https://wodolei.ru/catalog/sushiteli/
Молодые люди обнаружили, что у них есть много общего. Чарлз с большим уважением отозвался о ее покойном отце и посочувствовал ей в связи с болезнью матери. Слово за слово, и Айрис, сама тому немало удивляясь, рассказала молодому человеку о своей беременности и о том отчаянном положении, в котором оказалась.
– Есть очень простое решение твоей проблемы, – весело сказал Чарлз. – Оно заключается в том, что ты просто-напросто выходишь за меня замуж. И мы заживем счастливо и долго.
Ну и шуточки у этого Чарлза! Она посмеялась вместе с ним. Что и говорить, забавная идея! Но затем он рассказал девушке, как ему одиноко и тоскливо жить одному в огромном старинном доме деда. Он ведет бессмысленное существование – ни интересного общения, ни полезных занятий, одни пьяные кутежи да карты. Слушая исповедь Чарлза, Айрис проникалась к нему сочувствием. Посмотреть со стороны – преуспевающий, богатый, беззаботный парень-гуляка, а оказывается, что в действительности это глубоко несчастный человек, не имеющий сил в одиночку противостоять мелким страстям и искушениям.
– По правде говоря, я превратил свою жизнь черт знает во что. Но, слава Богу, я еще неконченый, и, если мне помочь, я сумею начать все заново. Был бы рядом кто-нибудь вроде тебя, я бы справился. Тебе, я знаю, по силам превратить мой огромный пустой дом в домашний очаг.
Айрис же считала идею сумасшедшей и категорически не приняла ее. Однако Чарлз настаивал на своем: их брак обоюдовыгоден, обе стороны разом решат все свои проблемы.
– У тебя есть только то, что ты зарабатываешь. Верно? А что ты будешь делать, когда родится малыш? Тебе решать – согласиться, чтобы его усыновили, или рассчитывать на социальное пособие. Почитай газеты, и ты поймешь, в какой ужасной ситуации ты окажешься одна с ребенком. А о своей матери ты подумала? – продолжал настаивать Чарлз, беспощадно рисуя перед девушкой одну картину мрачнее другой. – Вряд ли миссис Динмор будет в восторге оттого, что придется жить в маленькой тесной квартирке. Еще дай Бог, чтобы ты смогла оплачивать ее. Ты же не желаешь говорить мне имя своего возлюбленного. Твое право. Подозреваю, что ты все еще любишь его. Учти, я не жду, что ты прыгнешь ко мне в постель после того, как мы поженимся, – скептически улыбнулся Чарлз. – Послушай, Айрис, я правда не вижу ни одной серьезной причины, по которой два человека – старых добрых товарища – не могли бы объединиться, чтобы помочь друг другу.
Айрис провела несколько бессонных ночей, ломая голову над тем, как ей поступить. В конце концов, все решило желание семьи иметь крышу над головой. Чарлз явно обрадовался ее согласию выйти за него замуж. Он предложил устроить тихое, скромное бракосочетание в Лондоне затем вернуться в Шилдтон и жить в фамильном особняке Олдфилдов.
Городок полнился противоречивыми слухами. Долговечность брака ставилась многими под сомнение. Но когда родилась Эшлинг, большинство знакомых с одобрением отнеслись к тому, что непутевый гуляка Чарлз наконец остепенился и превратился в добропорядочного отца семейства. Айрис, со своей стороны, была глубоко благодарна Чарлзу, который заботился о ней и ребенке и к тому же был предельно терпелив по отношению к миссис Динмор. После выписки из лечебницы она стала жить вместе с семьей дочери.
– Мне очень нравится твоя мать, хотя порой она бывает хуже младенца, – смеялся Чарлз, вспоминая капризы избалованной женщины. – Я думаю, впереди нас ждет много счастливых лет семейной жизни.
Возможно, все так и было бы, но Эшлинг и года не исполнилось, когда он погиб в автомобильной катастрофе.
После его смерти для Айрис снова наступили трудные времена. Ей пришлось сразу окунуться в серьезные бытовые проблемы. Все время и силы уходили на то, чтобы справиться с финансовыми неурядицами, возникшими в связи с преждевременной смертью мужа. Она каким-то образом все-таки умудрялась держаться на плаву. По злой иронии судьбы Филипп снова появился в ее жизни, когда она, как и в первый раз, могла лишиться дома. Если бы в мире была справедливость, судьба не послала бы повторную встречу с человеком, причинившим ей столько горя и страданий.
