Казалось, прошла вечность, прежде чем Филипп оторвал свои губы от лица Айрис и посмотрел на ее пылающие от возбуждения щеки. Она медленно открыла глаза.
С минуту стояла не шевелясь. Затем взглянула на Филиппа в замешательстве. Айрис была ошеломлена и смущена столь скорой его победой над ее дремавшими чувствами. Но когда грубые реалии прорвались через затуманенный страстью разум, молодая женщина с криком ужаса вырвалась из мужских объятий. Пытаясь восстановить прерывистое дыхание, она уставилась на него в полном оцепенении.
Что она делает? Айрис не хватало воздуха, как будто только что пробежала милю. Бедняжка не понимала, что с ней происходит, ее тело все еще продолжало дрожать от сексуального желания.
Она готова была провалиться сквозь землю от стыда. Как можно хотеть мужчину, который так безжалостно бросил ее восемь лет назад, а теперь добивается родительских прав на ее дочь? Она, должно быть, просто сошла с ума. Вот такой редкий случай буйного помешательства.
Лицо Филиппа было напряжено, сквозь загар проступала бледность, а зрачки голубых глаз походили на стальные точки. Он тоже тяжело дышал, но куда быстрее, чем она, сумел взять себя в руки.
– Это было ошибкой, которая больше не повторится, – сказал он, хмурясь. – Рискуя показаться надоедливым, повторяю то, что сказал несколько минут назад: я хочу видеть свою дочь.
– Ничем не могу тебе помочь – ее нет в городе! – ответила Айрис взбешенно.
И тут же побледнела от испуга. Что она наделала! Ведь своим дурацким ответом невольно признала факт отцовства. Какую роковую ошибку она совершила! Если раньше еще теплилась надежда скрыть правду, то сейчас сама же себя выдала с головой!
Ну, как можно быть такой дурой?..
... Со злостью брошенные противни летели в горячую духовку, громко, с силой ударилась дверца печи, Айрис почем зря ругала Фила. Но главное – себя. Ничего не скажешь, вела себя как последняя идиотка.
Она пыталась немного оправдать себя в собственных глазах: поцелуи Фила настолько вывели ее из равновесия, что в тот момент она не смогла бы даже отличить день от ночи. Не говоря уж о том, чтобы достойно выдержать прямой допрос Филиппа. Вот лишь обмолвилась, что его «дочери нет дома», – и конец надеждам исправить положение.
... Как ей захотелось уединиться сию же минуту в своей комнате наверху и дать волю слезам от злости на себя и на него! Но надо было готовить обед для матери, что в данный момент оказалось не самым простым делом. Стоило вспомнить быстрые шаги Фила по выцветшему ковру гостевой комнаты и пристальный взгляд голубых глаз, окидывающий ее фигуру, начинали дрожать руки, колени – кастаньетами стучать друг о друга. Бог ты мой, он хотел ее сломить! Зачем? Как только Айрис увидела вспышку гнева, проступившую через загар кожи, играющие желваки на скулах, жесткое выражение лица, она сразу сдалась сама. Без боя.
– Я говорю правду, не лгу... – Айрис старалась убедить Филиппа, при этом избегая его проницательного, пристального взгляда. – Эшлинг действительно сейчас нет дома.
– Рад, что ты, наконец, решила вести себя разумно. По крайней мере, теперь не придется сражаться с тобой по этому поводу, – сквозь зубы процедил он. – Так, где же моя дочь?
– Она... она в Лондоне с семьей Кемп, – окончательно сдалась Айрис.
Ей пришлось сказать Филу, что Эш вернется домой только завтра. И лишь после этого он милостиво разрешил ей покинуть комнату.
Измотанная напряжением, она прислонилась к теплой печи, стараясь привести в порядок свои растрепанные мысли. Но сил на это не осталось. Женщина не могла отделаться от воспоминаний, до сих пор ощущая чувственные прикосновения Филиппа, его страстные, жадные поцелуи. Мысли о его нежных и в то же время требовательных губах и руках приводили ее в состояние, близкое по силе эротическому наслаждению.
Она подавляла рвущиеся из груди стоны – разбуженное в ней желание боролось с материнским долгом. Айрис страдала оттого, что была не в состоянии помешать Филу увидеться завтра с Эшлинг. А что потом? Неужели он захочет, чтобы девочка узнала, что он – ее отец?
Сердце бедной женщины разрывалось на части, когда она думала, что надежный, прочный мир малышки теперь разлетится вдребезги, а мать не в состоянии помешать этому. Но может быть, она сгущает краски? Вдруг Эшлинг по-иному отнесется к такому повороту своей судьбы? Ведь можно предположить и такое: прожив до сих пор без отца, она, возможно, обрадуется, узнав, что является дочерью такого красивого, преуспевающего человека. К тому же неизвестно откуда появившийся папа способен купить своему ребенку все что ни пожелаешь. Даже пони, о котором Эш безнадежно мечтает последние два года.
