А не помните, какими?– Помню. Были две бумажки по сто фунтов и четыре по сотне, а остальные десятками и пятерками. Я записал номера, он мне сам продиктовал их.– А у вас осталась запись?– Наверное, копия сохранилась. Я списал номера для себя, потому что полковник был страсть как неаккуратен в этих делах и вполне мог потерять свой список.– А почему он взял деньги купюрами?– Ему сказали, что чековая книжка в Сан-Франциско ему вряд ли пригодится, а уж в Доусон-сити вообще будет ни к чему, а там он должен был купить меховую одежду и снаряжение и все, что нужно для рытья и еще много чего.– А почему он решил ехать именно на Клондайк, не знаете?– Один его приятель, янки, хотел там попытать счастья. А мой хозяин всегда любил приключения и никогда не боялся суровых условий и просто загорелся этим планом.– Чэтер, – сказал Фонс очень проникновенно, – вы думаете, полковник Рэннок добрался до Клондайка? А в Доусон-Сити? А до Фриско? И даже в Нью-Йорк?– Бог его знает, сэр! Но думаю, положение скверное.– У меня есть основание полагать, что он не прибыл во Фриско в назначенный срок, чтобы отправиться далее вместе с приятелем, о котором вы говорите, с мистером Бамфордом. Этот Бамфорд и еще один приятель полковника отплыли без него.– Я это знаю, сэр. Один джентльмен, мистер Холдейн, приходил ко мне разузнать о хозяине и говорил о результатах своего запроса.– И это сообщение вас встревожило, Чэтер, да?– Ну, мне, конечно, было не очень приятно это услышать, мистер Фонс. Но мой хозяин – тертый калач. Он мог передумать в последнюю минуту и не поехать туда. И мог опять вернуться к ней.– Он этого не сделал, Чэтер. За это я ручаюсь.– А что вы о ней знаете?– Многое. Она приезжала на вокзал Ватерлоо, чтобы проводить вашего хозяина?– Только не она! Они поссорились еще в Париже, и он ее там оставил одну, пусть, мол, сама добирается домой.– Вы сказали «домой»? Разве у нее есть дом в Лондоне?– Нет, у нее после Эбби Роуд своего дома никогда не было. Она жила в меблированных комнатах возле Чейн Уок до отъезда в Ниццу.– Приличные комнаты?– Да, самолучшие.– И она не провожала хозяина, когда он уезжал в Саутхэмптон на пароходе?– Но он не на пароходе туда уезжал, а накануне борнмутским экспрессом.– В четыре пятьдесят пять?– Да.– Он собирался заночевать в Саутхэмптоне перед отплытием за океан?– Наверное. Он мне не рассказывал о своих планах. Только он мне показался как бы не в себе и все молчал.– Он обещал вам написать из Америки?– Да, и сразу же, как приедет. Хотел мне дать еще одно поручение.– Не знаете, есть ли у полковника Рэннока друзья в Саутхэмптоне?– Сказать точно не могу. Он знался летом с яхтсменами, но в марте таким людям там делать нечего.– Миссис Рэннок встревожена отсутствием писем от сына. Он не писал все эти десять месяцев. Как вы думаете, это обстоятельство должно вызывать тревогу?– Да, мистер Фонс, думаю, что так. Хозяин всегда любил мать, по-своему, конечно. Он мог отобрать у нее последний соверен, у бедной старой леди, когда ему приходилось туго, но он был к ней привязан. По-своему, конечно. Но не думаю, что он заставил бы ее страдать из-за отсутствия писем, если в состоянии был держать перо. Уверен, что он не смог бы так поступить.– Ладно, Чэтер, мы должны прибегнуть к телеграфу и выяснить все, что сможем, в Доусон-Сити. А теперь скажите, что вообще вы думаете о миссис Рэндалл, она же Делмейн? Судя по вашим словам, она стервочка. Как вы думаете, она действительно привязана к полковнику?– Уверен, что она его почитает, на свой лад, конечно. Я – ну, было письмо, которое она ему послала после их самой большой ссоры, они не виделись почти два года. Я не мог удержаться и прочел его. Случайно его подобрал и хочу вам сказать, это письмо лед бы растопило.Но оно пришло как раз тогда, когда полковник вовсю приударял за леди Перивейл, и не обратил на него внимания.– Но потом он вернулся к ней. Не устоял, а?– Да, наверное, так и было, сэр. Но он провел очень много времени с такой неподдающейся особой, как леди Перивейл, так что бойкая и простая женщина, вроде Кейт Делмейн, опять могла привлечь.– А вы не думаете, что она обманывала его? Не думаете, что на самом деле ей нравился тот боксер, как его, между прочим, зовут? Болиско, что ли?