Покинув комнату матери, Айрис спустилась с подносом по лестнице. Жизнь никогда не бывает справедливой и легкой, думала она, входя в гостиную. Господи, да была ли та ее любовь действительно любовью? Или она приняла за нее свою мечту? Нереальность ускользающего образа сродни сновидению. Она хорошо помнит лишь свое ощущение: пропало все, и весь мир вдруг превратился в залитое солнечным счастьем сплетение двух прекрасных обнаженных тел. Глупая иллюзия? Как знать...
Если это так, то она с лихвой заплатила за свое безрассудство и глупость. Сколько страданий, сколько сердечной боли! Так что же ей снова теперь платить по старым счетам за свою давнюю прихоть? Филипп вернулся, и она ничего не может сделать, чтобы помешать ему еще раз разбить ее жизнь.
Айрис чувствовала, как к горлу подступает дурнота от нервного напряжения. Она тупо смотрела на тарелку, стоящую перед ней на столе, и вяло водила по ней вилкой, не в состоянии проглотить ни кусочка. Чего не скажешь о Филе. Тот уничтожил большую тарелку супа, сопроводив ее увесистыми ломтями свежего хлеба с маслом. И завершил обед двумя порциями яблочного пирога со сливками.
– Это было великолепно! Мой отец говаривал, что хорошая хозяйка ценнее всех драгоценностей мира.
Айрис начала убирать грязные тарелки со стола.
– Не сомневаюсь, что твой отец пришел к такому афоризму через собственный опыт. Учитывая твое тогдашнее буйное поведение, немудрено, что в доме викария ни одна служанка не выдерживала больше нескольких недель, – попыталась уколоть собеседника Айрис. – Хочешь кофе?
– Да, пожалуйста, – ответил Филипп и, с сожалением покачав головой, добавил: – Ты абсолютно права. Бедный отец. Неужели я был так ужасен?
– Можешь не сомневаться.
Айрис оторвала взгляд от мощной, мускулистой фигуры Филиппа. Она старалась унять нервную дрожь в руках, когда пересыпала в банку свежесмолотый кофе, и, поставив чайник на огонь, язвительно добавила:
– Я вижу, ты ничуть не изменился.
Мужчина медленно поднялся со стула.
– А вот тут ты не права. Ты явно ошибаешься, если думаешь, что я остался все тем же разочарованным в жизни молодым глупцом, который тебе запомнился, – чеканя каждое слово, проговорил он, в голосе слышалась едва ли не угроза. – Уверяю тебя – время не стояло, не стоял на месте и я...
– Видимо, так, – тихо проговорила Айрис. Затем глубоко вздохнула и усилием воли заставила себя повернуться лицом к гостю. – Послушай, почему бы нам не прекратить всю эту болтовню и не перейти прямо к делу? – резко сказала она. – Скажи, зачем тебе потребовались три недели, чтобы снова вернуться в Шилдгон? Что именно тебе нужно от меня?
С минуту Филипп молча смотрел на Айрис, а затем проговорил, пожимая плечами:
– Я не мог вернуться раньше, у меня были незавершенные дела в Америке. Что касается твоего второго вопроса – что мне от тебя надо? – я, если не возражаешь, коснусь его чуть позже. Но сначала хотел бы услышать от тебя ответ на мой вопрос, который с некоторых пор не дает мне покоя.
– Какой вопрос?
– Это, конечно, давняя история. Но мне всегда было интересно, знал ли Чарлз Олдфилд, что ты одновременно встречалась с нами обоими?
Подобной постановки вопроса Айрис никак не ожидала, даже рот приоткрылся от изумления. Уж, казалось бы, подготовила себя к очередному допросу Филиппа, но все мысли лежали в плоскости, связанной с Эш. И вдруг такое заявление! Было от чего прийти в замешательство. Это надо же, встречалась ли она с ним и Чарлзом в одно и то же время? О чем это он?
Филипп смотрел на Айрис, а та, в свою очередь, уставилась на него широко раскрытыми от удивления глазами.