Если верить мистеру Рейсу, мистер Бартон еще не женат. Не имея семьи, он вряд ли потащит Эш за собой в Лондон или где там он сейчас живет. Но если даже этот жестокий человек попытается сотворить подобное, закон, она уверена, будет на ее стороне. Ни один судья не пойдет на то, чтобы оторвать ребенка от родной матери. Видимо, она права – заявление Филиппа о желании купить Холл является чистой выдумкой. Но тогда зачем он приехал, для чего искал встреч и чего, собственно, хотел добиться от нее?
Перебрав все варианты, Айрис пришла к единственному, на ее взгляд, правильному заключению: какой бы ни была цель его приезда, сейчас для него важно другое – увидеться с Эшлинг и сказать ей, что она его дочь.
Он думает только о себе, и ему наплевать, как его действия отразятся на ее судьбе. Стыдясь своих консервативных взглядов, она, чем не менее содрогалась при мысли, что будет, когда незаконное рождение малышки станет достоянием сплетников. Едва Айрис представила себе шум, который обязательно поднимается в городе в связи с пикантными скандальными слухами, ей становилось дурно.
– А, вот ты где, – сказал Филипп, бесшумно входя в кухню. Айрис от неожиданности чуть не упала в обморок. – Я-то думаю, куда это хозяйка запропастилась?
– Кухня закрыта для постояльцев, – произнесла она железным тоном.
Молодая женщина обратила внимание, что гость снял пиджак и галстук. На нем сейчас был черный кашемировый джемпер поверх ослепительно белой рубашки с отложным воротником, которая подчеркивала хороший загар и сильные шейные мышцы атлетически сложенного мужчины.
– Это ограничение вряд ли относится ко мне, – заявил он деловым тоном. – Мы, кажется, установили, что я, как ни крути, являюсь членом твоей семьи.
Айрис с изумлением уставилась на Филиппа. Она плотно сжала зубы, чтобы удержаться от грубого ответа на наглое заявление.
Как несправедлива жизнь! Этот ужасный человек давно бы должен был плохо кончить. Но вместо заслуженной кары – тут ее подруга Джун, увы, оказалась права – он получает наследство, становится богатым и великолепно преуспевает в делах. Более того, нынешний ослепительный Фил стал еще более неотразимым, чем прежний.
– Я слышал, ты прекрасно готовишь, – миролюбиво заметил он, быстро окинув взглядом ее изящную фигуру, затем переключил свое любопытство на большую кастрюлю с супом. – Судя по аппетитному запаху, это действительно так, – добавил он с такой очаровательной улыбкой, что у Айрис замерло сердце.
– Убирайся отсюда, мерзавец! – задыхаясь от возмущения, прошептала она и протянула руку за фартуком, который висел у плиты.
– Ты что-то сказала?
– Нет... ничего, – нервно ответила разгневанная женщина, стараясь держаться спиной к мужчине. Ее лицо горело от злости. К тому же она мысленно проклинала свои пальцы, которые никак могли совладать с завязками фартука.
– Что ты предлагаешь на обед своей матери? – поинтересовался навязчивый гость и, подойдя к огромному дубовому буфету, по-хозяйски облокотился на него.
Айрис неопределенно пожала плечами, затем вынула из печи хлеб и положила его на поднос.
– Не понимаю, почему тебя это интересует. Ну, уж если тебе непременно хочется знать, то она ест свежеиспеченный хлеб и картофельный суп. На десерт – яблочный пирог со сливками. Ну, так что – ты одобряешь меню? – не без сарказма заключила она.
– Естественно. Может, у тебя найдется что-нибудь в таком же роде и для меня?
– Что?
– Мне пришлось уехать из Лондона сегодня на рассвете, и до сих пор во рту не было и маковой росинки.
– Ну, уж это ни в какие ворота не лезет! – выкрикнула Айрис. – Сначала ты похищаешь меня средь бела дня, затем являешься в мой дом без приглашения и нападаешь на меня там, наверху, и теперь... – она махнула в воздухе деревянной ложкой, которую держала в руке, – ты настаиваешь еще и на обеде?
– Брось, Айрис, – ухмыльнулся в ответ Филипп. – Тот поцелуй, вряд ли можно считать «нападением». Более того, я был поражен, с какой готовностью ты среагировала на него...
– Неправда! – взорвалась Айрис, покраснев от смущения. – Это произошло от неожиданности.
– Неужели? – с деланным недоверием спросил он, а затем твердо добавил: – Предлагаю нам обоим забыть об этом неудачном эпизоде.
– Хорошо... неплохая мысль, – тихо сказала Айрис. Она разложила столовые приборы на подносе, предназначенном матери, стараясь не встречаться с его взглядом.
– Что касается обеда, я не шутил, – заметил он с обворожительной улыбкой. – Мне действительно очень хочется есть. – И поскольку женщина продолжала упорно молчать, добавил: – Ты ведь не можешь отказать умирающему от голода человеку?
