Правда, довольно неустойчивая...
Я не иду, а буквально бегу на радиостанцию. Слышу по радио голос начальника штаба корпуса В. И. Жданова. Примитивным кодом передаю ему приказание, чтобы корпус отходил назад, к своим войскам, и указываю направление отхода. Однако Жданов не поверил этому. Приняв меня за противника, он ответил:
- Мне и тут неплохо.
Через некоторое время нам опять удалось установить радиосвязь с отрезанным мехкорпусом. На этот раз приказ был передан шифром. В него поверили и приступили к исполнению.
Нащупывая слабые места в обороне противника, 4-й гвардейский механизированный корпус сначала шел на юг, потом вынужден был вернуться, а ночью с боями стал пробиваться на восток. Он уклонился от намеченного в приказе места выхода к своим и оказался не против 2-й гвардейской, а значительно левее - против 51-й армии. Это вызвало новые осложнения: в темноте его приняли за противника и открыли артогонь.
Скоро, однако, недоразумение разъяснилось, артиллерия замолчала, и 4-й мехкорпус (вернее, только боевое ядро этого некогда грозного соединения) опять оказался среди своих. Его отвели на отдых и пополнение. За умелое руководство боевыми действиями командир корпуса генерал Танасчишин и начальник штаба полковник Жданов были награждены орденом Красного Знамени. За мужество и отвагу орденами и медалями была также награждена большая группа офицеров, сержантов и солдат.
А 12 марта обескровленная и утомленная почти трехмесячными непрерывными боями 2-я гвардейская армия тоже вышла в резерв и на пополнение. По приказу командующего войсками Южного фронта свои позиции мы сдали 28-й армии.
Наступило непривычное затишье. Долго еще мне даже во сне грезились последние тяжелые бои, имевшие очень большое значение. В этих боях войска Южного. фронта нанесли врагу огромный урон, освободили от оккупантов большую территорию и такие важные города, как Ростов-на-Дону, Новочеркасск, Шахты. Своими активными действиями наши дивизии не только не позволили гитлеровскому командованию снять с Миуса некоторые соединения для переброски на другие направления. но и заставили противника всячески усиливать свой "Миусфронт".
5
Весна 1943 года на Дону была особенно дружной. Сразу как-то грачи загорланили, скворцы запели, зеленым ковром украсились луга, деревья зашумели молодой листвой. Хорошо!..
После ночной поездки по войскам я возвратился в штаб и решил с дороги отдохнуть Но едва прилег, позвонил Я. Г. Крейзер.
- Поздравляю, - услышал я в телефонной трубке. - Вы теперь начальник штаба Южного фронта.
- Шутить изволите, Яков Григорьевич.
- Никак нет, Сергей Семенович. Сегодня 9 апреля, а шутят обычно первого. Мне уже Толбухин звонил.. Ждет...
В тог же день я прибыл в Новошахтинск, где размещался штаб фронта И хоть раньше я неоднократно посещал это почтенное учреждение, только теперь (исходя, видимо, из своего нового положения) заметил, насколько оно отличается от штаба армии. Здесь и подъездные дороги лучше (приведены в порядок специальными подразделениями), и регулировщиков с флажками встречаешь чаще, и линий связи значительно больше. Да и машины снуют беспрерывно. А на окраине города, задрав к небу стволы, стоят батареи зенитных орудий.
На контрольно-пропускном пункте офицер, привыкший к частым приездам генералов из войск, небрежно подошел к машине и каким-то подчеркнуто вялым голосом потребовал документы. В движениях его чувствовалась развязность, почти нескрываемое неуважение к старшим. Но, взглянув на мои документы, он мгновенно вытянулся, представился и четко доложил свои функциональные обязанности. Я спросил:
- Что-то орденов у вас на груди не вижу? Не воевали еще?
- Второй год при штабе, на фронт не отпускают, - с грустью ответил офицер.
- Зайдите ко мне завтра, помогу вам. Офицер вы молодой, надо обязательно повоевать.
Он просиял и даже изменил обычному в обращении с начальниками тону:
- Неужели правда?!
Позже этого офицера, слишком долго засидевшегося в штабной комендатуре, действительно пришлось послать в войска, и там он стал одним из лучших командиров рот.
...Новое назначение меня не тревожило. К тому времени я уже усвоил, что на каждой, даже очень ответственной должности, работают, как правило, обыкновенные люди. Но ясно было и другое: фронт - это не шуточное дело, фронтовые масштабы мне еще нужно осваивать.
Обнадеживало то, что я уже приобрел определенный опыт управления войсками в армейских операциях. В этом отношении большую роль сыграла моя работа в должности начальника штаба 2-й гвардейской армии под руководством такого образованного и заслуженного военачальника, каким уже тогда являлся Р. Я. Малиновский. Сам того не замечая, я постоянно учился у него.