– Да, сэр, Джим Болиско. Нет, он ей нисколько и никогда не нравился, этакая грубая скотина, заносчивый урод. Но она знала его с детства, потому что ер родные были из самых низов – отец держал небольшой кабачок по дороге в Бэттерси и не так-то легко женщине отделаться от подобных приятелей. Сэр Хьюберт Уизернси тоже привечал Болиско, и он иногда обедал на Эбби Роуд, а полковник его просто терпеть не мог. Нет, не верю я, что он хоть когда-нибудь хоть чуточку нравился Кейт. Хотя иногда мне казалось, что она его боится. ГЛАВА 16 Разговор с Чэтером встревожил Джона Фонса и поверг его в глубокое раздумье. Имело ли тут место преступление или отсутствие полковника Рэннока – факт, легко объяснимый естественным ходом событий? В конце концов, уверенность матери в том, что с ним случилось что-то недоброе, не была достаточно обоснованной. Если он отправился, как собирался, на Клондайк, то весь образ его жизни, все его привычки неизбежно бы изменились, и человек, который, живя в цивилизованном обществе, аккуратно пишет матери, вполне мог забыть о своем сыновнем долге, оказавшись в обстановке ежедневного тяжелого труда, ежечасных опасностей и надежд, сменяющихся разочарованием, если золота все нет и нет. Трудно сказать, как повел бы себя в новых обстоятельствах такой человек с его прежним опытом и обычным образом жизни. Самый преданный сын мог перестать совсем писать домой. А может быть, доверенное случайному встречному, письмо его легко могло затеряться в пути. И все-таки существовала возможность, что он изменил план и остался в Нью-Йорке или в Сан-Франциско. Он мог избрать и другую часть Дикого Запада для своих приключений, провести, например, весь рыболовный сезон в Канаде или осенью отправиться на охоту в Аллеганские горы и, опять же, его письма в Англию могли потеряться в дороге.Фонс не склонен был подозревать самое худшее на столь шатком основании, как отсутствие писем от путешественника, но было что-то такое в поведении миссис Рэндалл и в выражении ее лица, что возбуждало самые мрачные подозрения и питало сильнейший интерес Фонса к ее поступкам.Если произошло преступление, и она знала об этом, то, наверное, была к нему причастна. И он тщательно стал следить за ней опять, но ни о чем не расспрашивал. Для допроса время еще не приспело. Он не хотел вспугнуть ее и легчайшим намеком на то, что ее подозревают. Слишком важным фактором она была во всей этой таинственной истории.На следующий день после разговора с Чэтером Фонс нанес ей визит и уговорил пойти с ним в театр. Это впервые он проявил признаки уже прочного дружеского отношения, и, хотя она казалась удивленной, тем не менее согласилась: «С радостью выберусь из этой дыры, хоть на несколько часов», – сказала она, нетерпеливо вздохнув, так как в этот самый момент, стоя перед зеркалом, прикалывала меховой ток, который произвел большое впечатление на присяжных.Фонс пригласил ее на музыкальную комедию-фарс, с начала и до конца вызывающую громовой хохот. В ней участвовал самый популярный лондонский комик, который дал полную свободу своему эксцентрическому веселью, и время от времени Фонс поглядывал на лицо своей спутницы, в то время как публика смеялась до упаду. Однако ни разу улыбка не осветила ее мрачное лицо. Да она вряд ли и сознавала, что происходило на сцене, на которую смотрела не отводя глаз с какой-то непреходящей меланхолией. Однажды она удивленно оглянулась вокруг, словно не понимала, почему люди смеются.Известно, что вот так однажды Наполеон смотрел с начала и до конца площадной фарс и ни разу не улыбнулся, но ведь на его плечах лежало бремя империи, жизнь и судьбы миллионов.Этот эксперимент лишь укрепил сомнения Фонса.После спектакля он повел миссис Рэндалл в устричную лавку и угостил ужином, а потом посадил в кэб и отправил обратно на Селберн-стрит. Но как раз в ту минуту, когда он расплатился с кэбменом и отдал ей билет, на ее лице появилась вымученная улыбка.– Благодарю бесконечно за веселый вечер, – сказала она.– Боюсь, он не был для вас очень веселым, миссис Рэндалл. Вам как будто было скучно.– О, но я просто не воспринимаю теперь подобную чепуху. Мне слишком много перепало ее, когда я сама подвизалась на подмостках, и чем смешнее представление, тем больше я начинаю думать о посторонних вещах.– Но вы уж чересчур задумчивы. Смотрите, как бы это не повредило вашей красоте.– И красоты моей больше нет, – ответила она, – а если что и осталось, то мне это безразлично, стань я даже негритянкой или «женщиной со следами былой красоты». Спокойной ночи. Приходите как-нибудь, и если вы еще пригласите меня на трагедию, например, то я, возможно, и рассмеюсь, – прибавила она, помолчав.«За этими словами кроется ужасная горечь», – размышлял Фонс, идя через мост на вокзал Ватерлоо, чтобы успеть на последний поезд в Патни, и, как бы то ни было, не могу я поверить, что она убийца».