– Это уже не имеет значения, – сказал он, пожимая плечами, – парня нет в живых. Но чего я никак не могу понять, – он остановился на секунду, саркастически скривив рот, – почему параллельно со мной существовал для тебя и Чарлз? Нашла, кого выбрать!
– Тебе он никогда не нравился, правда?
Фил отрицательно покачал головой.
– Не нравился. Тут ты права, – медленно произнес он. – Тем не менее, я был огорчен, услыхав о его трагической гибели. Не скрою, я всегда считал Чарлза Олдфилда испорченным сыночком. Слабой личностью, у которой слишком много денег. Но ты ведь думала иначе?
– Да! Потому что в отличие от тебя я считала Чарлза одним из самых порядочных людей, которых я когда-либо встречала в своей жизни. Возможно, в юности он немного сбился с пути, да и с деньгами не умел обращаться, как следует, но Чарлз по сути своей был прекрасным, добрым и щедрым человеком, который относился ко мне очень хорошо, – добавила она решительно, видя, что Филипп направляется к ней.
Он презрительно рассмеялся.
– Похоже, что ты права и Чарлз действительно был очень добр к тебе. Ты живешь в комфорте, у тебя один из самых больших особняков в округе. Вот сейчас продашь его, станешь еще богаче. Так что Чарлз поистине был добрым малым!
– Как только ты смеешь намекать на то, что я вышла замуж за бедного Чарлза из-за денег! Ты... ты ничего не знаешь о том, как я живу, – выкрикнула Айрис, задыхаясь от бешенства и злости.
Однако ее безжалостный собеседник снова саркастически рассмеялся, демонстративно выказывая свое недоверие к ее словам. От гнева и обиды Айрис потеряла власть над собой. Уже не отдавая отчета в своих действиях, горя одним желанием – согнать с его лица эту презрительную, жестокую ухмылку, – она влепила ему звонкую пощечину.
В кухне повисло тягостное, гробовое молчание. Оно нарушалось лишь прерывистым дыханием Филиппа, который смотрел на разъяренную женщину холодными немигающими глазами.
– Это было глупо с твоей стороны, – сквозь зубы промолвил он.
– Извини. Но ты сам напросился, презрительно отзываясь о человеке, которого не знал, – ответила женщина, напуганная собственной храбростью, пятясь подальше от застывшего от злобы Филиппа.
– Что, правда глаза колет? – сердито сказал он, крепко схватив Айрис за плечи и заглядывая в ее непокорные злые зеленые глаза. – А она состоит в том, – и мы оба знаем об этом, – что ты вела себя как алчная, распутная сука!
– О, Боже мой! – воскликнула женщина. – И от кого я это слышу? «Сначала он любил, потом позабыл». Помнишь свою любимую песенку? – горько произнесла Айрис, безуспешно пытаясь вырваться из сильных мужских рук. – Только в моем случае ты оставил меня с ребенком. Если ты и в самом деле хочешь знать, кто является испорченным, низким, злым, развратным мерзавцем, посмотрись в зеркало!
И снова наступила долгая тишина. Бледный, напряженный, он смотрел на пылающее гневом лицо женщины. Темные брови сошлись на переносице.
– Что ты хочешь сказать?
– Я ничего не собираюсь говорить. Ты, кажется, из тех, кто всегда все знает наперед.
Филипп наклонился вперед, запустив руки в густые волосы Айрис, и медленно, сосредоточенно пропустил через пальцы золотистые пряди.
– Когда-то я думал, что знаю тебя, – тихо проговорил он.
Тело молодой женщины снова напряглось. В голове громко зазвенели колокольчики, предупреждая об опасности. Она отметила странно густой и хриплый голос Филиппа. О Господи! – подумала Айрис с отчаянием. Надо бежать от этого человека, и чем быстрее, тем лучше.
– Мы все совершаем ошибки, – едва слышно сказала она, пытаясь отодвинуться от него.
Однако попытка не удалась. Айрис почувствовала, как его пальцы, все еще остававшиеся в волосах, напряглись и притянули ее голову к сильному мужскому телу.
