Несмотря на весь маскарад, они его все-таки заподозрили. Да, даже такому блестящему
криминальному таланту, как Тоуд, нелегко было обвести вокруг пальца самого почетного комиссара полиции и самого полномочного судью.
— Что же мне делать? — мрачно спросил Тоуд. — Я в отчаянном положении.
— Вы слишком скромны, сэр.
С этим Тоуд не мог не согласиться, но в данный момент трудности — отчаянные, почти непреодолимые трудности — состояли в другом. Собравшись с мыслями, он решил начать организованное, продуманное наступление.
— Голубчик, — вкрадчивым голосом обратился он к дворецкому, — я человек небогатый, но, если вы поможете мне смыться отсюда по-тихому, я бы мог отблагодарить вас ну, скажем, флорином-другим…
— Парой флоринов, сэр? — Респектабельный и вышколенный Прендергаст не придумал ничего другого, кроме как ошарашенно переспросить Тоуда.
— Ну тремя, хотя это уже и расточительство.
— Тремя, сэр?
— А ты крепкий орешек. Бесчувственный и бессердечный вымогатель, пользующийся своим положением. Ладно, золотая гинея тебя устроит? На большее можешь не рассчитывать.
Дворецкий, чуть заметно улыбнувшись, покачал головой:
— Я вас прекрасно понимаю, сэр, но, к сожалению, вынужден отклонить ваше предложение. Ваша скромность более чем похвальна, особенно учитывая ваши немалые достижения, но Англия должна знать своих героев, а лично вы должны принять полагающееся бремя славы достойно и не манерничая.
— Пошел вон, болван! Много на себя берешь! — завопил на дворецкого Тоуд, топая ногами. — Он еще будет тут советовать, как мне себя вести. Вон отсюда!
Дворецкий повиновался, не преминув все же заметить с порога:
— Его светлость, я полагаю, будет настаивать на встрече с вами, чтобы обсудить детали предстоящего торжественного банкета.
Выпроводив дворецкого, Тоуд занялся нелегким делом подготовки побега. Открыть одно из огромных окон, как он давно уже убедился, было ему не по силам. Этот путь оказывался для него отрезанным. В коридорах то и дело появлялись почтительные и внимательные слуги, служанки, горничные и уборщицы. Проскочить незамеченным между всеми ними едва ли удастся. Время шло, и Тоуд стал склоняться к мысли, что в запасе у него остался, пожалуй, всего-навсего еще один роскошный завтрак с портвейном и кофе, которому суждено стать последним сладостным воспоминанием из тех, что ему предстоит унести с собой в подземелье Замка.
Погруженный в эти печальные размышления, Тоуд рассеянно смотрел в окно, и вдруг его взгляд зацепился за силуэт того человека, который…
— …который может не только предоставить мне способ безопасного исчезновения, но и одолжить маскировочный костюм, подобающий случаю! — радостно потер ладони Тоуд. — Но… он уходит! Нужно что-то делать… Немедленно…
Недолго думая Тоуд схватил лежавший на журнальном столике свежий номер «Тайме», скомкал газету и засунул этот ворох бумаги в каминную трубу. Разумеется, камин ответил на это черными клубами дыма, повалившими в комнату.
Задыхаясь и кашляя, Тоуд подбежал к двери и позвал на помощь, которая не замедлила явиться.
Ему пришлось лишь молча ткнуть пальцем в сторону дымящего камина, и тотчас же по коридорам эхом пронесся клич прислуги:
— Трубочиста! Вернуть трубочиста! Немедленно прислать его в спальню для особо почетных гостей.
«Просто и гениально!» — усмехнулся про себя Тоуд, залезая под одеяло и демонстративно чихая.
Не прошло и минуты, как трубочист, уже отработавший свое где-то в других частях поместья и собиравшийся домой, был доставлен — угрюмый и перемазанный сажей — в комнату Тоуда. Вместе с трубочистом в спальню ввалилось множество слуг, дворников и садовников. Всех их Тоуд поспешил выставить вон, пояснив, что многочисленное общество в данный момент отрицательно сказывается на его здоровье и настроении.
Трубочист подождал, пока утихнет шум, а затем мрачно посмотрел сначала на Тоуда, потом на камин и снова на Тоуда.
— Плохо дело, очень плохо, — не меняя похоронного выражения лица, прокомментировал ситуацию трубочист. — Совсем забилась труба, совсем забилась. Тут работа серьезная. Пенсов на шесть сверх установленного, ваше…ство.
«Этот болван принимает меня за его светлость, — сообразил Тоуд, — или за одного из этих. Да, похоже, парень-то не просто трубочист, а глупый трубочист! Что ж, тем лучше для меня».
Не глядя больше на Тоуда, который по-прежнему лежал под одеялом, время от времени демонстративно покашливая, трубочист довольно быстро и сноровисто приступил к делу. Прежде всего он извлек из своей объемистой сумки какие-то гибкие палочки и большие куски ткани. Буркнув что-то вроде «С вашего позволителъства» , он взял с туалетного столика кувшин с водой и залил огонь в камине. Затем, установив свои палочки в разных углах топки, он сумел соорудить из них некую конструкцию, на которую натянул большой холщовый мешок. Теперь все, что могло выпасть из трубы, не испачкало бы комнату и не засорило топку, но было бы поймано в складки объемистого мешка.
