороги.
311-я стрелковая дивизия по-прежнему действовала в тылу врага, контролируя дороги в районе Березовик, Мягры, Драчево. Полковник Бияков проявил большую энергию и организаторские способности, руководя действиями в своеобразных и сложных условиях.
Через несколько дней после выхода во вражеский тыл в дивизии иссякли запасы продовольствия и боеприпасов. Нам пришлось доставлять их отрядами лыжников и сбрасывать с самолетов. Связь с дивизией поддерживалась по радио.
Действия 311-й дивизии вызывали у противника тревогу. Гитлеровцы теперь посылали обозы под прикрытием танков и усиленных патрулей.
Чтобы повысить напряжение во вражеском тылу, мы направили туда еще и лыжный полк под командованием майора А. Ф. Щеглова. Он был подчинен полковнику Биякову и начал действовать правее 311-й дивизии.
Немцы вынуждены были выделить значительные силы для борьбы против 311-й дивизии. Порой во вражеском тылу завязывались ожесточенные бои. В одном из них погиб смертью храбрых командир 1029-го полка подполковник Веретенников. В день его похорон артиллерия дивизии произвела по гитлеровцам неожиданный артналет-салют. При этом, как мне сообщили, было убито более пятидесяти фашистов.
Гитлеровцы не раз пытались провоцировать Биякова. Был, например, случай, когда они вызвали командира дивизии на радиостанцию и от имени начальника штаба армии потребовали доложить об обстановке. Однако Бияков не дал себя обмануть.
Хорошо действовал и командир 2-го лыжного полка Щеглов. Он умел сплотить и воодушевить людей, показать им пример незаурядной храбрости. Правда, иной раз, по молодости лет, майор даже бравировал опасностью. Приходилось отчитывать его, и это, видимо, пошло ему на пользу. В тылу врага Щеглов получил крепкую закалку.
К концу января, когда первоначальный план наступления был пересмотрен, я приказал Биякову выходить на соединение с войсками армии. Утром 28 числа части 311-й дивизии и 2-й лыжный полк перешли железную дорогу и сосредоточились в лесу южнее Бабино.
В тот же день по указанию штаба фронта из состава армии вышла Синявинская оперативная группа. Она влилась в развертываемую 8-ю армию Ленинградского фронта, командующим которой был назначен генерал-майор Сухомлин.
Вместо Сухомлина на должность начальника штаба 54-й армии прибыл генерал-майор Л. С. Березинский, хорошо знакомый мне по 42-й армии. Я был рад его приезду. Живой, общительный, с неизменной трубкой во рту, он энергично взялся за работу.
Соединения и части армии в этот период вели бои местного значения. Наиболее активные действия проходили в районе Погостья, но удачными их признать было нельзя.
На фоне наших неудач меня опять порадовал полковник Бияков. 12 февраля я был на его НП и наблюдал, как смело действуют стрелки при поддержке танков. Частям дивизии удалось вклиниться в оборону противника, но потом стрелковые подразделения залегли, встреченные сильным огнем из блиндажей и дзотов.
Тогда командир дивизии приказал прицепить к танкам часть орудий батальонной и полковой артиллерии. Танки устремились вперед, таща за собой пушки, расчеты которых сидели на броне. Стрелковые взводы следовали непосредственно за танками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33