Изо всех сил бедняга старалась не дать погаснуть в себе возмущению и злости – в них виделось ей опасение. Но вопреки желанию все теребящие душу чувства глохли от вынужденной близости этого несносного мужчины, его силы, волевых движений. Даже резкий запах его одеколона, и тот действовал на нее отупляюще, кружил голову. Она тщетно пыталась избавиться от унизительного чувства своей покорности. Тело пронзила мелкая дрожь возбуждения. Оно возникло в ответ на теплоту, которую излучали сильные, узкие бедра мужчины, прижавшиеся к женскому животу.
Казалось бы, теперь-то уже известно, что Фил – это хладнокровный, бессердечный Казанова с повадками мартовского кота. И, тем не менее, она не в силах была контролировать предательскую слабость, охватившую каждый трепещущий мускул ее тела. Время для Айрис остановилось, когда она почувствовала, как на ее спину легла сильная мужская ладонь. Рука медленно двинулась вдоль позвоночника и остановилась на тонкой талии, крепко сжав стройный стан молодой женщины. Филипп еще плотнее прижал ее к своему мощному, словно вытесанному из камня торсу. Айрис почувствовала, как желудок сжался в комок от наплыва горячих божественных волн. Сердца мужчины и женщины, тесно прижатых друг к другу, бились в унисон.
– Нет! – с трудом выдохнула она, тщетно пытаясь высвободиться из сильных и жарких объятий. Голова Филиппа медленно клонилась вниз, приближаясь к разгоряченному женскому лицу, и вот его требовательные губы встретились с ее полуоткрытым ртом. Поцелуй был так горяч, что вызвал внутри нее мощнейший взрыв вожделения.
Все попытки Айрис сохранить в сознании остатки окружающего реального мира тут же сметались огромными волнами страсти, которые одна за другой накрывали все ее тело. Теперь она чувствовала только лихорадочный, давно не испытываемый голод – жгучую потребность отвечать на ласки бывшего возлюбленного. У Айрис закружилась голова, когда горячий язык Филиппа, преодолев барьер ее губ, с силой вошел внутрь, скользнув по острым, белоснежным зубам. Его руки блуждали по женским бедрам, посылая будоражащие импульсы и без того разгоряченному от желания телу. Фил резким движением прижал нежную, стройную фигурку еще крепче, старясь как бы вдавить ее в свой атлетический торс. Экстаз Айрис, казалось, приблизился к наивысшей точке, из груди вырвался стон наслаждения. Она подняла руки и крепко обхватила ими сильную мужскую шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
– Есть очень простое решение твоей проблемы, – весело сказал Чарлз. – Оно заключается в том, что ты просто-напросто выходишь за меня замуж. И мы заживем счастливо и долго.
Ну и шуточки у этого Чарлза! Она посмеялась вместе с ним. Что и говорить, забавная идея! Но затем он рассказал девушке, как ему одиноко и тоскливо жить одному в огромном старинном доме деда. Он ведет бессмысленное существование – ни интересного общения, ни полезных занятий, одни пьяные кутежи да карты. Слушая исповедь Чарлза, Айрис проникалась к нему сочувствием. Посмотреть со стороны – преуспевающий, богатый, беззаботный парень-гуляка, а оказывается, что в действительности это глубоко несчастный человек, не имеющий сил в одиночку противостоять мелким страстям и искушениям.
– По правде говоря, я превратил свою жизнь черт знает во что. Но, слава Богу, я еще неконченый, и, если мне помочь, я сумею начать все заново. Был бы рядом кто-нибудь вроде тебя, я бы справился. Тебе, я знаю, по силам превратить мой огромный пустой дом в домашний очаг.
Айрис же считала идею сумасшедшей и категорически не приняла ее. Однако Чарлз настаивал на своем: их брак обоюдовыгоден, обе стороны разом решат все свои проблемы.
– У тебя есть только то, что ты зарабатываешь. Верно? А что ты будешь делать, когда родится малыш? Тебе решать – согласиться, чтобы его усыновили, или рассчитывать на социальное пособие. Почитай газеты, и ты поймешь, в какой ужасной ситуации ты окажешься одна с ребенком. А о своей матери ты подумала? – продолжал настаивать Чарлз, беспощадно рисуя перед девушкой одну картину мрачнее другой. – Вряд ли миссис Динмор будет в восторге оттого, что придется жить в маленькой тесной квартирке. Еще дай Бог, чтобы ты смогла оплачивать ее. Ты же не желаешь говорить мне имя своего возлюбленного. Твое право. Подозреваю, что ты все еще любишь его. Учти, я не жду, что ты прыгнешь ко мне в постель после того, как мы поженимся, – скептически улыбнулся Чарлз. – Послушай, Айрис, я правда не вижу ни одной серьезной причины, по которой два человека – старых добрых товарища – не могли бы объединиться, чтобы помочь друг другу.