— Меньше грязи будет, когда закончим, — пояснил трубочист и добавил, чтобы сделать свою мысль понятнее: — Внутри и снаружи. Я вообще чистоту люблю. Точно. Меня здесь все в округе знают. Потому и зовут на работу: знают, что я чистюля.
В этом Тоуд позволил себе усомниться: таких грязных и неопрятных трубочистов (даже трубочистов!) он еще не видел.
— Не возражаете, если я посмотрю, как вы работаете? — спросил Тоуд. — Обожаю наблюдать за настоящими мастерами своего дела.
— А что, это можно, — кивнул трубочист, как раз просовывавший щетку на длинной рукоятке в отверстие посредине мешка. — Почту за честь, — добавил он.
Тоуд подошел ближе и, выждав минуту-Другую, осведомился:
— Пыльная работа. Наверное, от этой сажи в горле все пересыхает?
— Это точно, просто ужас как пересыхает, — опять кивнул трубочист, насаживая на рукоятку щетки дополнительный удлинитель. — Я вам, сэр, вот что скажу: я хоть по природе и не пьяница, но, честно говоря, каждый вечер выпиваю кой-чего — так, просто чтобы горло промочить…
Тоуд бросил взгляд на бутылку роскошного крепкого вина, оставшуюся у него на столике со вчерашнего дня.
— Наверное, обычно дело ограничивается дешевым пивом? — полуутвердительно заметил Тоуд, направляясь к бутылке.
— А что, нам, простым людям, много и не надо. Пиво — самое то, — облизнулся трубочист.
— А как насчет хорошего вина из погребов его светлости? — хитро подмигнув, спросил Тоуд. — Не выпьешь ли стаканчик за мое здоровье?
— Ну, если вы так настаиваете, сэр… я, конечно, не могу отказать вам в вашей просьбе — ну насчет здоровья-то вашего. И если вы еще и не скажете никому…
— Я? Да ни за что! — Глаза Тоуда оскорбленно загорелись.
Видя, что дело верное, трубочист не стал больше отказываться. Крепкое вино, в свою очередь выпитое после рабочего дня, да на пустой желудок, не замедлило оказать свое действие. К тому же Тоуд, не жадничая, тотчас же одарил трубочиста еще одним бокалом хозяйского вина. Только что почтенный мастер своего дела, известный на всю округу чистюля трубочист, собирался выполнить порученное ему дело — и вот он уже бессильно сидел на полу рядом с камином, не в силах думать ни о чем, кроме остававшегося еще в бутылке вина.
— Друг мой, — подливая трубочисту в бокал, обратился к нему Тоуд, — сдается мне, что ты несколько утомился. Допивай вино, и давай я тебе помогу перебраться на кровать. Вздремни немножко, а там со свежими силами…
Дальше развивать свою мысль Тоуду не потребовалось. Не прошло и минуты, как трубочист захрапел, развалившись прямо в сапогах на белоснежном белье под шелковым балдахином. Тоуд, не теряя времени, сменил свой пилотский наряд на грязное, рваное одеяние трубочиста, дополнив гардероб его перепачканным сажей красным шарфом. Аккуратно собрав и сложив в сумку все инструменты и приспособления для чистки труб, он в целях маскировки вымазал лицо сажей и вышел из спальни.
— Эй, трубочист, закончил? — окликнули его из коридора.
— Все в лучшем виде, ваше…ство, — ответил Тоуд, стараясь копировать простонародный выговор трубочиста. — Пришлось поработать, я вам скажу. Изрядно все закоптилось. А этот… который там был, он попросил не входить к нему, пока он сам не позовет.
— Пошли за мной, я тебе покажу, как выйти через черный ход, — сказал слуга.
Тоуд бросил взгляд на изящно уходящий вниз полукруг парадной лестницы. Лестницы, по которой он так хотел бы сойти при всем параде, опираясь на отполированные до зеркального блеска медные перила, под восхищенными взглядами собравшихся в гостиной…
— Прошу прощения, ваше…ство, — заявил вдруг он, — но мне нужно бы проверить дымоходы в главной приемной и в банкетном зале.
Слуга не нашелся что ответить и молча проводил Тоуда вниз по парадной лестнице, вдоль которой висели написанные маслом фамильные портреты (все — в полный рост), а между ними — на коврах — старинные мечи, сабли и кинжалы, чередующиеся с впечатляющими, рогатыми и клыкастыми, головами-чучелами охотничьих трофеев.