– Думаешь? На твоем месте я не была бы такой самоуверенной. – Прозвучало это не слишком уверенно и не очень умно. Жила себе спокойно, и вдруг является человек, который вознамерился превратить твою жизнь в сущий ад. И все вокруг приобретает иные очертания – житейская драма начинает напоминать фарс.
Невероятно, но Айрис услышала свой собственный ироничный, мрачноватый смех.
– Хорошо. Я накормлю тебя. Но только потому, что считаю: хотя бы один из нас должен вести себя как цивилизованный человек, – холодно сказала она, перед тем как отнести поднос матери.
Люцилла Динмор была в капризном настроении. То она говорила, что не голодна, то в следующую минуту хотела знать, почему ее дочь так медлит с обедом.
Решено однозначно – не стоит говорить матери о том, что Бартон находится в доме. Скрыть правде нетрудно, так как ее спальня и комната для гостей, в которой остановился Фил, находились в разных концах дома. Айрис пришлось пробыть у матери довольно долго, чтобы успокоить ее и поправить сбившуюся постель. А тут еще избалованная дама выразила желание вновь обсудить печальную судьбу дома.
– Если бы дорогой Чарлз был жив, он ни за что бы не допустил продажи Холла, – причитала она, настраиваясь на ссору. – Он был таким добрым, щедрым человеком. Надеюсь, ты понимаешь, как тебе повезло, что ты вышла за него замуж? – добавила она брюзгливым тоном. – Такие мужья – редкость.
– Я знаю, – покорно ответила Айрис, не желая быть втянутой в глупую, бессмысленную перепалку с матерью. Мать съела еще немного супа.
Ворчливое настроение не было характерной чертой миссис Динмор. Дочь понимала: оно вызвано тем, что мать больна, к тому же глубоко расстроена из-за продажи дома. Стоит признать, что последнее примечание матери не лишено здравого смысла. Чарлз и в самом деле оказался необыкновенно добрым и великодушным. Это действительно так, хоть, если говорить правду, она вовсе не мечтала выходить за него замуж тогда, восемь лет назад. Нет, тогда она сходила с ума от любви к Филиппу Бартону...
... Айрис до сих пор отчетливо помнила свой визит к лондонскому гинекологу. Осмотрев пациентку, он подтвердил ее подозрения о беременности. Молодая женщина даже прикрыла глаза, вспомнив, что она пережила в тот момент. Дом семьи Динмор был продан в оплату долгов разорившегося отца. Мать находилась в психиатрической лечебнице. Сама Айрис жила у тетки в мрачном старом лондонском доме. Ей срочно надо было найти какую-нибудь работу, чтобы хоть как-то жить. Девушка считала, что ей повезло: удалось устроиться продавщицей в секцию мужских подарков респектабельного универмага. Правда, на временную работу, но и это была удача.
Работа отвлекала от горьких мыслей. Прошло довольно много времени, прежде чем Айрис вынуждена была смириться с горькой правдой: Фил не собирается возвращаться к ней. Ах, как нелегко было пережить эту щемящую боль и это унижение, как не хотело сознание смириться с мыслью: Фил жестоко и подло обманул ее. Айрис знала, что молодой Бартон пользуется дурной славой. Значит, сама виновата! Да, кроме себя, винить ей некого. А поначалу ведь неопытная, наивная девочка от счастья была на седьмом небе. Айрис дала своему любимому адрес и телефон тетки в Лондоне, где собиралась жить после продажи родительского дома. А вот где поселился в Америке Фил – этого она не знала.
Нерадостный вердикт врача поверг ее в ужас. Куда ей теперь идти, что делать? Проходил день за днем – решение оттягивалось, только множились проблемы. Мысли о них стучали в мозгу молоточками, лишая беднягу покоя и сна. Сказать своей незамужней тетке, что она ждет внебрачного ребенка, Айрис была просто не в состоянии. Не могла и решиться прервать беременность. Казалось, что жила она, повинуясь невидимому автопилоту – машинально двигалась, бездумно выстаивала за прилавком долгие рабочие часы. Симпатичная продавщица профессионально улыбалась покупателям, а мысли в это время были далеко. Как найти выход из создавшейся ситуации? Однажды к прилавку подошел молодой человек и попросил показать запонки и галстук. Подняв глаза, Айрис увидела перед собой лицо давнего знакомого, друга детства.
Чарлз Олдфилд вырос в Шилдтоне. Он был сиротой и воспитывался дедом – богатым землевладельцем. После его кончины мальчика отправили в пансионат. Вернувшись, Чарлз, получивший в наследство Олдфилд Холл и огромное имение, остался жить в городке. Раньше они редко встречались, но теперь, стоя у прилавка, Чарлз, казалось, был рад их встрече. И даже пригласил, причем настойчиво, подругу детства в ресторан.
Полузабытый друг оказался приятным и веселым собеседником. Ему удалось поднять бедной девушке настроение и даже рассмешить ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21