Айрис провела несколько бессонных ночей, ломая голову над тем, как ей поступить. В конце концов, все решило желание семьи иметь крышу над головой. Чарлз явно обрадовался ее согласию выйти за него замуж. Он предложил устроить тихое, скромное бракосочетание в Лондоне затем вернуться в Шилдтон и жить в фамильном особняке Олдфилдов.
Городок полнился противоречивыми слухами. Долговечность брака ставилась многими под сомнение. Но когда родилась Эшлинг, большинство знакомых с одобрением отнеслись к тому, что непутевый гуляка Чарлз наконец остепенился и превратился в добропорядочного отца семейства. Айрис, со своей стороны, была глубоко благодарна Чарлзу, который заботился о ней и ребенке и к тому же был предельно терпелив по отношению к миссис Динмор. После выписки из лечебницы она стала жить вместе с семьей дочери.
– Мне очень нравится твоя мать, хотя порой она бывает хуже младенца, – смеялся Чарлз, вспоминая капризы избалованной женщины. – Я думаю, впереди нас ждет много счастливых лет семейной жизни.
Возможно, все так и было бы, но Эшлинг и года не исполнилось, когда он погиб в автомобильной катастрофе.
После его смерти для Айрис снова наступили трудные времена. Ей пришлось сразу окунуться в серьезные бытовые проблемы. Все время и силы уходили на то, чтобы справиться с финансовыми неурядицами, возникшими в связи с преждевременной смертью мужа. Она каким-то образом все-таки умудрялась держаться на плаву. По злой иронии судьбы Филипп снова появился в ее жизни, когда она, как и в первый раз, могла лишиться дома. Если бы в мире была справедливость, судьба не послала бы повторную встречу с человеком, причинившим ей столько горя и страданий.
Покинув комнату матери, Айрис спустилась с подносом по лестнице. Жизнь никогда не бывает справедливой и легкой, думала она, входя в гостиную. Господи, да была ли та ее любовь действительно любовью? Или она приняла за нее свою мечту? Нереальность ускользающего образа сродни сновидению. Она хорошо помнит лишь свое ощущение: пропало все, и весь мир вдруг превратился в залитое солнечным счастьем сплетение двух прекрасных обнаженных тел. Глупая иллюзия? Как знать...
Если это так, то она с лихвой заплатила за свое безрассудство и глупость. Сколько страданий, сколько сердечной боли! Так что же ей снова теперь платить по старым счетам за свою давнюю прихоть? Филипп вернулся, и она ничего не может сделать, чтобы помешать ему еще раз разбить ее жизнь.
Айрис чувствовала, как к горлу подступает дурнота от нервного напряжения. Она тупо смотрела на тарелку, стоящую перед ней на столе, и вяло водила по ней вилкой, не в состоянии проглотить ни кусочка. Чего не скажешь о Филе. Тот уничтожил большую тарелку супа, сопроводив ее увесистыми ломтями свежего хлеба с маслом. И завершил обед двумя порциями яблочного пирога со сливками.
– Это было великолепно! Мой отец говаривал, что хорошая хозяйка ценнее всех драгоценностей мира.
Айрис начала убирать грязные тарелки со стола.
– Не сомневаюсь, что твой отец пришел к такому афоризму через собственный опыт. Учитывая твое тогдашнее буйное поведение, немудрено, что в доме викария ни одна служанка не выдерживала больше нескольких недель, – попыталась уколоть собеседника Айрис. – Хочешь кофе?
– Да, пожалуйста, – ответил Филипп и, с сожалением покачав головой, добавил: – Ты абсолютно права. Бедный отец. Неужели я был так ужасен?
– Можешь не сомневаться.
Айрис оторвала взгляд от мощной, мускулистой фигуры Филиппа. Она старалась унять нервную дрожь в руках, когда пересыпала в банку свежесмолотый кофе, и, поставив чайник на огонь, язвительно добавила:
– Я вижу, ты ничуть не изменился.