Лестница плавно повернула за угол, и тут Тоуду стало не по себе. Там, внизу, глядя прямо на лестницу, стояла группа людей; от одного вида кое-кого из них сердце Тоуда перестало биться и подобралось неподвижным комком к самому горлу, не давая дышать. Среди них был и сам председатель суда магистрата, ныне — судья Самого Высочайшего суда, приговоривший некогда беднягу Тоуда к двадцати годам каторги. Рядом с ним стоял полицейский, лично арестовавший Тоуда, теперь — целый комиссар полиции. А еще там были…
Тоуд взял себя в лапы и с самым непринужденным и отсутствующим видом прошел мимо ничего не подозревающего противника. Слуга вывел его через боковую дверь в одно из бесчисленных хозяйственных помещений огромного дома.
Нервотрепка на этом не закончилась: прямо за дверью Тоуд нос к носу столкнулся с дворецким Прендергастом.
— А, ваше почтенное… мм…ство, — обратился к дворецкому Тоуд. — Премного признателен за предоставленную возможность прочистить трубу в комнате той важной птицы, которой так досаждал дымящий камин.
— Шиллинг — на чай, — явно поверив маскировке, сообщил Прендергаст, доставая монету.
— Вы очень щедры, сэр, — снимая шапку, произнес Тоуд.
Тут в доме начался какой-то переполох. Послышались тревожные голоса слуг и служанок, затопали по коридорам чьи-то ноги, даже из парадного зала донеслись взволнованные голоса.
— Он спускается! — крикнул кто-то из слуг.
— Уже идет! — донеслось с другой стороны.
Кто? — забыв об опасности, заинтересовался Тоуд.
— Как кто? Великий аэронавт! — пояснила ему пробегавшая мимо горничная и добавила уже через плечо: — Величайший из всех знаменитых! Храбрейший и благороднейший! Он рисковал своей жизнью, но спас Город от падения самолета прямо на дома и улицы! Посмотреть бы на него хоть одним глазком!
Тоуд понял, что про него — в его новом обличье — все забыли. Это навело его на рискованную, но очень уж заманчивую мысль. Терзаемый мрачными подозрениями, он все же позволил общему людскому водовороту увлечь себя и последовал за убегающей служанкой.
Вскоре он оказался в толпе слуг, сгрудившихся у двери, через которую он только что покинул парадный зал. То, что ему удалось разглядеть через спины и головы стоявших впереди, оказалось грустным и даже болезненно ужасным зрелищем.
Там, на сверкающей парадной лестнице, поддерживаемый с одной стороны дворецким, а с другой — одним из слуг, появился, спотыкаясь и пошатываясь, пьяный трубочист, облаченный в еще совсем недавно принадлежавшее Тоуду летное обмундирование и снаряжение.
— Не сказала бы, что он красавчик, — прошептала одна из кухарок.
— Но ведь… — начал было Тоуд и осекся.
— Ну и рожа! — присвистнул поваренок. — Подумать только — этот урод жрал картошку, которую я мыл и помогал чистить!
— Но… — снова запротестовал Тоуд.
— Если он посмотрит на меня — мне станет плохо и я упаду в обморок или даже хуже, — заявила горничная и для пущей убедительности вцепилась в рукав Тоуда.
— Но ведь это я… — Тоуд был не в силах дольше выносить эту пытку.
Подумать только, слава, почести и овации, которые по праву принадлежали ему, достались ни за что этому жалкому шатающемуся пьянице трубочисту, оказавшемуся дерзким самозванцем. Его, это ничтожество, приветствовали сейчас аплодисментами знатнейшие люди графства, не последние в стране.
— Я должен быть на твоем месте! — не выдержав, завопил Тоуд, голос которого тотчас же утонул в поднявшемся шуме, — как-никак «великий аэронавт» сумел-таки добраться до нижней ступеньки.
И все же, может быть к счастью, кое-кто расслышал странные крики, донесшиеся из комнаты слуг. Его честь господин судья и его превосходительство господин комиссар почти одновременно обернулись и посмотрели… Тоуду, уже готовому ворваться в зал и потребовать справедливого перераспределения почестей, показалось, что посмотрели они прямо на него. Под этими ледяными бессердечными взглядами он замер, ожидая всех земных кар. А затем к этим несчастьям добавились и кары небесные, которые пообещал ему третий страшный взгляд: прямо на него (как ему показалось) уставился его светлость господин епископ.
Тут слуги, чуть не сбив Тоуда с ног, хлынули в парадный зал, что, быть может, спасло его от немедленного разоблачения. Лжеавиатор скрылся из виду за спинами восторженных обожателей, а несчастный, сокрушенный горем Тоуд направился к черному ходу. Согбенный, с трясущимися лапами и дрожащими губами, развенчанный герой пробрался через кухню, пересек комнату для мытья посуды, прошел сквозь прачечную, подобрал в прихожей сумку трубочиста и вышел во двор. Свернув за угол конюшни, он обнаружил велосипед трубочиста с привязанными к раме щетками. Не без труда взгромоздившись на столь жалкое средство передвижения, никем не замеченный Тоуд, виляя из стороны в сторону, покатил по длинной подъездной дорожке поместья и дальше, дальше, дальше — в притихший перед зимой Белый Свет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33