Следующее утро он провел в своей берлоге на Эссекс-стрит, читая книгу, к которой прибегал довольно часто и которой справедливо гордился, потому что это его любимая женушка составила для него сей Справочник криминальных событий, чтобы ему было удобно и споро работать. Это был тщательно выполненный труд. Она работала над Справочником очень старательно, и он был доведен почти до самого последнего времени. Каждое первое число Фонс отвозил его в Патни и аккуратные ручки миссис Фонс добавляли в него материалы, важные для следовательской работы, которые она вырезала из газет за предшествующий месяц. Доброй помощнице было приятно думать, что она помогает мужу в его профессиональной работе, а удручающее содержание вырезок никогда ее не тревожило.Книга миссис Фонс была величиной в большой печатный лист и переплетена в красный сафьян. Газетные вырезки были аккуратно наклеены заботливыми руками самой леди и со знанием дела классифицированы. На Справочнике была наклейка «Невостребованное», и в нем содержалась запись ужасающих деяний. Здесь были собраны и отчеты следователей по насильственным смертям, и сведения о необъяснимых смертях, которые наводили на мысль о возможном убийстве, и перечень «утопленников», и упоминания о неопознанных трупах, найденных в заброшенных домах, на чердаках гостиниц, в вересковых пустошах и на свалках, одним словом, то была летопись трагических судеб и нераскрытых преступлений.Методично и тщательно Джон Фонс просматривал страницы с газетными наклейками, выделявшимися по цвету на белой бумаге. Он начал с извещений от того самого числа, когда, по слухам, полковник Рэннок уехал из Лондона, и просматривал все дальнейшие материалы, но ничто не привлекло его внимания, пока взгляд не наткнулся на заметку, датированную 30 мая и вырезанную из «Хэнтс Меркьюри», популярной газеты, выходящей два раза в неделю в Саутхэмптоне:
«СТРАННАЯ НАХОДКА В РЕДБРИДЖЕ. «Вчера был сделан запрос в гостинице «Король Джордж» в Редбридже относительно трупа мужчины, найденного рабочими, которые ремонтировали дорогу вдоль реки. Их внимание было привлечено поведением, чаек, которые непрерывно кружили с громким криком над ветхой лодкой, лежавшей килем вверх в прибрежной тине и водорослях, в том месте, где ее каждый день должен затоплять прибой. Доски лодки настолько прогнили, что разваливались в руках рабочих, когда они попытались поднять ее. Хотя она не представляла никакой ценности, тем не менее, была тщательно прикреплена к двум кольям, вбитым у носа и кормы. Колья глубоко ушли в землю, за полосой ила и тины, размываемой приливом. Люди вытащили колья, перевернули остов лодки и нашли труп мужчины, почти полностью затянутый илом. Тело лежало, очевидно, уже долгое время, и даже одежда погибшего почти истлела до неузнаваемости, вследствие чего самый тщательный осмотр не позволил идентифицировать труп, было только установлено, что на пуговицах брюк значится имя известного Вест-эндского портного. Установлено также, что неизвестный был высокого роста и мощного сложения. Осмотр останков врачом показал, что череп на затылке погибшего был проломлен каким-то тяжелым инструментом с одного, неимоверно сильного и жестокого удара. Смерть, очевидно, наступила мгновенно. Дальнейшее расследование было отложено в надежде, что прояснятся другие обстоятельства загадочного происшествия».
Затем в Справочнике следовали другие сообщения, однако новые данные не появлялись. Дело было закончено вердиктом:
«Совершено убийство одним или несколькими убийцами неизвестного человека».«Любопытно» – размышлял Фонс. Прочитав сообщение во второй раз, он с глубочайшим вниманием стал проглядывать Справочник дальше, пока не дошел до последней страницы, где было сообщено еще об одной неизвестной жертве неизвестного убийцы, наклеенное неделю назад. Из всех этих мрачных криминальных заметок только одна: о теле, спрятанном под лодкой, остановила его внимание.Он знал Редбридж и помнил ту деревенскую улицу с рядом домов, стоявших задом к реке, несколько разбросанных на берегу домишек и невзрачную гостиницу и мост. Все остальное пространство занимала болотистая пустошь, поросшая высоким тростником, где водились дикие утки. Он знал, как пустынен этот берег всего на расстоянии в четверть мили от уютных коттеджей и магазинов с освещенными витринами и гостиницей с ее несмолкаемым гомоном и толчеей. Да, этот пустынный берег был удобным для убийцы местом, есть где спрятать жертву, а это было явное убийство, причем убийца подкрался бесшумно сзади к обреченному и нанес удар. И нанесла его сильная рука, готовая крушить насмерть.Этот единственный, – очень сильный и жестокий – удар говорил о том, что убийца силен. Но где и каким образом удар был нанесен, какая связь существовала между предполагаемым отъездом полковника Рэннока из Саутхэмптона и телом, найденным на морском берегу близ Редбриджа, в четырех милях от порта?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25