В штабе фронта приняли меня хорошо. Некоторые уже были знакомы со мной по службе во 2-й гвардейской и 48-й армиях. Другим я был известен по боевым делам 132-й стрелковой дивизии. Но самому мне из генералов и офицеров штаба фронта досконально, как исполнители, были известны немногие. С этими людьми предстояло еще познакомиться, изучить каждого, чтобы твердо знать, на кого и в чем можно положиться.
Нетрудно было догадаться, что офицеры и генералы штаба тоже на первых порах станут очень пристально присматриваться ко мне. Для них, так же, впрочем, как и для меня самого, совершенно бесспорно, что я должен работать лучше, чем мой предшественник. Иначе зачем было производить замену?
Мне было в ту пору только 38 лет. Я имел отличное здоровье, не знал усталости и горел неугасимым желанием - отдать новой работе все, на что способен. Это, не скрою, позволяло мне думать, что возлагавшиеся на меня надежды оправдать сумею...
До моего назначения начальником штаба Южного фронта был генерал И. С. Варенников. С ним я был знаком и потому не счел возможным идти представляться командующему, минуя его. Тов. Варенников в общих чертах рассказал мне о положении дел, дал краткие характеристики работникам штаба и пошел к командующему вместе со мной.
Федор Иванович Толбухин, по моим тогдашним представлениям, был уже пожилым, то есть в возрасте около 50 лет. Высокого роста, тучный, с крупными, но приятными чертами лица, он производил впечатление очень доброго человека. Впоследствии я имел возможность окончательно убедиться в этом, как и в другом весьма характерном для Толбухина качестве - его внешней невозмутимости и спокойствии. Мне не припоминается ни одного случая, когда бы он вспылил. И не удивительно поэтому, что Федор Иванович откровенно выказывал свою антипатию к чрезмерно горячим людям...
Читатель, очевидно, помнит, что с Толбухиным мне приходилось встречаться под Сталинградом, и потому в Новошахтинске он принял меня как старого боевого товарища - сразу же пригласил "попить чайку". Я охотно согласился, полагая, что за чайным столом мы лучше всего сумеем поговорить о предстоящих делах и людях, с которыми мне придется теперь работать. Но на этот раз такого разговора не получилось. Федор Иванович вспоминал общих знакомых, ругал наших союзников за то, что они до сих пор не открыли второго фронта в Европе, мимоходом рассказал о себе:
- Службу начал солдатом в старой русской армии. В первую мировую войну командовал батальоном. В гражданскую был начальником штаба дивизии, затем работал в штабе 3-й армии Западного фронта. В 1934 году закончил Военную академию имени М. В. Фрунзе. Перед Великой Отечественной войной занимал должность начальника штаба округа. До Южного фронта командовал 57-й армией.
И только когда я уже собрался уходить, Федор Иванович, пожимая мне руку, сказал:
- Быстрее знакомьтесь с людьми и вникайте в суть дела.
Первое время командующий строго контролировал все мои действия. Это даже вызывало досаду. Но вскоре мне была предоставлена полная самостоятельность. Мы настолько сработались, что стали понимать друг друга с полуслова.
Я глубоко уважал Федора Ивановича Он отвечал мне тем же, а самое главное, стал доверять во всем. Иначе я и не представлял себе свое положение. Командующий должен верить в своего начальника штаба, как в самого себя. Без этого работать нельзя. Начальник штаба - это не просто исполнитель. Он - один из самых близких помощников командующего, и непременно с творческим складом ума и характера. Со своим аппаратом на основе общего замысла командующего начальник штаба обдумывает все детали дела и готовит мотивированные предложения. С помощью его осуществляется контроль за исполнением приказов и обеспечивается управление войсками. Штаб можно сравнить с центральной нервной системой человека. И Федор Иванович Толбухин понимал это очень хорошо.
Очень добрые отношения сразу же установились у меня с членом Военного совета К. А. Гуровым. Это был типично русский человек - добродушный и волевой, терпеливый и настойчивый. Плотно сложенный, хорошо физически развитый, он страдал, однако, тяжелым недугом: у него пошаливало сердце. Видимо, давала себя знать напряженная работа в период обороны Сталинграда... Уже при первой встрече я рассказал ему, как, будучи на Брянском фронте, следили мы, затаив дыхание, за героическими действиями 62-й армии, оставшейся в осажденном Сталинграде, и с каким уважением произносились тогда имена ее командующего В. И. Чуйкова и члена Военного совета - К. А. Гурова. Кузьма Акимович смущенно улыбнулся, провел по стриженой голове ладонью и ответил:
- Да, служба в шестьдесят второй армии вместе с Василием Ивановичем Чуйковым является лучшим периодом в моей жизни и не забудется никогда. Но это уже прошлое, а мы обязаны побольше смотреть вперед - в будущее.