Мужчина медленно поднялся со стула.
– А вот тут ты не права. Ты явно ошибаешься, если думаешь, что я остался все тем же разочарованным в жизни молодым глупцом, который тебе запомнился, – чеканя каждое слово, проговорил он, в голосе слышалась едва ли не угроза. – Уверяю тебя – время не стояло, не стоял на месте и я...
– Видимо, так, – тихо проговорила Айрис. Затем глубоко вздохнула и усилием воли заставила себя повернуться лицом к гостю. – Послушай, почему бы нам не прекратить всю эту болтовню и не перейти прямо к делу? – резко сказала она. – Скажи, зачем тебе потребовались три недели, чтобы снова вернуться в Шилдгон? Что именно тебе нужно от меня?
С минуту Филипп молча смотрел на Айрис, а затем проговорил, пожимая плечами:
– Я не мог вернуться раньше, у меня были незавершенные дела в Америке. Что касается твоего второго вопроса – что мне от тебя надо? – я, если не возражаешь, коснусь его чуть позже. Но сначала хотел бы услышать от тебя ответ на мой вопрос, который с некоторых пор не дает мне покоя.
– Какой вопрос?
– Это, конечно, давняя история. Но мне всегда было интересно, знал ли Чарлз Олдфилд, что ты одновременно встречалась с нами обоими?
Подобной постановки вопроса Айрис никак не ожидала, даже рот приоткрылся от изумления. Уж, казалось бы, подготовила себя к очередному допросу Филиппа, но все мысли лежали в плоскости, связанной с Эш. И вдруг такое заявление! Было от чего прийти в замешательство. Это надо же, встречалась ли она с ним и Чарлзом в одно и то же время? О чем это он?
Филипп смотрел на Айрис, а та, в свою очередь, уставилась на него широко раскрытыми от удивления глазами.
– Это уже не имеет значения, – сказал он, пожимая плечами, – парня нет в живых. Но чего я никак не могу понять, – он остановился на секунду, саркастически скривив рот, – почему параллельно со мной существовал для тебя и Чарлз? Нашла, кого выбрать!
– Тебе он никогда не нравился, правда?
Фил отрицательно покачал головой.
– Не нравился. Тут ты права, – медленно произнес он. – Тем не менее, я был огорчен, услыхав о его трагической гибели. Не скрою, я всегда считал Чарлза Олдфилда испорченным сыночком. Слабой личностью, у которой слишком много денег. Но ты ведь думала иначе?
– Да! Потому что в отличие от тебя я считала Чарлза одним из самых порядочных людей, которых я когда-либо встречала в своей жизни. Возможно, в юности он немного сбился с пути, да и с деньгами не умел обращаться, как следует, но Чарлз по сути своей был прекрасным, добрым и щедрым человеком, который относился ко мне очень хорошо, – добавила она решительно, видя, что Филипп направляется к ней.
Он презрительно рассмеялся.
– Похоже, что ты права и Чарлз действительно был очень добр к тебе. Ты живешь в комфорте, у тебя один из самых больших особняков в округе. Вот сейчас продашь его, станешь еще богаче. Так что Чарлз поистине был добрым малым!
– Как только ты смеешь намекать на то, что я вышла замуж за бедного Чарлза из-за денег! Ты... ты ничего не знаешь о том, как я живу, – выкрикнула Айрис, задыхаясь от бешенства и злости.
Однако ее безжалостный собеседник снова саркастически рассмеялся, демонстративно выказывая свое недоверие к ее словам. От гнева и обиды Айрис потеряла власть над собой. Уже не отдавая отчета в своих действиях, горя одним желанием – согнать с его лица эту презрительную, жестокую ухмылку, – она влепила ему звонкую пощечину.
В кухне повисло тягостное, гробовое молчание. Оно нарушалось лишь прерывистым дыханием Филиппа, который смотрел на разъяренную женщину холодными немигающими глазами.
– Это было глупо с твоей стороны, – сквозь зубы промолвил он.
– Извини. Но ты сам напросился, презрительно отзываясь о человеке, которого не знал, – ответила женщина, напуганная собственной храбростью, пятясь подальше от застывшего от злобы Филиппа.