И он действительно умел смотреть в будущее. Но еще лучше черные глаза Гурова заглядывали в душу человека. Любого, с кем ему приходилось беседовать! А беседовал он со многими. Все дела Кузьма Акимович начинал с людей. Сначала познакомится с человеком, а потом уж с его делами. Этот правильный, партийный подход я всегда вспоминаю, когда вижу, как некоторые начальники за хорошими делами подчас не замечают их творцов.
Я с чувством глубокого уважения пишу об этом замечательном во всех отношениях коммунисте. Мне лично он оказал исключительно большую помощь в работе - и советом, и делом, и тем, что мог зажигать сердца людей, настраивать их на решение больших задач в самых сложных условиях!
К глубокому сожалению, нам с ним пришлось поработать немного. Надорванное здоровье Кузьмы Акимовича не выдержало постоянного напряжения. Он скоропостижно скончался на боевом посту в сентябре 1943 года, когда войска Южного фронта вели ожесточенные бой на реке Молочная, и был похоронен на Центральной площади в городе Сталине...
Под стать Гурову был и начальник политического управления фронта Михаил Михайлович Пронин Это тоже человек богатой души, ума и благородства, чудесный организатор. У нас в штабе не было работника, который не уважал бы генерала Пронина за его чуткость, принципиальность, справедливость и человеческую теплоту. Он отличался каким-то особенным, я бы сказал профессиональным политическим чутьем - умел распознать людей с первого взгляда, а важные события угадывать задолго до их развития. До сего времени я глубоко благодарен этому скромному и проницательному партийному руководителю за все хорошее, что он сделал для меня в моей. службе. А сделал он многое. Политуправление и штаб фронта работали всегда дружно, согласованно и потому плодотворно.
Хорошая память осталась у меня и о многих других товарищах по Южному фронту. Часть из них поныне продолжает свою плодотворную деятельность в Вооруженных Силах, а некоторых уже нет в живых.
В 1954 году умер известный артиллерист, генерал-полковник Семен Александрович Краснопевцев, бывший командующий артиллерией Южного фронта. Я знал его еще в то время, когда учился в академии. Он преподавал нам курс артиллерии и по праву считался большим мастером своего дела.
В период совместной службы на Южном фронте мне довелось еще раз убедиться в этом, а также в изумительной храбрости Семена Александровича. Но не любил он по-настоящему заниматься штабными делами, вникать в документы. Помнится, спрашиваю я его однажды:
- Как у вас планируется артиллерийское наступление?
Он только плечами пожал:
- Там, в штабе, что-то делается. Вам доложит начальник штаба артиллерии, а я, прошу извинить, тороплюсь в войска...
Ф. И. Толбухин не раз сетовал:
- Что это у нас за командующий артиллерией? Уедет в полки, да еще в противотанковые, и живет там днями. Когда бы его ни вызывал, все нет на месте. Такая непоседливость для начальника артиллерии фронта не всегда уместна.
По-своему оригинален был командующий 8-й воздушной армией Т. Т. Хрюкин. Лет ему было чуть больше тридцати, и мы в шутку называли его комсомольцем. Хрюкину это не нравилось.
- Ну, как у вас, комсомолец, дела? - обратился к нему однажды один из генералов, значительно выше его по званию.
- Я член партии и командующий армией, а комсомольцем был несколько лет назад, - резко ответил Хрюкин. - Если вам не нравится мой теперешний возраст, давайте встретимся и поговорим лет через десяток...
Но через десяток лет его уже не было в живых. Замечательный летчик и талантливый авиационный генерал, дважды Герой Советского Союза Т. Т. Хрюкин умер в расцвете сил в 1951 году.
Из начальников штаба воздушной армии, которых на моей памяти сменилось несколько, больше всего запомнился генерал И. М. Белов. Он отличался своими организаторскими способностями и исключительно ревностным отношением к службе. При нем я был всегда уверен, что всё приказания, отданные авиации, будут выполнены точно и в срок.
Не могу не помянуть здесь добрым словом и нашего начальника тыла генерала Н. П. Анисимова. На войне, как и всегда, люди хотят есть, нуждаются в одежде, в обуви. Кроме того, солдату там каждый день нужны патроны, для орудий требуются снаряды, для машин - горючее. И все это исчисляется не тоннами, а часто сотнями тысяч тонн! Суточная норма продовольствия для фронта равна объему продуктов, потребляемых населением крупного города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38