– Что, правда глаза колет? – сердито сказал он, крепко схватив Айрис за плечи и заглядывая в ее непокорные злые зеленые глаза. – А она состоит в том, – и мы оба знаем об этом, – что ты вела себя как алчная, распутная сука!
– О, Боже мой! – воскликнула женщина. – И от кого я это слышу? «Сначала он любил, потом позабыл». Помнишь свою любимую песенку? – горько произнесла Айрис, безуспешно пытаясь вырваться из сильных мужских рук. – Только в моем случае ты оставил меня с ребенком. Если ты и в самом деле хочешь знать, кто является испорченным, низким, злым, развратным мерзавцем, посмотрись в зеркало!
И снова наступила долгая тишина. Бледный, напряженный, он смотрел на пылающее гневом лицо женщины. Темные брови сошлись на переносице.
– Что ты хочешь сказать?
– Я ничего не собираюсь говорить. Ты, кажется, из тех, кто всегда все знает наперед.
Филипп наклонился вперед, запустив руки в густые волосы Айрис, и медленно, сосредоточенно пропустил через пальцы золотистые пряди.
– Когда-то я думал, что знаю тебя, – тихо проговорил он.
Тело молодой женщины снова напряглось. В голове громко зазвенели колокольчики, предупреждая об опасности. Она отметила странно густой и хриплый голос Филиппа. О Господи! – подумала Айрис с отчаянием. Надо бежать от этого человека, и чем быстрее, тем лучше.
– Мы все совершаем ошибки, – едва слышно сказала она, пытаясь отодвинуться от него.
Однако попытка не удалась. Айрис почувствовала, как его пальцы, все еще остававшиеся в волосах, напряглись и притянули ее голову к сильному мужскому телу.
Изо всех сил бедняга старалась не дать погаснуть в себе возмущению и злости – в них виделось ей опасение. Но вопреки желанию все теребящие душу чувства глохли от вынужденной близости этого несносного мужчины, его силы, волевых движений. Даже резкий запах его одеколона, и тот действовал на нее отупляюще, кружил голову. Она тщетно пыталась избавиться от унизительного чувства своей покорности. Тело пронзила мелкая дрожь возбуждения. Оно возникло в ответ на теплоту, которую излучали сильные, узкие бедра мужчины, прижавшиеся к женскому животу.
Казалось бы, теперь-то уже известно, что Фил – это хладнокровный, бессердечный Казанова с повадками мартовского кота. И, тем не менее, она не в силах была контролировать предательскую слабость, охватившую каждый трепещущий мускул ее тела. Время для Айрис остановилось, когда она почувствовала, как на ее спину легла сильная мужская ладонь. Рука медленно двинулась вдоль позвоночника и остановилась на тонкой талии, крепко сжав стройный стан молодой женщины. Филипп еще плотнее прижал ее к своему мощному, словно вытесанному из камня торсу. Айрис почувствовала, как желудок сжался в комок от наплыва горячих божественных волн. Сердца мужчины и женщины, тесно прижатых друг к другу, бились в унисон.
– Нет! – с трудом выдохнула она, тщетно пытаясь высвободиться из сильных и жарких объятий. Голова Филиппа медленно клонилась вниз, приближаясь к разгоряченному женскому лицу, и вот его требовательные губы встретились с ее полуоткрытым ртом. Поцелуй был так горяч, что вызвал внутри нее мощнейший взрыв вожделения.
Все попытки Айрис сохранить в сознании остатки окружающего реального мира тут же сметались огромными волнами страсти, которые одна за другой накрывали все ее тело. Теперь она чувствовала только лихорадочный, давно не испытываемый голод – жгучую потребность отвечать на ласки бывшего возлюбленного. У Айрис закружилась голова, когда горячий язык Филиппа, преодолев барьер ее губ, с силой вошел внутрь, скользнув по острым, белоснежным зубам. Его руки блуждали по женским бедрам, посылая будоражащие импульсы и без того разгоряченному от желания телу. Фил резким движением прижал нежную, стройную фигурку еще крепче, старясь как бы вдавить ее в свой атлетический торс. Экстаз Айрис, казалось, приблизился к наивысшей точке, из груди вырвался стон наслаждения. Она подняла руки и крепко обхватила ими сильную мужскую шею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21